Движение шведов на юго-восток продолжалось, и в конце XVI — в начале XVII в. им удалось захватить исконные русские земли на берегах Невы и у побережья Финского залива, овладеть старинными русскими городами — Ямом, Копорьем, Корелой, Орешком, Иван-городом. Важнейшие жизненные артерии России были перерезаны. Шведский король Густав-Адольф писал: «Нева и Нарова могут служить для шведской торговли воротами, которые легко во всякое время запереть для русских. Русские совершенно отрезаны от Балтийского моря, так что они на волны его не могут спустить даже лодки».

С середины XVII в. рост производительных сил России, расширение ее внешней торговли, укрепление дипломатических и культурных связей с Западной Европой заставили ощутить потерю Невы и выхода на Балтику особенно остро. Недаром крупнейший политический деятель XVII в., «ближний боярин» Алексея Михайловича Ордын-Нащокин стремился к отвоеванию у шведов захваченных ими земель, где бились некогда славные новгородцы Александра Невского и ратники Ивана Грозного, земель, которые были естественным продолжением великой России. Но, хотя русские войска во времена Алексея Михайловича вышли на Неву и даже осадили Ригу, однако борьба с Польшей за Украину отвлекала силы России на юг, и поэтому война со Швецией не привела к изменению старых государственных границ.

Сосредоточить все силы Русского государства для борьбы со шведами, для отвоевания прибалтийских земель, для возвращения России берегов Невы и Финского залива — вот, что стало заветным делом Петра. Вот почему он так восхищался Иваном Грозным. Вот почему он благодарно чтил память Александра Невского — победителя шведов на Неве и ливонских рыцарей на Чудском озере. Вернуть утраченные исконно русские земли, выйти к морю, «прорубить окно в Европу» — в этом был смысл Северной войны. Мощной стеной стояла Швеция у берегов Балтики. Петр понял, что он должен и может завершить вековечную борьбу России за потерянные земли, за невские берега, политые потом и кровью русских людей, за земли, экономическое и стратегическое значение которых для России бесконечно велико, за восстановление насильственно разорванных немцами и шведами древних, традиционных связей Руси с ее естественным продолжением — Прибалтикой.

Война была неизбежна.

И вот к концу сентября 1700 г. русские войска подошли к Нарве. Тяжел был их путь, тяжела была осада первоклассной шведской крепости. Из-за бездорожья, болот, осенней распутицы и грязи обозы отстали от войска. Отстали и осадные пушки. Не хватало боевых и съестных припасов, подвод и лошадей.

Несмотря на невероятно трудные условия похода, 20 октября началась бомбардировка города. Но осадных пушек у Петра было мало, а те, что имелись, были плохого качества. Не хватало ядер. Порох был скверный, приходилось класть полуторный заряд, а это нередко кончалось разрывом недоброкачественных тульских пушек, поломкой лафетов, гибелью или ранением «бомбардиров». Вдобавок дело еще осложнилось изменой любимца Петра, капитана бомбардирской роты Гуммерта, перешедшего на сторону шведов.

Плохо обученные русские войска оказались бессильными перед Нарвой.

Настала глубокая осень. Нарва все еще отстреливалась из своих пушек. Носились слухи, что «король датский осилен» и сам шведский король Карл движется к Нарве. Действительно, Карл успел разбить Данию и принудить ее к миру.

В русском войске началось беспокойство. Боярин Шереметев со своей конницей «старого строя» был разбит и отступил от Везенберга. Важные стратегические пути попали в руки шведов. Русские нуждались в боевых припасах, а обозы с ядрами и порохом из-за бездорожья застряли в новгородских болотах. Войско терпело недостаток и в продовольствии. Вскоре слухи о приближении Карла подтвердились. Шведы во главе с королем быстро шли к Нарве.

Поручив командование находившемуся на русской службе герцогу де Кроа, Петр направился в Новгород, чтобы поторопить русские части, двигавшиеся к Нарве, и подготовить укрепления в Новгороде и Пскове на случай, если Карл двинется на Москву.

В «Гистории Свейской войны», журнале, который редактировал сам Петр, мы находим такое объяснение отъезда царя из-под Нарвы: «…для того, чтобы другие достальные полки побудить к скорейшему приходу под Нарву, а особливо, чтоб иметь свидание с королем Польским».

