На щеке пана Печурки заблестела слеза. Он быстро вытер ее ладонью и шепнул:

— Так и надо дураку, читай дальше.

«Моет после себя чашки и тарелки. Я встаю в 7».

Она, видишь ли, в семь!

Я посмотрел на пана Теося с укором.

— Вы уж меня не прерывайте!

— Хорошо, не буду, но нервы и тебе изменят, когда ты прочитаешь немного дальше…

«Муж чистит обувь себе и мне, часто моет посуду, стирает себе носки, любит подмести и натереть пол, вешает занавески после стирки, пришивает себе пуговицы, не выражая недовольства».

— Не выражая? Где уж ему выражать! Времени, холера, не имеет, чтобы выражать. Кончит натирать пол — постирушку начинает, кончит постирушку — петли на чулках поднимает. А его богиня в это время в постели полеживает. Завтрак ей подай, она отругает как следует, что кофе холодный, и встанет, когда придет час идти к парикмахеру.

Вся работа поделена. Когда он стирает цветное белье, она у маникюрши мучается. Когда он гладит электрическим утюгом, она у портнихи — не может решить, какие платья будут модны, длинные или короткие. Когда он готовит овсянку… Нет! Хватит с меня этого!.. Не могу больше об этом думать. Видишь, какую «моду» и какую «практичную жизнь» хотят нам навязать… И такие вещи печатают!.. На это цензуры нет!

Тут пан Печурка ударил кулаком по столу.

— Пан Теось, — удивился я, — вы всегда так умеете держать себя в руках, почему вас так трогает судьба этого мужчины?

— Меня трогает судьба этого пентюха? По мне, он может вместо жены хоть детей на свет производить. Это дело не мое. Но здесь речь идет о дурном примере, об опасности для общества. Если с этим сразу не покончить, завтра ты будешь печь шарлотку и васильки на подушечках вышивать!

До меня уже добрались. Сейчас я тебе объясню, откуда я об этой дамской политике проведал. Два дня тому назад, понимаешь, ни с того ни с сего жена, понимаешь, вручает мне носки, иглу с ниткой, смеется, устраивается у меня на коленях и, вроде будто в шутку, начинает учить меня штопать.

Я посмотрел на нее с удивлением и говорю:

— Юльця, ты, кажется, нездорова. Может, лекарство примешь? — Ну и, конечно, швыряю носки в одпн угол, Юльцю — в другой и иду в город. Вечером опять она, будто ха-ха, хи-хи, заставляет меня стелить постель.

— Нет, — думаю я, — фактически с Юльцей что-то неладно! Беру шляпу и хочу идти к доктору, тогда она признается что и как и показывает мне газету. Вот в этом месте есть о штопке.

«Шутками заговорила я его штопать. Потом объявила ему, что он штопает великолепно, даже лучше меня. На следующий день он завидел меня с носками в руках, пригляделся и сказал: — Может, действительно я это сделаю красивее, а ну-ка, покажи.

И так уж пошло».

Понимаешь! Таким манером она сделала из своего мужа индюка, а теперь еще других женщин агитирует, чтобы они своих мужей в тряпки превращали. Но важнее всего то, что все это липа.

— В чем же вы тут видите липу? В том, что участнице анкеты удалось так подчинить себе мужа?

— Нет, это возможно. Жена Геринга так по морде своего била, что только медали звенели. И жена генерала Куропаткнна тоже. Липа в том, что она будто всего лишь полгода замужем.

— А если это действительно так?

— Если это действительно так, то этот тип уже сегодня должен просить, чтобы его кто-нибудь добил. Надеяться ему не на что!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1949

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Дирекция Польского Радио провела среди своих слушателей анкету. Надо было ответить на вопросы: «Хорошо ли составляются программы или в них чего-нибудь не хватает?» И еще: «Что вам нравится, а что нет?»

Если бы меня спросили, я сказал бы, что, как человек занятой, бываю дома мало и слушаю радио редко, Когда на улице мне предлагают из говорящего горшка, прикрепленного на столбе, прослушать то, что мне не нравится, я всегда могу дать ходу в боковую улицу или вскочить в трамвай.

