Сколько-нибудь серьезных последствий не вызвали и действия многих самозванцев в самой России: Ивана Евдокимова, выдававшего себя за Петра II, многочисленных «Петров Федоровичей»: Николая Колченко, Николая Кретова и др. Но выступления некоторых самозванцев обусловили сильную вспышку классовой борьбы и имели определенное значение в ее развертывании.

В 1732 г. беглый драгун Нарвского полка Ларион Стародубцев, действовавший на Дону, объявил себя сыном Петра I Петром Петровичем. В своих указах и письмах, обращенных к казакам и народу, он призывал к себе «голутвенных людей», «бесприютных бурлаков» и «всю чернь», обещая «постоять» за них и за «старую веру», суля волю и «легкую службу». Выступая против бояр, которым царь «льготы дал», Стародубцев грозил приближением конца их господству. «И льгота им будет во времю». Характерна мысль, высказанная Стародубцевым в одном из писем: царь и бояре выступают сообща против «черни», народа, и их интересы едины. Он писал: «Император совокупно с боярами… и такоже чернь свою разогнал боярам, над ними…боярам власть дал».

Его отряд («ватага») состоял из беглых крестьян и солдат, казаков, однодворцев, бурлаков. Своей целью Стародубцев ставил поход на Москву для свержения «властников» — правящих страной вельмож. Стародубцева предали, пытали в Тайной канцелярии в Москве, казнили, а труп сожгли.

Поблизости, в Тамбовском уезде, действовал отряд связанного со Стародубцевым «царевича Алексея Петровича» — беглого крестьянина Тимофея Труженина.

В 1738 г. в Подесенье выступил новый «царевич Алексей Петрович», работный человек Иван Миницкий. Обещая всем волю, он собрал отряд из крестьян, казаков, работных людей и солдат. Миницкий, солдат Осип Стрелков и другие участники движения были схвачены и подвергнуты мучительной казни.

Таковы были первые в интересующее нас время выступления самозванцев, представлявшие собой своеобразную форму классовой борьбы.

Особого внимания заслуживает выступление самозванного «Петра III» — Богомолова, оставившего большой след и непосредственно связанного с восстанием Пугачева. Выдававший себя за «фурьера Резцова» из Петербурга, Каменщиков («Алтынный глаз») явился руководителем восстания работных людей и, по показаниям пугачевцев, был участником крестьянской войны 1773–1775 гг.

В 1765 г. беглый ландмилицкий солдат из однодворцев Гавриил Кремнев, действовавший в Воронежской губернии в однодворческой среде, объявил себя Петром III. Он обещал освободить однодворцев от «чажолых податей» и рекрутских наборов, заменить подушную подать натуральными поборами, разрешить винокурение, наградить чинами и даже одарить деревнями и крестьянами.

В том же 1765 г. неподалеку, в Изюмской провинции, выступил еще один «Петр III» — беглый солдат Петр Чернышев.

Все эти выступления были кратковременными и локальными, все кончались арестом самозванца.

Характерно, что самозванцы появлялись и пользовались популярностью в определенной социальной среде. Это были в первую очередь однодворцы, потомки «старых служб служилых людей», составлявшие довольно большой процент населения на юге и юго-востоке Европейской России. Служившие ранее, в XVII в., «по прибору» фактически так же, как дворяне, служили «по отечеству», они в своей массе все больше сближались с государственными крестьянами, все более ощущали на себе тяжкую длань крепостнического государства и все чаще сталкивались с перешедшим на них в наступление дворянством. Но недавнее их «служилое» состояние еще было свежо в памяти, и многие из однодворцев еще думали сохранить хотя бы правовой status quo.

Отсюда узость социальной базы их движения. Так, например, ориентировавшийся на однодворцев. Кремнев имел в виду лишь их интересы, проходя мимо чаяний и стремлений крестьян, которыми он даже обещал одаривать своих приверженцев.

Выступления самозванцев и сама идея самозванства возникали и развивались на определенной социальной почве, и их питательной средой, кроме однодворцев, были главным образом рекруты, солдаты, сержанты, капралы, казаки — донские, волжские, исетские и пр. Объяснение этого явления следует искать в том, что эти «служивые» люди, привыкшие к «службе государю», прежде всего были носителями идей наивного монархизма, облекаемых в реальную оболочку действий «правильных», «настоящих», «хороших царей» из своей среды. Не случайно придет пора, и казацкий эпос запечатлеет самозванного царя «Петра Федоровича», тогда как крестьянство и работный люд будут помнить в первую очередь не «Петра Федоровича», а именно Пугачева.

