– Нравится? – зачем-то спросил он, имея в виду дом, хотя я смотрела не на дом, а прямо в глаза.

– А что ты подумал, впервые увидев меня? – привычно играя против правил, задала я новый тон размеренной беседе.

Мартин всё понял и улыбнулся. Наполненное светом пространство обволакивало грубый мужской силуэт, сглаживало углы, смывало грани. А ещё смягчало откровенный напор. Я, занимая позицию и показывая, что никуда не спешу, устроилась прямо на полу, он же облокотился о перила и, казалось, ответил навскидку первое, что пришло в голову:

– Я подумал, что Астафьеву страшно не повезло. Его выверенный в одной плоскости разум просто не выдержит таящейся в тебе экспрессии.

– Как ты вообще узнал, что я пришла с ним?

– Всё просто: зал галереи, в котором проходил аукцион, принадлежит мне. Всех приглашённых гостей я знал в лицо, а о том, что Астафьев пришёл с дамой, охрана доложила на входе.

– Можно подумать! – фыркнула я, не поверив ни единому слову. – Но я говорила не о том вечере. Я говорила о моменте, когда мы встретились на реке, помнишь?

– Нет, – сорвалось с его губ прежде чем мои слова достигли цели.

– В смысле нет? «Нет» – значит, ты не ответишь или «нет», не помнишь?

– Нет, не отвечу.

Я опешила от подобной наглости, но всё же уточнила:

– Почему?

– Потому что любой вопрос – это всегда пятьдесят на пятьдесят. Вероятность, что тебе не ответят или ответят неправду, равна вероятности получения достоверной информации.

– То есть откровенность наш договор тоже не предусматривает? – уточнила я, а он придирчиво надул губы.

– Если сможешь соврать так, что я этого не замечу – дерзай!

Прицениваясь к такой расстановке сил, я скрестила руки на груди.

– Интересно, что все твои правила работают исключительно в одностороннем порядке, – недовольная таким ответом, язвительно процедила я.

Мартин лишь развёл руками, а я поторопилась понимающе кивнуть. Знаю, знаю: его поле – его правила.

Вести беседы отчего-то расхотелось, а Мартин, так и вовсе делал всё возможное, чтобы мой интерес как можно скорее растворился в пространстве. Так он плавно подводил к мысли, что пора отправляться восвояси, а вот мне хотелось побыть с ним наедине ещё чуть-чуть.

Я уже стояла напротив лестницы, а Мартин придерживал меня за локоток, направляя в нужную сторону, когда взгляд зацепился за очередную возможность не поддаться его давлению.

– Подожди… – вывернулась я из крайне деликатного захвата и зависла у окна.

Мартин нетерпеливо вздохнул:

– Что ещё?

– Что там темнеет? – пытаясь разглядеть, я встала на подоконник коленями. – Это озеро? – порадовала догадка, и я обернулась, чтобы увидеть его лицо, глаза, в которых отражались тёмные воды.

Мартин, страхуя, придержал меня за талию и стоял очень близко, отчего разгадать его эмоции так и не удалось. А потом он, будто в забытьи, коснулся губами моих волос.

– Озеро, – тихо пробормотал он, получая невинную ласку от осторожного касания и наслаждаясь ею. – Скоро оно замёрзнет, и можно будет кататься на коньках.

– Ты умеешь кататься? – дёрнулась я, разрушая магию. Мартин опомнился, отпрянул, лукаво на меня посмотрел.

– Немного… – самоуверенно улыбнулся он, из чего я сделала вывод, что катается куда лучше, чем соизволил сообщить. – Ты увидела всё, что хотела? – вклинилась в разговор очередная его попытка разорвать контакт.

Очень жаль, но к тому моменту у меня в запасе не осталось ни одного приличного аргумента, чтобы задержаться, потому пришлось позорно отступить.

– Не знаю, наверно… Хотя три запертые двери по-прежнему волнуют меня, – сделала я непрозрачный намёк, что эта операция по захвату власти не последняя.

Мартин принял информацию к сведению, но не особо ею озаботился. Зато отчитался:

– Это спальня, мастерская и кабинет. Там нет ничего интересного.

