А эта пожилая пани имеет сестру с собакой. Ну, если бы это была собака! Я уже пятьдесят три года на свете живу, а такую дрянь еще не видел. Все лестницы от первого до последнего этажа ей разукрасить ничего не стоит. Откуда только у нее берется, не знаю.

Этот пан, блондин, холостой, человек тихий, только ему детей то и дело под двери подбрасывают, один раз даже в колясочке на рессорах.

Правда, он всегда выпутывается, а мне работа, то в комиссариат гоняю, то в ясли.

А вот про этого толстого низкого пана я плохого слова не скажу, порядочный квартирант, потому что редко когда дома сидит. Только его выпустят из Павиана, как тут же забирают в Центральную тюрьму, и так почти целый год. Одни говорят, что политикой занимается, а другие — что какие-то там чеки писать любит… Спокойный человек, но только полиция ночью к нему часто-густо звонит, а вставать должен я.

Остальные, само собой, семейство регулярное, только что свои недостатки тоже имеют…

Как нетрудно догадаться, вышеприведенный текст — это не скетч из первого отделения программы «Банды» или «Большого ревю», это жизнь, схваченная в судебном зале. Заканчивается такая сценка обычно либо принудительным выселением, либо примирением сторон. В этой — наступило примирение. Квартиранты сложились и уплатили пану Танценблюму часть задолженности. Домовладелец взял назад свой иск, и все в наилучшем настроении разошлись к своим повседневным занятиям.

⠀ ⠀

⠀ ⠀⠀ ⠀

— Обвиняемый Стул Станислав! — возгласил судья, посмотрев в зал.

Никто, однако, не отозвался, никто не направился с вытянутой физиономией в сторону судейского стола.

Секретарь суда повторил фамилию подсудимого, добавив:

— Дело помер шесть по списку.

Тогда с третьей скамьи встал упитанный шатен с усами а ля Вильгельм II и, удивленно покачивая головой, подошел к судье.

— Вы Стул? Почему сразу не отозвались? Признаете ли вы себя виновным в краже сметаны по жалобе Зенобиуша Кивайки?

Вместо ответа шатен поглядел на судью вытаращенными глазами, после чего схватился за голову, словно опасаясь, что она лопнет. И только минуту спустя выговорил, икая:

— О господи! Что тут делается? Кто это натворил? Это же все перевернуто вверх ногами! Никто ни у кого никакой сметаны не украл, и моя фамилия не Стул. Напротив, у меня из-под жены украли венский плетеный стул.

— Ну, а со сметаной как было?

— А Сметана это именно я и есть. Фамилия у меня такая.

— Как так? Ведь сметана являлась собственностью потерпевшего Зенобиуша Кивайки?

— По какому праву, пан судья, я могу стать собственностью Кивайки, если он у меня стул украл из-под жены? Тут кто-то что-то напутал.

Судья, не в силах понять, о чем идет речь, попросил шатена подробно изложить дело.

— Детально это было так: моя жена Пеляся сидела на стуле перед домом и смотрела перед собой.

— Это как же, прямо на улице?

— У нас на Торговой это принято. Так вот, она сидит и смотрит. В это время является пан Кивайко из нашего дома и начинает с нею разговаривать. Ни с того ни с сего он подымает руки вверх и кричит: «О-о-о-о!»

Моя жена, как особа дамского пола, само собой разумеется, любопытная, подумала, что пан Кивайко ей что-то показывает. Ну, конечно, она встала и стала таращить глаза на небо, но там ничего не было. Она рассердилась и со всех сил уселась обратно… на камни. Потому что стул из-под нее уже украли.

Стул свистнул пан Кивайко. А жена три дня лежала в кровати с компрессом под клеенкой потому, что она отбила себе тыльную часть тела. Поскольку стул был от дюжины и теперь в комплекте недостача, я пошел в комиссариат и все объяснил, а кто там все переиначил, я не знаю.

— По пути в комиссариат вы случайно не завернули в пивную?

