Конечно, заговор Батурина был чистой авантюрой даже во время дворцовых переворотов. Заговор был раскрыт. Батурина заключили в Шлиссельбургскую крепость, Тыртова и Кенжина сослали в Сибирь, а Худышкина и Кетова — в Рогервик.
Но все эти выступления против Елизаветы не отражали отношения к ней, вернее к олицетворяемой ею сословной политике правительства, основной массы дворянства. Больше того, время Елизаветы можно считать подготовкой того расцвета «прав и вольностей дворянских», который падает на царствование Екатерины II. Отменен был указ Петра I о недорослях. В обход указа об обязательной службе дворяне записывали своих детей в полк при рождении, в 10–12 лет они были уже сержантами, в 13–14 — поручиками и т. д., и когда наступала пора служить действительно — приходили в полк офицерами. Таким образом, дворяне избавлялись от службы солдатами и сокращали срок службы вообще. Дворянин из барина по отношению к своему крепостному превращался в государя, вольного творить суд и расправу. В 1760 г. был издан указ о разрешении дворянам своей властью ссылать крестьян в Сибирь. Помещики стали сами создавать специальные своды законов, которые действовали на территории их земель. Даже снижение подушной подати и уменьшение нормы рекрутского набора преследовали своей целью облегчить положение помещика, отвечавшего за уплату подушной и нуждавшегося в рабочей силе. Царствование Елизаветы было тем периодом, в течение которого русское дворянство, осознав свою силу в 1730 г. и пережив безвременье «бироновщины», перестала быть только государевыми служилыми людьми, как их деды и прадеды. Русское шляхетство начало осознавать себя хозяином страны не милостью монарха, не в силу верной службы ему, а в силу своего происхождения и положения. Дворянин теперь был полновластным хозяином богатств страны и государем над своими подданными — крепостными крестьянами; он становился слугой самодержавного государя не в результате своих обязательств по отношению к нему, а в порядке добровольного служения «царю и отечеству».
Так менялось хозяйственное и служебное положение дворянства в России, так изменялась его идеология. Появилось неслужилое шляхетство, сидевшее в своих поместьях в длительном отпуске после выслуги. Хозяйственные дела все более привлекали внимание дворян. Всеми правдами и неправдами, используя указы Анны Ивановны и Елизаветы Петровны, направленные к укреплению и усилению дворянства, и собственные свои качества — настойчивость, хитрость, пронырливость — шляхетство добивается таких изменений в службе, что многим дворянам удается заняться своими поместьями. Государство и в этом отношении пошло им навстречу, учредив в 1754 г. Дворянский банк, где под залог «недвижимой» собственности — имения дворянин мог получить ссуду в 10 тыс. рублей с уплатой 6 % годовых, с рассрочкой на 3 года, пыталось провести генеральное межевание земель, что, преследуя интересы дворянства в целом, воскресило и обострило старые споры помещиков о межах, ложках и лужках, рощах и выпасах и т. п., облекло помещиков судебно-полицейской и административной властью, предоставив монопольное право на обладание крепостными крестьянами.
Но этого дворянству было мало. Все громче раздавались голоса, настойчиво твердившие, что дворянином нельзя стать, дворянином можно только родиться. Указами 1730, 1740, 1758 гг. потомственные дворяне были отделены от личных, которым запрещалось владеть землями и крестьянами. В 1761 г. с особой тщательностью и строгим отбором начали составлять новую родословную книгу. Получив все эти права, дворянство все больше осознает свои классовые сословные интересы, стремится создать свою сословную политическую организацию, становится силой, диктующей свои условия. Первым основным требованием дворянства было освобождение от обязательной службы.
Эту восходящую линию в возвышении дворянства во времена Елизаветы Петровны отражала жизнь столицы. Город быстро рос. Недавние пустыри застраивались особняками знати. По Фонтанке, в нескольких сотнях сажен от Невского, тянулись уже загородные дома Елизаветинских вельмож: Чернышева, лейб-медика Лестока, Романа Воронцова, построенный Кваренги, и др. На Невском, у Мойки, высился дом Строгановых, построенный Растрелли, на Садовой — Воронцова, на углу Невского и Садовой — Шувалова. Поражали роскошью дома Разумовского, Орлова. При Елизавете же были выстроены Зимний дворец, Смольный монастырь, на месте памятного ей по событиям ночи 25 ноября 1741 г. Преображенского двора — Аничков дворец, пожалованный ею Алексею Разумовскому.
