Главной целью Бухарина было ограждение исторического наследия большевизма путем опровержения обвинительного заключения. Он пытался использовать свои показания, данные в зале суда, чтобы сделать свое последнее политическое заявление по двум важнейшим проблемам, стоявшим перед страной, — о войне с Германией и о возрождении террора сталинизма. Обвинение приветствовало его комментарии по первому пункту, так что тут затруднений не было. «По случайным обрывкам действительности,» доходившим до его камеры, Бухарин мог сделать вывод, что кризис в Европе все углубляется, а война подступает все ближе. Поэтому, выступая на суде, он, как и прежде, призвал недовольных советских граждан отбросить пораженческие настроения и защищать Советский Союз как «величайший могучий фактор» борьбы против немецкого фашизма. Выбор между сталинской Россией и нацистской Германией может быть только однозначным ^{1537}.

Но, выступая от имени большевизма и обращаясь к будущим поколениям, Бухарин считал столь же необходимым опровергнуть создаваемый в ходе этого процесса миф о том, что Сталин и сталинизм являются подлинными наследниками и кульминацией революции. Он неоднократно давал понять, что в его терминологии «антисоветский блок», «контрреволюционная организация» или «силы контрреволюции» на самом деле означают старое большевистское движение или партию, а «нелегальная», подстрекательская и «заговорщическая» деятельность — законную оппозицию Сталину или просто неофициальные собрания ^{1538}. Таким образом, ему без труда удалось демонстрировать на протяжении всего процесса, что истинное «историческое значение» сталинской чистки, в которой данный процесс является лишь верхушкой айсберга, заключается в уничтожении большевистской партии — «внутреннем разгроме сил контрреволюции» ^{1539}.

Обрисовать истинные идеалы и программу большевизма было сложнее, потому что Ульрих и Вышинский постоянно прерывали его экскурсы в «идейно-политические установки преступного, право-троцкистского блока» ^{1540}. Тем не менее Бухарину удалось высказаться: «…в отношении экономики — государственный капитализм, хозяйственный мужик-индивидуал, сокращение колхозов, иностранные концессии, уступки монополии внешней торговли и результат — капитализация страны». Вышинский прервал Бухарина, когда тот попытался «раскрыть скобки одной формулы — что такое реставрация капитализма», но значение этой формулы было ясно и так ^{1541}. Лично Бухарин и большевизм в целом стояли за переход к социализму через нэп. Навязанная «сверху» революция, «военно-феодальная эксплуатация крестьянства», с вытекающими из нее последствиями, представляют собой не большевизм или ленинизм, а сталинизм.

В свете всего этого трудно понять, как кто-либо из читавших ежедневные сообщения из зала суда в газетах или стенограмму процесса, опубликованные огромным тиражом на иностранных языках, мог не заметить драматическую борьбу, которую вел Бухарин. Сталин и Вышинский понимали, разумеется, что у него имеется какая-то «система, тактика» и что он пытается придать процессу «свой особый смысл» ^{1542}. Встревоженные и обозленные его «цирковой акробатикой», Вышинский и Ульрих использовали все имевшиеся в их распоряжении средства запугивания, чтобы спасти сценарий, и в одном случае угрожали вообще лишить Бухарина слова, если он не прекратит «придерживаться определенной тактики… прикрываться потоком слов, крючкотворствовать, отступать в область политики, философии, теории и т. д…» ^{1543}.

Сообщения очевидцев убедительно свидетельствуют о том, что Бухарин «сражался за свою репутацию в мире и за свое место в истории». Ему было сорок девять лет, он выглядел постаревшим, небольшая бородка его поседела, и своим обликом и манерами он «странным образом походил на Ленина» ^{1544}. Бухарин обращался с Вышинским с нескрываемым презрением; он «явно наслаждался своей боевитостью» и «находился в непрестанном движении, зачитывая замечания из записей, которые он тщательно вел на протяжении всего процесса», и обрушивая на своих обвинителей «удары блистательной логики и потоки презрения, ошеломлявшие суд». После того как Вышинский суммировал обвинение, изобразив при этом Бухарина «проклятой помесью лисы и свиньи», тот произнес свое последнее слово. Снова сознавшись во всех обвинениях, он затем «пошел крушить их одно за другим; на этот раз его не прерывали, и Вышинский, бессильный ему помешать, сидел на своем месте с неспокойным, смущенным видом и делал вид, что зевает» ^{1545}. Когда Бухарин кончил, американский корреспондент записал:

Тридцать лет спустя американский специалист напишет, что процесс Бухарина, «унизительный во всех отношениях, по справедливости можно назвать его звездным часом» ^{1547}. Бухарин надеялся, что таковым будет и приговор истории; он знал, что суд вынесет другой приговор. С требованием Вышинского, чтобы Бухарина и других расстреляли «как поганых псов», перекликались ежедневные передовицы «Правды» по поводу процесса: «Уничтожив безо всякой пощады шпионов и провокаторов, вредителей и диверсантов, Советская страна еще быстрее пойдет по сталинскому маршруту, еще богаче расцветет социалистическая культура, еще радостнее станет жизнь советского народа» ^{1548}. В соответствии с этим Ульрих, проведя для приличия шесть часов в совещательной комнате, возобновил в половине пятого утра 13 марта судебное заседание и огласил приговор: Бухарин, Рыков и 16 других обвиняемых приговаривались к расстрелу. 15 марта 1938 г. Советское правительство объявило, что приговор приведен в исполнение. По мрачной иронии судьбы сообщение о расстреле Бухарина было отодвинуто на второй план известием о вторжении Гитлера в Австрию тремя днями раньше ^{1549}.

Достоверного описания расстрела Бухарина не существует. Согласно рассказу, ходившему по Москве, «Бухарин и Рыков умерли с проклятьями Сталину на устах. И они умерли стоя, не ползая по полу подвала и не умоляя с рыданьями о пощаде» ^{1550}.

Правдива эта версия или нет, она принесла утешение тем в Советском Союзе и за его пределами, кто оплакивал кончину Бухарина и русского большевизма.

Можно кратко обрисовать, какую репутацию получил после смерти Бухарин в официальном советском обществе. Через пять месяцев после его расстрела вышел новый официальный труд по истории партии и революции, в течение последующих лет известный миллионам читателей по своему подзаголовку — «Краткий курс». Он изображал все развитие Советской России как победоносную борьбу добродетели, персонифицируемой Сталиным, с «бухаринско-троцкистскими шпионами, вредителями, изменниками родины» ^{1551}. Мало кто выжил из тех, кто мог лично засвидетельствовать лживость этой манихейской басни. Ко времени гитлеровского вторжения в 1941 г. большинство старых большевиков (независимо от того, участвовали они в оппозиции или нет), как и их политические сторонники и друзья, были расстреляны или отправлены на смерть в сталинские концлагеря (по имеющимся сведениям, из личных приверженцев Бухарина выжил только один — В. Астров) ^{1552}. Многие советские граждане более старшего возраста знали, разумеется, правду ^{1553}. Однако вплоть до смерти Сталина в 1953 г. террор держал советское общество в состоянии немоты, и слышен был лишь один официальный голос. Имена Бухарина и других первоначальных большевистских вождей были преданы анафеме и произносились публично только в сочетании с проклятьями в адрес «банды врагов народа» ^{1554}.