– Ну давай, сладкая, расскажи, как ты там хотела! – зло прорычал Мартин, плотно навалившись на меня сверху.

Сейчас я не хотела никак. По крайней мере, старательно убеждала себя в этом. Подобные игры не входили в мой вишлист, но когда жёсткие пальцы провели по промежности, тело откликнулось. От поясницы стали расходиться волны неконтролируемой дрожи, а после неё оставалось какое-то удивительно сладкое томление.

– Мы ведь не будем торопиться, верно? – прохрипел Мартин над моей головой и чувствительно прикусил кожу на плече.

Я зло рыкнула и попыталась вырваться, а он хлёстко ударил меня по ягодице и всё-таки ввёл сразу два пальца. Я с трудом втянула в себя воздух. Он показался влажным и горячим от простыни. Стон был не в тему, но Мартин ждал его, чтобы продолжить. Следующее его движение показалось осторожным – он изучал меня. Надавил и растянул… вроде как хотел сам, а на деле прислушиваясь к реакции тела. А тело моё сегодня решило уйти в отрыв, потому благодарно реагировало на малейшее изменение курса.

Я вздрагивала и всхлипывала, поддаваясь напористым проникновениям пальцев. Позволив мне привыкнуть к ощущениям наполненности, Мартин принялся грубо и ритмично трахать. Хватка на шее ослабла, но и особой нужды в ней теперь не было. Я не считала себя шлюхой, но даже мне был нужен этот выброс адреналина, потому больше о сопротивлении не было и речи. Своеобразный запах секса усилил возбуждение – в действо включился мозг. Это было жёстче, чем я предпочитала обычно. Пальцы грубо входили на всю длину. Но к хорошему быстро привыкаешь, и вот… не прошло нескольких минут, как я начала двигаться им навстречу, проклиная всё на свете за этот триумф инстинктов.

Когда Мартин «научил меня вежливости» в достаточной мере, то соизволил уделить внимание и клитору, который на тот момент явно заскучал. И вот тогда я в полной мере поняла, что точка G – это, бесспорно, круто, но когда дёргаешь за канат, а не за его жалкую ниточку, то и результат налицо!

Кончила я достаточно быстро и неожиданно бурно. Прежде меня подобная стимуляция только раскачивала. Видимо, дело в мотивации. К тому моменту Мартин не держал меня вовсе, если не считать той самой руки, что… в общем, понятно!.. И как только поддержки не стало, я распласталась на постели, задыхаясь и вздрагивая. Что происходило с ним – было неинтересно, потому что я всё ещё злилась. А впрочем, Мартин не стал ждать, пока меня отпустит, чтобы окончательно поставить на место. Потому и встряхнул, заставляя перевернуться и смотреть в глаза.

– Не смей больше предъявлять мне! – предупредил он, ни в чём не желая уступать, и демонстративно оттолкнул.

– Да иди ты к чёрту! – бросила я в его удаляющуюся спину, всё ещё содрогаясь в медленно отступающих волнах оргазма.

И пусть себе думает что хочет, а это была моя победа!

– Ты меня плохо знаешь, – напористо процедила я, устраиваясь в постели удобнее и совершенно не желая бежать в душ.

Я знала, что меня уже ждут сладкие сны, в которых, вполне вероятно, Мартин придёт опять.

Он надеялся, что будет проще, но ведь людям так нравится ошибаться… Юля была… везде, она была во всём! Её энергией был наполнен дом, её запахом окутаны комнаты. Даже в собственной спальне не было шансов укрыться от того сумасшедшего драйва, что разлетался в стороны осколочной гранатой, стоило ей распахнуть дверь и шагнуть за порог. А ещё она постоянно улыбалась. Маняще и… теперь уже да… многообещающе! И дело было не только в сексе. Трофимова обещала гораздо больше. Она могла наполнить его скучную и унылую жизнь волшебством. Ей хотелось верить… Но ошибиться – чревато последствиями. И что для неё пока ещё оставалось игрой, для него самого было глотком воздуха, спасением.