Дома дело обстоят хуже. Особенно утром, во время так называемой утренней гимнастики. Тут положение просто безвыходное. А Геня чертовски это любит.

Какой-то незнакомый тип в городе Познани лежит себе под одеялом и через громкоговоритель подает команду моей жене, а она по его желанию кувыркается, на руках ходит, делает так называемое приседание и не дает мне спать. А тот, на расстоянии, еще ее подгоняет, чтобы пошевеливалась.

«Быстрей, быстрей», — покрикивает он и, придвинув фортепьяно к своей постели, одной рукой на нем наигрывает популярную мелодию «Влезай кот на плот».

И велит Гене проделывать все более трудные телесные упражнения, того гляди уговорит ее совершить под музыку смертельный прыжок со шкафа на кровать.

До сих пор я все терпел, хотя не раз они с этим типом меня от сна отрывали.

Но теперь Геня стала меня в это дело втягивать. Одни раз я попробовал. Незнакомый тип из города Познани, наверно, в этот день чертовски не выспался, потому что был злой, как большое несчастье, и стал задавать нам дисциплинарные упражнения.

Велел усесться на коврик и развести ноги на ширину плеч. А потом дает команду, чтобы голову совать себе под мышку, сперва под левую, нотой под правую.

Меня дрожь берет, потому что я в одних кальсонах и уселся аккурат на дырку в коврике, а этот фокусник из Познани подушки поправляет, чтобы ему было удобней лежать, и обращает мое внимание на то, что я недостаточно быстро голову из одной подмышки под другую перебрасываю.

Хотел я, разумеется, поскорее с этим покончить, чтобы опять в постель прыгнуть и немножко согреться, но в спешке угодил головой в зеркало бельевого шкафа, так что оно разлетелось на семь частей, а у меня на лбу выскочила шишка с куриное яйцо.

Геня, конечно, впала в черное отчаяние, мол, семь лет нас будут преследовать несчастья, и вторую шишку для пары смастерила у меня на лбу при помощи фаянсового ангелочка, которого мы с нею перед самой войной выиграли в лотерее.

Теперь я решил написать в Польское Радио заявление, чтобы этому типу, что в Познани из кровати над нами командует, заткнули глотку, в противном случае я перестану платить ежемесячную плату за радиоточку.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1946

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Несколько дней назад прочитал я в газете, что скоро последние так называемые неграмотные научатся читать и писать. Осталось их, правда, немного, но еще кое-где попадаются. И теперь с этим пора покончить. Также должны взяться за учебу и те граждане, которые грамоты немного понюхали и на этом успокоились.

Я лично знаю одного такого. Это некий Выскробек. Неграмотным его считать нельзя, потому что он умеет писать, но не все, скорее — очень мало, а почему? Потому что он не закончил учебу.

И что из этого вышло? Получил я как-то письмо, распечатываю и читаю: «У Аллы есть кот», И больше ничего. Меня это удивило. «Какая Алла? — думаю. — Не знаю никакой Аллы, и, таким образом, чёрта мне в ее коте». Смотрю на почтовый штемпель и вижу, что письмо из Паженчева. В Паженчеве я знаю только этого самого Выскробека. «Значит, — думаю, — письмо от него». Начинаю гадать, что это может означать? Болен Выскробек или пьян, почему он прислал мне такое таинственное письмо? Меня так разобрало любопытство, что я решил (а было как раз воскресенье) сесть в поезд и отправиться в Паженчев.

Приезжаю, Выскробек здоров и даже совсем трезв. Тогда я говорю ему:

— Что случилось о этим котом, и кто такая Алла?

Он мне объясняет, что сам точно не знает, потому что знаком с ними только по букварю. На этом коте он как раз закончил свою научную карьеру.

А прислал он мне это письмо на именины в качестве сердечного поздравления, потому что ничего другого писать не умел. Я обругал его как следует и сказал, что он должен немедленно взяться за учебу. Он согласился, что я прав, сказал, что и раньше об этом подумывал, потому что из-за неграмотности у него возникают всякие затруднения.