— Завернул. Я там искал шурина, чтобы с ним посоветоваться.

Судья счел загадку выясненной. Объяснение пана Сметаны в комиссариате было сделано им в состоянии некоторой туманности. Отсюда и произошла путаница.

Дело было переслано обратно в комиссариат, куда пан Сметана должен был явиться в семь часов утра, по возможности натощак.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1938

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

В переполненное до отказа купе пригородного поезда втиснулся еще один пассажир, на плече у него был странный сверток, напоминавший загнутую с одного конца трубу.

Оригинальная форма обернутого газетами багажа не давала возможности новому пассажиру удобно поместиться в купе, и, пока он пытался установить равновесие, шляпы так и летели с голов его попутчиков.

— Держите, пожалуйста, ваш багаж немного выше!

— Нет уж, пожалуйста, держите его ниже!

Так кричали разные пассажиры в зависимости от их собственного роста.

Несмотря на трудность своего положения, владелец трубы сохранял невозмутимое спокойствие и равновесие, разумеется, в той степени, в какой это позволяли ему винные пары.

Он смотрел затуманенным взглядом в окно и очнулся, только когда поезд миновал станцию Кобылка.

— Нааа-право, налево раасступись! Я тут выхожу, — крикнул он с легкой икотой.

— Вы здесь не выйдете, потому что этот поезд здесь не останавливается, — сказал кто-то со стороны.

— По какому праву не останавливается… если я еду до Кобылки.

— Даже хотя вы и едете до Кобылки, поезд здесь не остановится, потому что он дальнего следования.

— Ну это мы еще посмотрим. Кондуктор! Останови поезд! — обратился подвыпивший пассажир к железнодорожнику, который вошел в купе.

— По какой причине?

— По той причине, что я еду в Кобылку.

— Тогда вам придется пересесть в Тлуще на поезд, идущий в обратную сторону.

— Что? В Тлуще? В какой Тлуще? Останови поезд и поворачивай назад в Кобылку.

— А это по какой причине?

— А по той, что мне некогда, я еду с трубой на свадьбу к братишке… к Метику еду… понимаешь?

— А какое мне до этого дело?

— Должно быть до этого дело, потому что у Метика есть печка, а трубы у него нету и гостей нельзя будет угостить. Я от своей собственной печки трубу с коленом оторвал и везу братику. Ну, давай тяни за тормоз.

Публика в купе прислушивалась к разговору с явным удовольствием. Какой-то тип в белом льняном костюме начал подшучивать:

— Действительно, почему поезд не останавливается, если гражданин должен выйти. Я тоже требую остановить. У меня болит голова, и я хочу сбегать в аптеку за порошками.

В ответ на это раздался общий смех.

Выпивший гражданин грустно смотрел с минуту на окружающих, после чего взял трубу за колено и завопил:

— Ах, вот вы как! Вы из кого дурачка строите? Из старшего дружки, который на братишкину свадьбу едет?

Выпалив это, разозленный пассажир хлопнул своим багажом типа в белом льняном костюме.

И тут произошла штука совсем неожиданная: одетый во все белое тип в одну минуту превратился в настоящего негра в черном костюме.

К сожалению, никто не сумел насладиться этим удивительным явлением, потому что последующие удары трубой по головам окружающих наполнили все купе тучами сажи, густо посылавшейся из потревоженной упаковки.

Поднялся страшный крик и кашель. Ослепленные пассажиры стали выскакивать из купе со скоростью ста километров в час. А когда поезд наконец остановился, виновник скандала промаршировал к полицейскому посту в сопровождении нескольких пострадавших. Издали можно было подумать, что это группа трубочистов спешит после горячей работы к своим домашним очагам.

Составили протокол. «Трубочисты» поехали дальше, а свадебный шафер заснул под арестом, прижав к себе трубу с коленом.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

1939

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Пан Константы Худек, мебельщик, любитель-спортсмен, мечтал заменить Фойка на беговой дорожке.