На следующий день, 19 ноября Карл подошел к русскому лагерю у Нарвы. 8-тысячному отряду шведов русские противопоставили 35–40 тыс. человек. И все же перевес был на стороне небольшого, но прекрасно вооруженного и обученного, закаленного в боях шведского войска.

В русском войске иноземцы-офицеры заранее считали битву проигранной и искали случая сдаться в плен шведам. Переходили к шведам еще до битвы. Это также не могло не отразиться на исходе битвы. «Немцы нам изменили!» — кричали солдаты.

Дул сильный ветер, снежная метель била русским в лицо, слепила глаза, затрудняла стрельбу. Пользуясь этим, в десятом часу утра шведы ринулись на русских. Через полчаса они уже ворвались в русский укрепленный лагерь и опрокинули войска Трубецкого.

Неопытные и необученные русские солдаты отступали. Дворянское ополчение бежало. Почти все иноземное офицерство во главе с герцогом де Кроа поскакало сдаваться Карлу. Солдаты жестоко расправлялись с иноземцами-офицерами, не успевшими перебежать к врагу, и без офицеров кучками отбивались от наседавших шведов. Всяк действовал на свой страх и риск. Все смешалось. Русская артиллерия была захвачена шведами и замолчала.

Разгром русской армии казался неизбежным. Но честь русского войска спасли отважные гвардейцы — преображенцы и семеновцы. Грозной стеной встали они на защиту своего укрепленного лагеря — «вагенбурга», расположенного у моста через реку Нарову.

Несколько раз шведы бросались на штурм русских укреплений, но выпестованные Петром гвардейцы неизменно отбрасывали их назад.

Услышав сильную стрельбу, сюда прискакал сам Карл и взял в свои руки руководство боем. Но от этого положение нисколько не изменилось. Вокруг Карла падали убитые шведские солдаты и офицеры. Шведы предпринимали атаку за атакой, но русские гвардейцы, не отступая ни на шаг, разили и уничтожали врага.

«Каковы мужики!» — говорил Карл своим генералам, с тревогой наблюдая за ходом боя.

Стойкость полков молодой русской гвардии заставила Карла изменить свое мнение о боевых качествах «московских мужиков».

Сражение затихло лишь с наступлением темноты. Мужественное сопротивление гвардейцев вынудило Карла утром 20 ноября вступить в переговоры с русскими.

Русские войска получили право перейти через мост за реку Нарову. Преображенцы и семеновцы пропустили мимо себя все русское войско, которое они защитили грудью, и с распущенными знаменами, с барабанным боем, в полном вооружении последними перешли мост.

Под Нарвой войска Петра потерпели жестокое поражение. Карл был глубоко убежден в том, что Россия от этого поражения не оправится, и даже не стал преследовать разбитых русских. Карл полагал, что с «московскими мужиками» покончено. В Западной Европе также были уверены в том, что с Петром покончено навсегда, что никогда России не выйти из «варварства» и не разбить своего «цивилизованного» соседа и врага.

Но не так думал Петр. Карл считал, что война закончена, а Петр только начинал ее. В своем «Журнале» Петр писал о Нарве: «Какое же удивление старому, обученному, практикованному войску над таким неискусным сыскать викторию!?».

Петр тяжело переживал «конфузию» под Нарвой. Но разбитые армии хорошо учатся. Без Нарвы не было бы Полтавы.

Петр не думал складывать оружие. Наоборот, он горячо взялся за преобразования, которые должны были обеспечить России победу в предстоящей ей длительной борьбе с сильным врагом.

Петр принадлежал к числу тех людей, которые, потерпев неудачу, не теряются, а, наоборот, становятся предприимчивей и деятельней. Нарвское поражение не могло поставить Россию на колени.

Хотя Карл и выбил в память своей победы под Нарвой медаль, изображавшую Петра бегущим из-под стен Нарвы (шапка валится с головы царя, шпага брошена, лицо в слезах, на медали надпись: «Изшед вон, плакася горько»), — но торжествовать было еще рано. «Нарва была первым серьезным поражением поднимающейся нации, решительный дух которой учился побеждать даже на поражениях»[8].