Но была и иная, определявшая положение основной массы населения сторона крепостнической системы в России XVIII в.
Русские крестьяне и работные люди, казаки и горожане селились в Поволжье и Прикамье, на Урале и за Уралом, по соседству с татарскими, мордовскими, удмуртскими, марийскими крестьянами. Трудовая деятельность и жизнь рядом все больше сближали русский и нерусский трудящийся люд. Сближалось и их правовое положение, их место в классовом обществе крепостной России. Ясак, различные повинности в пользу государства (корабельная или лашманская, строительная, подводная, постойная и др.), приписка к заводам и тяжелые заводские работы, захват земель и угодий, полное закрепощение и усиление эксплуатации, различного рода «нестерпимые» поборы, произвол, вымогательства и издевательства властей, раздача части «ясашных крестьян» заводам, монастырям, помещикам — все это делало положение нерусских крестьян едва ли не худшим, чем русских.
Современники писали о татарах, что их жизнь является «жалостным примером нищеты» (Н. П. Рычков), подчеркивали, что чуваши пришли в «большую скудость» (И. Лепехин), а приписанная к поташным заводам мордва влачит нищенское существование, так как получаемого за труд едва хватает на подати и кормить семью не на что. Крестьяне-«инородцы» в своих челобитных жаловались, что пришли в разорение и крайнюю «гибель», в «крайнее изнеможение», а «многие безвестно распропали». К этому следует прибавить насильственную христианизацию чувашей, мари, удмуртов и мордвы. Татары и башкиры имели сильную мусульманскую церковь, и поэтому число «новокрещеных» среди них было невелико, а часть принявших православие татар вернулась снова к исламу. Иное дело — языческие верования других народностей Поволжья и Прикамья. Они не могли устоять против той насильственной христианизации, которая началась в 40-х годах XVIII в., придя на смену политике стимулирования принятия православия путем предоставления «новокрещеным» ряда льгот (подарки, освобождение от рекрутчины, от налогов на три года, от помещиков-нехристиан, работы в корабельных лесах и пр.), и сопровождалась насилиями и грабежом. Основанная в 1740 г. в Казани Контора новокрещеных дел больше рассчитывала на воинские команды, нежели на убедительные речи миссионеров, и деятельность ее носила такой характер и так ожесточила «инородцев», что в 1764 г. ее ликвидировали.
Вот почему в классовой борьбе в России 1725–1773 гг. русский крестьянин и работный человек сражались плечом к плечу с крестьянами и работными людьми — татарами и чувашами, мордвой и мари, удмуртами и мещеряками. Больше того, некоторые крупные волнения и восстания, направленные против помещиков, заводчиков, монастырей и властей, были, по сути дела, выступлениями либо нерусского трудового люда, либо совместными действиями и тех, и других. Так, например, упоминавшееся нами ранее волнение крестьян деревни Маскиной Темниковского уезда, купленных Миляковыми к своему железоделательному заводу, было именно такого рода выступлением, а во главе его стоял «человек мордовской породы» Дмитрий Родионов.
В отличие от мордвы, марийцев, чувашей и удмуртов, у башкир, как и у татар, имелась могущественная феодальная знать (князья, тарханы, баи, муллы), хотя еще сильны были пережитки патриархально-родовых отношений. Росло число туснаков — башкирских бедняков, вынужденных идти в кабалу к феодалам. На своих землях феодальная знать сажала «припущенников» — татар, чувашей, марийцев, мишарей (мещеряков), мордву, русских, выступавших в качестве зависимых и эксплуатируемых бобылей и тептярей.
Растет задолженность башкир своим феодалам, растут и поборы со стороны башкирских старшин и сотников, обман и злоупотребления с их стороны. Возрастают различного рода повинности и поборы: денежные, натуральные, отработки и пр. Сущим бичом для Башкирии являлось строительство заводов, к которым переходили обширные земли, а также грабительские сделки с помещиками и заводчиками на продажу земель, настоящей цены которой башкиры не знали, получая за десятину от 0,1 до 0,01 копейки. «Партикуляция» земель сопровождалась самым бессовестным обманом, спаиванием, надувательством. Вымогательства, насилия, надругательства, грабеж со стороны властей достигли невероятных размеров. Об этом периоде в истории Башкирии, как мы уже упоминали, В. И. Ленин писал: «…„колонизаторы“ сводили корабельные леса и превращали „очищенные“ от „диких“ башкир поля в „пшеничные фабрики“. Это — такой кусочек колониальной политики, который выдержит сравнение с какими угодно подвигами немцев в какой-нибудь Африке»[45].