– Да, конечно, – весело поддакнула я. – Все так говорят. А если ещё добавляют, что в это неинтересное нельзя заглядывать…

– То это уже получается сказка про жену Синей Бороды.

Я смешливо фыркнула и мысленно успела попрощаться, как вдруг меня постигла догадка.

– А который час?

– Скоро обед. Уже проголодалась? – понимающе хмыкнул Мартин.

Но мне было не до его иронии, я старалась слиться с окном, чтобы понять, где сейчас находится солнце.

– Это восток? – отмахнулась я от нелепого предположения о низменных инстинктах и поторопилась сделать свой вопрос понятнее: – Твои окна выходят на восток?

– И что с того? – не опровергая, но и не подтверждая догадку, буркнул Мартин.

Я надулась от возмущения.

– То есть ты оставил себе возможность каждый раз встречать рассвет, а мне, будто кость голодному псу, подсунул клочок леса?..

Мартин, не веря услышанному, хмыкнул:

– Как быстро растут твои аппетиты…

– Думай что хочешь, но это пространство, – я обвела руками холл, – объявляется общим! А вот теперь можно и пообедать…

Несмотря на заверения, будто домой Мартин собирался лишь к выходным, в холодильнике мною было обнаружено несколько блюд. В их числе оказались и запечённый гусь, и домашняя буженина с лавровым листом, и ароматный молодой картофель с розмарином и перцем. Разделить со мной обед новоиспечённый «компаньон» отказался, но одну не оставил, утолив собственный голод чашечкой кофе.

– А ты, значит, живёшь здесь совсем один? – начала я непринуждённый разговор, который, разумеется, имел определённые цели.

В этот раз Мартин и не думал таиться, и подтвердил мои догадки.

– Совершенно один, – улыбнулся он, внимательно впитывая встречную реакцию на эти откровения.

– И гостей не жалуешь, – уже больше с утверждением, нежели с вопросом проговорила я.

– Не припомню, чтобы здесь были гости, а на память я обычно не жалуюсь.

Мартин отставил кофе и откинулся на спинку стула, будто демонстрируя себя во всей красе. Выдающиеся плечи, широкая грудь, наверняка упругий пресс. Впечатляюще, конечно, но кое-какой иммунитет к его естественной мужской красоте у меня наметился. Жаль, что укротить интерес было не так уж и просто, зато за ним можно было скрыть откровенное влечение.

– Значит, живёшь затворником, – облизнулась я, испытывая явное удовольствие от пребывания наедине.

– Выходит, так…

Мартин и не думал разжигать интригу преждевременно, потому отвечал на вопросы максимально кратко. А я всегда любила головоломки. И чем они сложнее… а впрочем, и так понятно…

– И тебе совсем-совсем не бывает скучно?

– Бывает, но теперь у меня есть ты, и скучать, боюсь, не придётся.

– Ты говоришь так, будто это плохо, – игриво упрекнула я, но Мартин не поддержал настрой и ответил, как всегда, ровно.

– Человек за свою жизнь должен испытать весь спектр чувств. Скука – не самое страшное из них.

– Значит, мне не показалось. Ты человек-загадка! – довольная собственным открытием, похвастала я.

– Нет во мне никакой загадки. Только опыт. Чаще негативный.

– То есть ты не любишь людей и намеренно выстраиваешь перед собой стену?

– Я не люблю людей и сделал всё возможное, чтобы сократить с ними контакт.

– Тому были причины?

– Тебе следовало бы спросить об этом раньше, а иначе велика вероятность оказаться запертой один на один с маньяком. Да, у меня были причины. Люди лгут, изворачиваются и находятся в вечном поиске собственной выгоды.

– А ты хочешь жить открыто и честно?

– Будет достаточным, если в мою жизнь просто никто не посмеет вмешиваться.

– И что же выходит? У тебя совсем нет друзей?

– Меньше сочувствия в голосе, милая, – язвительно улыбнулся Мартин и деловито подался вперёд, устроив локти на каменной столешнице. – Этого добра хоть отбавляй! Дружить со мной хотят, порой даже выстраивается очередь из желающих.

– Всё по той же причине: ты очень щедрый? – с заметной грустинкой дошло до меня.

Мартин даже не утруждался ответом: я оказалась на удивление благодарным слушателем и всё поняла правильно.