Защитники коллективного хозяйствования потерпели шумное (хотя и временное) поражение, в чем Бухарин сыграл большую роль, чем кто-либо другой, как и вообще в формировании «антиколхозного настроения» в партии ^{751}. Не все его суждения были решительно негативными. Он утверждал, например, что большевики по-прежнему убеждены, что в сельском хозяйстве, как и в промышленности, «крупные предприятия более выгодны, чем мелкие». И, признавая, что «колхоз — это есть могущественная штука», он нарисовал такую перспективу, при которой бедные и безземельные крестьяне из-за своей нужды будут стихийно тяготеть к коллективному хозяйствованию. Но, добавлял он, даже эти беднейшие прослойки обладают традиционной крестьянской собственнической душой — «старая привычка, унаследованная от дедов и отцов» — которая оказывается помехой для распространения коллективных форм хозяйствования. Поэтому «вряд ли можно думать, что колхозное движение захватит… собою всю широкую массу крестьянской бедноты» ^{752}.

Нельзя было и думать, что такое движение сможет иметь успех в недалеком будущем среди «основной крестьянской массы» Советской России — среднего крестьянства. Это было для Бухарина «арифметически достоверно». Коллективизированное сельское хозяйство было в лучшем случае отдаленной перспективой, возможность его создания зависела от способности добровольных, механизированных, самоокупаемых коллективных хозяйств доказать свое превосходство над частными хозяйствами в соревновании с ними на открытом рынке. Он предостерегал, что было бы ошибкой искусственно создавать коллективные хозяйства; они могут стать «коммунистическими паразитическими учреждениями», существующими за счет государства, которые смогут только укрепить убеждение крестьян в том, что «частное хозяйство — вещь очень хорошая» ^{753}. Изложив очевидные доводы против коллективного хозяйствования, Бухарин отказывается от укоренившихся большевистских представлений: «Коллективные хозяйства — это не главная магистраль, не столбовая дорога, не главный путь, по которому крестьянство пойдет к социализму». Подчеркивая важность своей аргументации, он повторяет это свое заявление почти слово в слово на четырех официальных собраниях в марте и в апреле 1925 г., в том числе и на первой конференции колхозников ^{754}.

Поскольку государственные хозяйства были еще менее привлекательны для крестьянства, заявление Бухарина означало, что социализм в деревне должен будет начинаться «не непосредственно через процесс производства» ^{755}. Если учесть марксистское понимание решающей роли способа производства в формировании общественных отношений, то это было новое утверждение. Каким же тогда образом крестьянство придет к социализму? Бухарин отвечает: посредством «обычной кооперации — закупочной, сбытовой, кредитной». В большой степени бухаринские положения вытекали из ленинской «своеобразной теории „аграрно-кооперативного социализма“, ленинского плана, завещанного нам в качестве директивы, в качестве маршрута…» ^{756}. Хотя после 1921 г. происходила официальная реабилитация кооперативов, они оставались в глазах многих старых большевиков, по существу, капиталистическими институтами. По Бухарину, однако, они были ключом к «некапиталистической эволюции» крестьянства и «столбовой дорогой к социализму» в деревне. Программа Бухарина, как он постоянно указывал, начиная с 1924 г. делала «ставку на кооперацию» ^{757}.

Нэп научил, что нужно найти компромисс с частнособственническими интересами крестьян. В этом, согласно Бухарину, было огромное достоинство кооперативов. Они привлекали к себе крестьянина «как мелкого собственника» и давали ему «непосредственные выгоды»:

Преследуя свои частные интересы, крестьянин придет к выводу, что ему выгоднее организовываться в кооперации, чем оставаться вне кооперации, а также он будет поддерживать другие коллективные предприятия, включая коллективную обработку земли ^{758}.

Но сельскохозяйственные кооперативы выполняют также более важную функцию в бухаринской схеме. Своими «бесчисленными нитями связанные с индивидуальными крестьянскими хозяйствами», они служат как бы «организационным мостиком, которым промышленность соединяется с крестьянским сельским хозяйством». Другими словами,

Благодаря своей тесной связи с государственными экономическими органами кооперативные организации через рынок служили средством для «скрепления уз» между централизованной государственной промышленностью и миллионами раздробленных крестьянских хозяйств и способствовали переходу последних на социалистический путь. Используя другую метафору, Бухарин пояснял: «Наш пролетарский пароход, т. е. наша промышленность будет тащить за собой сперва кооперацию, а кооперация, которая будет являться более тяжелой баржой, чем этот пароход, будет тащить за собой на миллионах нитей огромнейшую тяжелую баржу всего крестьянства» ^{759}.

Мало кого из большевиков могло серьезно покоробить предположение, что не коллективные хозяйства, а закупочно-сбытовые и кредитные кооперативы могут успешно привлекать крестьян. Так было в большой степени и до революции. Более новым и для многих шокирующим было утверждение Бухарина, что вся «лестница» этих прежде буржуазных (в лучшем случае — мелкобуржуазных) институтов должна будет «врасти в социализм», что их рост «означает непрерывный и систематический рост ячеек будущего социалистического общества» ^{760}. Несмотря на то что он продолжал выражать оптимизм насчет того, что «обычная кооперация» должна будет однажды привести крестьян к коллективной обработке земли, его главным положением было: «Мы придем к социализму через процесс обращения, а не непосредственно через процесс производства, мы придем туда через кооперацию». Это, как позже заявил один критик-сталинист, было «альфой и омегой бухаринского кооперативного плана» ^{761}. Такое положение представлялось спорным не только потому, что с виду оно находилось в противоречии с марксистской мыслью, будто бы игнорируя решающую роль производства, но также и потому, что кооперация вызывала отдаленную ассоциацию с социализмом русских народников и западных марксистских ревизионистов.

Бухарин пытался подозрительное прошлое кооперативов использовать для подкрепления своей аргументации: народники и марксисты, которые обдумывали некапиталистический путь развития сельского хозяйства в рамках теории так называемого аграрно-кооперативного социализма, были поставщиками «реформистской утопии», потому что представляли социалистическую эволюцию кооперации внутри капиталистической системы. Фактически же в этом случае кооперативные организации, существующие бок о бок с капиталистическими банками, промышленностью и зависящие от них и буржуазного государства, «неизбежно попадают под влияние капиталистического хозяйства»; они «постепенно срастаются с хозяйственными организациями капиталистов» и, в конце концов, «сами превращаются в особого рода капиталистические организации». Короче говоря, «они врастают в капитализм». Однако советская кооперация в процессе своего развития функционирует в рамках диктатуры пролетариата; опираясь на социалистическую промышленность и банки, связанная с ними, она неизбежно «станет неотъемлемой частью пролетарского хозяйственного организма». «Независимо от ее воли» она должна «врастать в социализм»: «Крестьянская кооперация будет неизбежно врастать в систему пролетарских хозяйственных органов, точно так же, как в условиях режима буржуазного она врастает с систему органов хозяйства капиталистического». Таким образом, аграрно-кооперативный социализм «станет реальностью при диктатуре пролетариата» ^{762}.