Широко распространенной формой борьбы нерусских крестьян Поволжья, Прикамья и Приуралья являлось бегство. Бежали в одиночку, семьями, целыми деревнями в Закамье, в Башкирию. В 30-х годах «казанские, симбирские, темниковские и прочих тамошних уездов ясачные татары большая половина в башкиры перешли, к тому же и прочие иноверцы: мордва, чуваши, черемисы, вотяки целыми селами и деревнями туда же перешли».
Росла численность населения Башкирии. На места беглецов селились русские крестьяне. Беглые оказывали упорное сопротивление всяким попыткам вернуть их на старые места. Крестьяне-татары деревень Мордвинкино и Балтасево, принадлежавших помещику-татарину бригадиру Тевкелеву в 1744 г., ушли в лес, поселились по реке Селеуше, откуда стали нападать на владения и усадьбу барина. Воинская команда не смогла арестовать не только всех беглецов, но даже и «атамана» Хабибуллу.
Нередко беглые крестьяне — татары, чуваши, мордва — составляли «разбойные партии», действовавшие так же, как и «разбойные партии» из русских беглецов. В Поволжье отряды беглых, «разбойные партии» по своему составу были многонациональными. Они состояли из русских, татар, чувашей, мордвы. Отряды беглых нападали на помещиков, купцов, заводчиков, чиновников, духовенство, богатых крестьян, русских и нерусских.
В 1744 г. беглые разгромили винокуренный завод, расположенный у чувашских деревень Баишево и Асаново в Симбирском уезде.
Через год «разбойная партия» в 30 человек разгромила дворы двух богатых крестьян чувашей (пуянов) и забрала их имущество.
В марте 1756 г. большой отряд чувашских крестьян «с рогатинами и стрелами на лошадях» ворвался в Алатырь и разгромил магистрат. В том же году в настоящем сражении с отрядом беглых у Козьмодемьянска воинская команда понесла тяжелые потери и отступила.
Повсеместно на востоке Европейской части России вспыхивали восстания крестьян нерусской национальности. Чаще всего восстания крестьян обусловливались ростом налогового бремени и насильственным обращением в православие.
В 1743 г. чувашские крестьяне деревни Кашки-Чурашево Цивильского уезда, вооруженные рогатинами, цепами и дубинами, прогнали «протопопа и цепами били».
«Разбойные» и «дерзновенные нападения» чувашей Чебоксарского, Ядринского, Курмышского, Свияжского, Кокшайского и Козьмодемьянского уездов против духовенства продолжались в течение 1743–1746 гг. Характерно, что православных миссионеров нередко не пускали не только в «некрещеные», но и в «крещеные» чувашские села и деревни. Особенно выделяется выступление чувашских крестьян Чебоксарского уезда, имевшее место в январе 1744 г. Жители многих окрестных деревень во главе с крестьянином Охадером Томеевым ночью вошли в Чебоксары, заняли Архангельскую церковь и ударили в набат. Через несколько дней чуваши всех деревень Чебоксарского уезда, категорически отказавшиеся креститься, избрали челобитчиков во главе с Охадером Томеевым. Челобитчики прибыли в Москву и подали прошение в Сенат, требуя отмены насильственной христианизации и назначения управления из трех лиц: Томеева и двух русских чиновников для управления чувашами и проповедования христианства. Результатом прошения были только новые преследования.
В июле 1768 г. жители села Аликово Курмышского уезда во главе «с новокрещенами» Саваскеем Ормаевым и Торзаем Отласкиным «с дубьем и другими опасными орудиями» прогнали проповедника и сопровождавших его людей.