Она не делала упор на то, что произошло между ними ночью. Даже не думала напоминать! Возможно, не уйди она сразу, непростой разговор мог бы состояться, но… что-то пошло не так. Юля вполне понятно взбрыкнула, а наутро смотрела на него невинно и по-детски наивно. С такими взглядами не забираются в постель к взрослым мужикам и не сводят их с ума. В общем, язык не повернулся что-то там выяснять.

В голове меж тем зрела совсем другая идея, и в холле второго этажа появился мольберт. Ведь о том, с каким тоскливым блеском тлели её глаза, когда разговор заходил о картинах, об искусстве, Мартин заметил сразу. Заметил, но не понял его, не распознал. И лишь со временем догадался, что она скучала… скучала по тому ощущению полёта, по тому, какими тропами ведёт фантазия. Юля будто томилась взаперти, в то время как все вокруг умудрялись проживать яркие и счастливые дни и моменты. А вот найти ключ от пыльной кладовки, в которой она оказалась, было не так уж и сложно.

Оставив художника наедине со своими мыслями, достаточным было ждать и наблюдать. А дальше Юля всё сделала сама. И если в первый момент она вдруг испугалась, её охватила паника, то спустя несколько часов была готова проглотить собственный язык, только бы повернуть разговор в нужную сторону!

Выбор был сделан идеально. Сам Мартин когда-то тоже начал с рассвета. Золотые искры, ярко-малиновые всполохи и сизый туман… таким был его первый рассвет. У Юли вышло лучше. Её картина оказалась глубже, интереснее, оказалась наполнена чувством. Он так писать не умел, и разворачивать душу, открывать её зрителю был не готов. А по-настоящему оглушительного успеха… того самого, которым он был горд, с которым мог согласиться… Так вот подобного успеха добилась всего одна коллекция. Она называлась «Отражение» и состояла всего из восьми полотен. Ведь ровно столько работ тогда ещё неизвестной художницы Юлии Трофимовой он с боем отвоевал на одном из аукционов. И на каждую написал ответ. Так, как он видит, так, как чувствует. Критики тогда буквально сошли с ума, восхваляя безмерный талант, журналисты заговорили о неизвестной музе… А Мартин запирался в мастерской и любовался на её работы, надеясь утолить собственную жажду. Надеялся, но не утолял!

Сейчас, когда Юля оказалась настолько близко, когда она позволила узнать себя настоящую… живую, экспрессивную, сумасшедшую… и одновременно мягкую, податливую… желанную!.. Вот теперь его, наконец-то, отпустило. И впервые за много-много лет он тоже чувствует бьющую внутри энергию жизни.

Но сложность состояла в другом. Не в признаниях или объяснениях, а в её стремлении надёжно закрепить свои позиции. Юля горела желанием получить новые эмоции! Она торопилась поделиться той жаждой жизни, что разрывала её изнутри. И все эти прикосновения, неловкие паузы, призывные взгляды он считывал на раз. Вот только не мог на них ответить и позорно отступал. Член на неё стоял как заводной, а поясница требовала пристрелить этого долбанного психа! Его скручивало и загибало, боль выворачивала спину в обратную сторону и жалила, жалила!.. Так, что темнело в глазах.

Поход в горы тоже здоровья не прибавил. Вот только Мартин был не из тех, кто сдаётся. Привык терпеть, научился не замечать. Зубы порой сжимались до скрежета, но было в жизни то, чему он так и не научился: отступать. А главное, что удовольствие на её лице того стоило! Тихие слова благодарности не шли ни в какое сравнение с тем, что закипало, закручивалось в зелёных глазах.

А дома случился очередной скандал. Юля больше не просила – она буквально требовала внимания. Она хотела его как мужчину и, не получив желаемого раз, другой, страдать от комплекса неполноценности и не подумала! Пришла и заявила на него права. Дерзко, нагло, ярко! И была настолько совершенна в своей искренности, в этой чисто-женской непосредственности, что он готов был сдаться. Против, как всегда, оказалась спина. И, стоя под обжигающе горячим душем, Мартин как раз думал над тем, что там же придётся и ночевать. Своим появлением Юля внесла существенные правки. Теперь в глазах темнело от желания, ноги дрожали от возбуждения, а руки против воли тянулись к ней в понятном стремлении прикоснуться, стиснуть в объятиях, назвать своей.