– То есть я была на грани провала?

– Не знаю, о какой грани ты говоришь… В следующий раз такой откровенной халтуры я не потерплю!

– А он будет? – отчего-то взволнованно выдала я. – Это следующий раз?..

Мартин понял, о чём я, и напряжённо сглотнул.

– Два дня у тебя есть точно.

– Всего два? – не сдерживая порыв, воскликнула я. – А что потом?

– А потом снег расчистят, и появится выбор, – улыбнулся он, но в глазах скрывалась печаль. Точно как у чудовища в сказке про аленький цветочек. Вот только… я уходить не собиралась и не знала, как бы деликатнее об этом сообщить.

– Разве я не сделала выбор сегодня утром? – проронила я. Мартин благосклонно улыбнулся.

– Можешь считать, что это была репетиция.

– Но так нечестно! Я не обязана переживать этот волнительный момент дважды! А ещё заметила, что ты готов говорить о чём угодно, только не о себе!

– Обо мне уже всё сказано. Разве нет?

– М-м… дай подумать… – делая вид, что размышляю, смаковала я его позитивный настрой. – Мне кажется, есть ещё белые пятна!

Мартин ожидаемо рассмеялся.

– Это даже звучит страшно… Что ты хочешь знать?

– Ну… например, чем ты занимаешься. Это очень интересно!

– Обычно девушек интересует состояние моих счетов.

– Не знаю, не знаю… Наверно, ты общался с какими-то неправильными девушками. По вызову! – непрозрачно намекнула я на недавнее приключение, и Мартин притворно закатил глаза.

– Долго будешь мне это вспоминать?

– Буду! Но сейчас не об этом. Я слышала, что у тебя своя галерея, и есть мастерская. Смею предположить, что ты художник. Ну… или скульптор! – обрадовалась я наличию вариантов. – Дашь мастер-класс?

– Ну вот, ты снова выбиваешься из общепринятых стандартов. В таких случаях принято требовать, чтобы я написал твой портрет.

– Значит, всё-таки художник! – едва не взвизгнула я от переполняющего меня восторга. – Работаешь сейчас над чем-нибудь? Обещаю, что в мастерскую без твоего позволения ни ногой! Я и сама когда-то увлекалась… – скромно упомянула я, но не стала заострять внимание. – Понимаю, что каждая работа – это как ребёнок: любимый, долгожданный…

– Я писал, когда дом был только в проекте, потому мастерская и появилась. Сейчас бы даже не стал тратить на это драгоценные метры.

– Я не верю тебе! – отчего-то вскинулась я, не понимая, как можно добровольно отказаться от этого удовольствия.

– Теперь если и пишу, то нечасто. А выставляюсь и того реже.

– Это неправильно! Ты должен продолжать творить. Я почему-то уверена, что ты безумно талантлив!

– Отлично! – рассмеялся Мартин моему заявлению. – Потому что вера в успех – это уже добрая половина дела.

– Ты поэтому не любишь людей? Они не оценили то, что ты готов был показать миру?

– Юль, в тебе живёт романтик… – по-доброму улыбнулся Мартин и отрицательно покачал головой.

– Значит, после аварии…

– Не могу сказать, что всё произошло одномоментно. Авария – да, она отсеяла многих из близкого круга. Но дело даже не в этом. Просто однажды я задался вопросом: «А зачем мне общество в принципе? Что оно мне даёт?»

– Так… И что же?

– А в том-то и дело, что ничего! Общество, люди вокруг нужны только для самоутверждения. Чтобы было кому похвастать, какой на мне костюм, часы какой марки я могу себе позволить, с какой женщиной пришёл… А мне это уже давно неинтересно. Я живу не напоказ, а для себя. И занимаюсь тем, что по-настоящему увлекает, а не что круто, модно, статусно… Что даёт общество, кроме комплексов? Что оно делает, если не навязывает своё мнение? А мне чужое мнение не нужно!

– И всё же это как-то неправильно… Думать о жизни в таком ключе. А как же общение?

– Общение? С кем? Ты ещё не поняла? Никому и даром не нужен твой внутренний мир! Зато очень важно, чтобы ты был красиво одет, чтобы приятно пахнул. А, ну да... ещё, чтобы не грузил своими проблемами. Но это в идеале! – с насмешкой добавил Мартин. – Для этого я должен с макушкой погружаться в… «общество»? – брезгливо поморщился он, и я печально вздохнула.

