Стивен Коэн

Нью-Йорк, сентябрь 1988 г.

Эта книга посвящена большевистской революции и одному из ее самых значительных и крупных деятелей Николаю Ивановичу Бухарину.

Она представляет собой прежде всего политическую биографию Бухарина, и, поскольку он был человеком мысли, марксистом-теоретиком, она является также и историей его идейного развития. Необходимость всестороннего изучения этого политического деятеля очевидна, ибо в течение двух десятилетий Бухарин находился в центре бурных событий в истории большевистской партии и Советской России. И тем не менее, поскольку его роль как одного из основателей Советского государства искажена советской историографией, о нем подчас вспоминают лишь как об авторе ряда некогда известных коммунистических пособий и главном обвиняемом на показательных московских процессах в 30-х гг. и их жертве.

Чаще всего умалчивается, какое высокое положение занимал Бухарин — выдающийся деятель первого ленинского революционного руководства, член Политбюро ЦК партии до 1929 г., главный редактор «Правды» и в течение почти десятилетия официальный теоретик советского коммунизма, а также фактический руководитель Коммунистического Интернационала с 1926 по 1929 г.

Его роль особенно усилилась после смерти Ленина — он стал (наряду со Сталиным) одним из двух руководителей партии в период с 1925 по 1928 г., главным создателем ее умеренной внутренней политики, которая должна была привести к эволюционному пути экономической модернизации и социализма; во время роковых событий 1928–1929 гг. он стал лидером антисталинской оппозиции и даже после поражения оставался символом большевистского сопротивления развитию сталинизма в 30-х гг.

Но Бухарин и бухаринизм не лишены значения и в современном коммунистическом мире, где идеи Бухарина о более гармоничном обществе и гуманном социализме находятся после смерти Сталина в стадии возрождения.

Другая цель этой книги — новое исследование большевистской революции и первых, решающих десятилетий советской истории посредством изучения такого явления, как Бухарин. Предпринимая эту попытку, я исходил из пользующейся всеобщим признанием предпосылки, что целое станет более ясным и понятным, если сосредоточить внимание на существенных его частях.

За исключением главы IV (в которой, отступив от хронологического изложения, я рассматриваю дискуссию по знаменитой работе Бухарина о марксистской идеологии «Теория исторического материализма»), я пытался изложить политику и идеи Бухарина на широком фоне политики партии большевиков и советской истории. Я надеюсь, что все недостатки такого подхода при использовании книги как биографии будут возмещены новыми подробностями, которые можно будет в ней почерпнуть.

Конечно, всестороннее изучение Бухарина, основанное на русских материалах ^{10}, приводит к «ревизионизму» как в отношении отдельных проблем, так и более общих путей развития. К тому же Бухарин не только сам играл центральную историческую роль, но и был плодовитым (и часто официальным) комментатором событий своего времени. Как заметил один из историков, «фактически не может существовать ни одного аспекта первых двадцати лет советского эксперимента, который можно было бы исследовать, не обращаясь к взглядам Бухарина» ^{11}. Таким образом, новое изучение большевистской революции через призму взглядов Бухарина поможет расширить наши знания и одновременно пересмотреть понимание главных событий: формирование большевистского радикализма в канун революции, суть партийной политики и политических дискуссий в 20-е гг., темную историю 30-х гг., кульминационным пунктом которой была «великая сталинская чистка» и уничтожение старой большевистской партии.

Я не хочу быть неправильно понятым, но и не хочу затушевывать то, что необходимо подчеркнуть. Эта книга в большой степени основана, и без этого она не могла бы быть написана, на работах трех первоисследователей, чьи труды отражены на страницах книги и чьи имена приведены в примечаниях. Повествуя о Бухарине, я старался осветить широкий круг событий, о которых наши знания остаются неполными.

Кроме того, я рассматриваю эту книгу как вклад в исследования различных ученых, пересматривающих привычную трактовку большевистской истории после смерти Ленина, сводящуюся главным образом к соперничеству Сталина и Троцкого. Многое из написанного ниже убедит читателя, что Бухарин, каким он был в середине 20-х гг., и его союзники больше значили для большевистской партии и большевистской мысли, чем Троцкий и троцкизм. Короче говоря, я хочу показать, что взгляд на Троцкого как «на представителя досталинского и предвестника послесталинского коммунизма» является серьезной ошибкой ^{12}.

Эта проблема тесно связана с изменением установившегося взгляда, что сталинизм был логическим, неизбежным результатом большевистской революции. В настоящее время все большее число советских и западных историков оспаривают этот взгляд. К ним принадлежу и я.

Биограф должен не поддаваться искушению преувеличить значение того, о ком он пишет. Если мне это и не удалось, то я надеюсь все же, что достаточно убедительно доказываю, что большевистская партия была гораздо более неоднородной по своему характеру, чем это обычно представляют, и поэтому результат революции был значительно менее предопределен. Убедить в этом широкого читателя, а исследователей побудить пересмотреть ставшие уже привычными представления кажется мне достаточно полезным.

Читатель должен также знать, что эта книга во многом неполна и в некоторых случаях имеет характер гипотезы как в подаче материала, так и в высказываемых суждениях. Если деятельность и мысль Бухарина вплоть до 1928–1929 гг. в основном отражены в опубликованных материалах, полностью доступных в библиотеках западных стран, то последние годы его жизни, как и все стороны трагической политической истории, одним из действующих лиц которой он был, все еще остаются по большей части неясными. После политического поражения Бухарина в 1929 г. мало достоверного появлялось о нем в советской прессе, а в течение двадцати лет после его ареста в 1937 г. он упоминался лишь как «враг народа».

Хотя ослабление советской исторической цензуры после смерти Сталина в 1953 г. дало много ценной информации о досталинском периоде, тема Бухарина до сих пор остается официально запрещенной и искаженно трактуемой. Даже после того, как (цитирую из биографии Троцкого) «огромный груз клеветы и забвения» — результат двух десятилетий сталинской брани — был отброшен, значительная часть жизни Бухарина все еще остается в тумане; процесс ее реконструкции, как уже было отмечено другими исследователями, иногда напоминает работу палеонтолога. Так, например, мы очень мало знаем о личной жизни и частных высказываниях Бухарина и других старых большевиков, отчасти из-за их обычной сдержанности, когда дело касалось подобных тем, отчасти потому, что их постигла при Сталине общая роковая судьба. Достаточно сказать, что из всех основоположников Советского государства, за исключением Ленина, только один Троцкий оставил подробную автобиографию и не тронутый цензурой личный архив.

Я полагаю, что в этой книге удалось собрать все те материалы о Бухарине, которые сейчас доступны. Тем не менее эта книга, безусловно, не может претендовать на то, чтобы быть последним словом. Когда советские историки получат возможность свободно изучить и описать историю создания Советского государства и деятельность его основоположников, материал этой книги, вероятно, дополнится, а некоторые ее положения потребуют пересмотра.

За всем хорошим, что есть в этой книге, лежит большая и сложная работа, затронувшая многие темы, и немыслимая без великодушной помощи друзей и коллег.