Дворцы и загородные дома знати, парки и сады как бы подчеркивали в архитектуре Петербурга расцвет дворянства.
Двор Елизаветы и дома вельмож поражали роскошью и великолепием. В течение всего царствования Елизаветы придворная жизнь представляла сплошную цепь балов и спектаклей, куртагов и маскарадов, опер и комедий. Елизавета развлекалась, считая, что в этом ее основная обязанность и право.
В царствование «веселой императрицы Елизаветы» дворянство отдыхало от тревожного безвременья «бироновщины», веселилось, развлекаясь французскими комедиями, английскими контрдансами, итальянскими певцами, все больше отходя от своего русского.
Это были те времена, когда русская придворная знать слушала французские комедии, смотрела представления французских жонглеров, училась писать «belles lettres», знакомилась с Мольером, Корнелем, Расином, начинала «обожать» Вольтера и понимать толк в шампанском. Однако следует отметить, что елизаветинские вельможи далеко ушли от «клеатур» «канальи курляндца». Среди них — Иван Шувалов, дом которого на углу Невского и Садовой был местом собраний выдающихся поэтов и ученых своего времени. Здесь бывали Дашкова и Оленин, Костров и Сумароков, Державин и Богданович, Петр Шувалов — глава русской артиллерии, прославившийся тем, что возглавил деятельность замечательных конструкторов, создателей знаменитых «шуваловских единорогов» — длинных гаубиц, заимствованных всеми странами мира и находившихся на вооружении почти сто лет, и, наконец, сам Михайла Ломоносов, творивший во времена Елизаветы свои замечательные дела и «служивший науке российской».
Но елизаветинские вельможи — это не только полководцы и ученые, но прежде всего крепостники. Среди них граф Воронцов, автор записки о вольности дворян и все тот же Петр Шувалов, с именем которого связаны не только изобретения в артиллерии, но и реформы финансовой и налоговой системы, учреждение банков, ликвидация внутренних таможенных пошлин и великое разорение народа косвенными налогами.
Вступление на престол Елизаветы, умело ускользнувшей в период подготовки дворцового переворота от пут французской и шведской дипломатии, и первые ее шаги обескуражили иностранных дипломатов. «Трудно решить, какую из иностранных наций она предпочитает прочим, — писал о Елизавете француз Лафермлер. — По-видимому, она исключительно, почти до фанатизма любит один только свой народ, о котором имеет самое высокое мнение, находя его в связи с своим собственным величием».
Но государственные интересы требовали активной внешней политики. У России были враги, надо было иметь союзников. Канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин придерживался «системы Петра Великого», заключавшейся в признании врагами — Турции, Польши, Швеции, обычно выступавших пособниками Пруссии и Франции, а союзниками — Англии, Голландии, Австрии и Саксонии.
Петр Иванович Шувалов придерживался иной точки зрения, полагая необходимым укреплять союз России с Францией. Когда в 1757 г. началась война с Пруссией, при дворе и в верхах дворянства обозначились две группировки. В одной из них, пропрусской, находились наследник престола Петр Федорович (тайно) и его супруга Екатерина Алексеевна (явно). Военные действия против агрессивной Пруссии Россия вела в союзе с Австрией и Францией, а за спиной прусского короля Фридриха II стояла Англия.
Тонкая дипломатическая игра перемешивалась с дворцовыми интригами. В результате этого во главе русской дипломатии оказался Бестужев-Рюмин, а во главе русской армии, начавшей военные действия против Пруссии, абсолютная бездарность в военном деле, честолюбивый и ловкий дворцовый интриган, сибарит и льстец Апраксин. Прислушиваясь к придворным толкам, больше интересуясь состоянием здоровья Елизаветы, чем боевыми операциями на фронте, Апраксин вел военные действия вяло, с оглядкой на пруссофильски настроенного наследника, а затем и вовсе отдал приказ об отступлении из занятых русскими войсками земель в Восточной Пруссии. Стали поговаривать об измене.