Самозванство в своей основе было хотя и специфическим, но все же проявлением классовой борьбы народных масс против своих угнетателей. Не случайно и последняя в истории крепостной России крестьянская война была также связана с самозванством, ее предводитель был очередным, не первым и не последним, «императором Петром III».

Классовая борьба в России в XVIII в. принимала и такие своеобразные формы, как «богохульство» 60-х годов, от которого ведут свое начало духоборы и молокане. Возникшее вереде тамбовских и воронежских однодворцев, оно охватило впоследствии работных людей и часть низшего духовенства. Несмотря на уродливую, религиозную оболочку, «богохульство» с его отрицанием официальной церкви, суда, рекрутчины, государства, с его осуществляемой на практике идеей общности имущества и братства являлось движением не просто антицерковным, но и антикрепостническим.

Вместе с тем следует отметить, что, в отличие от многих стран средневековой Западной Европы, в которых классовая борьба народных масс, и прежде всего крестьян, принимала религиозную оболочку, в России религиозные мотивы сами по себе не являлись стержнем классовой борьбы.

Русский крестьянин и работный человек, казак и солдат находили союзника не в лице «еретиков», не ревнителей «старой веры», толковавших «от евангелия» и призывавших вернуться к «апостольским временам», к идеям раннего христианства. Этим союзником был трудовой люд нерусских народностей царской России, как православных, так и мусульман, буддистов и язычников.

Классовая борьба крестьян и работных людей Поволжья, Прикамья и Приуралья — татар, мордвы, чувашей, марийцев, удмуртов, мишарей (мещеряков) — по своим формам мало чем отличалась от той борьбы, которую вели русские крестьяне и работные люди. Несколько отличались формы социальной борьбы трудового люда, характерные для башкир, калмыков и казахов, что было обусловлено спецификой их хозяйства и политического устройства. При этом следует иметь в виду чрезвычайно важную особенность классовой борьбы нерусского населения востока и юго-востока европейской части России и прилегающих к ней степей: антифеодальная, антикрепостническая борьба нередко переплеталась с национальной, освободительной. Поэтому часто в освободительной борьбе, особенно в начале рассматриваемого нами периода, в Башкирии на авансцену выступали интересы феодальной или полуфеодальной, полупатриархальной верхушки, выступавшей под национально-реакционными лозунгами. С течением времени характер освободительной борьбы менялся, социальные мотивы начинали играть решающую роль.

Трудящиеся массы коренного населения Поволжья, Прикамья и Приуралья все больше сближались с переселявшимся сюда, быстро растущим и к 60-м годам XVIII в. уже численно превосходившим местное население трудовым русским людом.

Царские власти, чиновники и офицеры, духовенство и купечество, дворяне и заводчики несли татарам и башкирам, чувашам и мордве, удмуртам и марийцам гнет и бесправие, поборы и притеснения, нищету и тяжелые повинности, что нередко сочеталось еще и с насильственным обращением в православие.

В свою очередь «инородческая» верхушка либо обрусевала, пополняя ряды русского дворянства, либо, что наблюдалось гораздо реже, сохраняла верность своему языку, своей культуре и религии и все же вливалась в феодальную знать Российской империи. Так, например, постепенно шел процесс слияния русских и татарских феодалов в Поволжье и рядом с вотчинами Голицыных и Куракиных, Нарышкиных и Бутурлиных, Урусовых и Шереметевых (кстати, татарского и мордовского происхождения) лежали земли татарских феодалов Девлет-Кильдеевых, Еникеевых, Шахмаметовых, Акчуриных и др. Вместе с тем служилые татары и мурзы шли по тому же пути, что и потомки русских «служилых людей старых служб», — однодворцы, некогда несшие «службу государеву» с оружием в руках, как и дворяне и дети боярские, а затем оказавшиеся на положении государственных крестьян. Служилые татары и мурзы, положенные в подушный оклад, стали «ясашными инородцами», и только небольшая часть их, приняв православную веру, избавилась от превращения в одну из категорий государственных крестьян.