– Здорово ты это сказал… Я до такой степени внутренней свободы ещё не доросла…

– Просто у тебя не было возможности посмотреть на происходящее со стороны. Ты всегда варилась в общем котле, а меня жизнь пережевала и выплюнула. И, знаешь, порой, с обочины бывает видно лучше, чем с самой высокой башни.

– Значит, дело всё-таки в той аварии, – некстати заметила я.

– Ну да! Истинное лицо многих, кого я считал друзьями, отчего-то пришлось мне не по вкусу.

– Но ведь нельзя всю жизнь обижаться.

– А я и не обижаюсь. Просто научился фильтровать.

– Но рядом с тобой сейчас только я…

– Значит, фильтр работает, – с уверенностью заявил Мартин, и поспорить с ним было трудно.

В этом разговоре мы так и не пришли к единому мнению, хотя прозвучавшие аргументы прочно засели в голове. И чем дальше мы заходили в суждениях, чем глубже копались в причинах и следствиях, тем больше я находила в словах Мартина не просто эмоции, недовольства, какие-то обиды… В его словах чувствовался той самый опыт. Опыт, от которого на кончике языка горчило.

Разойтись удалось только глубокой ночью. Я не чувствовала усталости, но над Мартином сжалилась и буквально нехотя заставила себя зевнуть. А вот отправиться в спальню не спешила. Вместо этого заняла место у окна, к которому успела прикипеть душой. Круглобокая Луна смотрела на меня, а я на неё. Выдуманный диалог с прекрасным и загадочным спутником Земли заставлял мои щёки краснеть то от смущения, то от прилива возбуждения.

Вот так, в ночной тиши, наедине с собой, я по-прежнему думала о Мартине как о мужчине. И он по-прежнему оставался загадочен и вызывал неизменное желание. Было немного обидно, что воспринимал меня как-то иначе… не как забавную зверушку, которую заводишь дома от скуки, но что-то около того. Я даже пробовала представить себе, как он пришёл к мысли, что пора бы уже что-то изменить, и вот к чему это привело… Представлять получалось слабо. Абсурдные идеи не желали уступать место логичным и простым. А затем на смену мыслям пришли эротические фантазии, и беседовать с безумной Луной стало просто невыносимо!

Я вдруг подумала, что бокал вина, который как-то незаметно ушёл следом за виски, был наверняка лишним! Внизу живота сладко заныло, и я застонала от обиды и разочарования. Мартин просто не имел права вот так уходить! Он же видел… и он всё понимал…

Я торопливо обвела языком пересохшие губы и воровато огляделась по сторонам, после чего крепко зажмурилась и запрокинула голову вверх. Пальчики скользнули под джинсы, но баловством лишь больше накрутила себя. «Какого чёрта ты тут изгаляешься, когда под боком такой классный мужик?!» – вслух возмутилась Луна в моей голове, и я прикусила губу, вынужденная с ней согласиться.

– И, правда, какого чёрта?.. – жалобно прошептала, заискивающе поглядывая в сторону лестницы.

Наверху было тихо, но в качестве звукоизоляции я убедилась самостоятельно. Даже если Мартин вздумает пригласить подружку и станцевать с ней пасадобль, я ничего не услышу. В голове тут же заиграла ритмичная мелодия, и я заёрзала на подоконнике ей в такт. А вот тот факт, что возле Мартина могла бы крутиться какая-то соблазнительная незнакомка, заметно омрачал настрой. Воспалённый возбуждением мозг требовал действий, и мне хватило смелости решиться на первый шаг.

– Я только посмотрю, – шепнула я ночной тишине, ну… и Луне заодно!

При первой встрече, ещё там, на яхте, её лицо показалось смутно знакомым. Раннее утро, мглистый, серый туман никак не способствовали романтике, но от одного случайного взгляда на одинокую женскую фигурку на душе потеплело. В мыслях невольно возникла предыстория её появления на палубе… В этой предыстории была несчастная любовь и бессонная ночь. Наверно, именно от таких своих мыслей Мартин разглядел в её лице отголоски такой знакомой, понятной ему тоски. Об этой нечаянной встрече он забыл, как только два судна разминулись. Ну, или почти забыл, потому что была в её тоске какая-то особенная прелесть, требующая осмысления. Ожидалась непростая неделя: он обязался посетить несколько встреч, мать просила как-нибудь заглянуть на семейный обед, а ещё предстояло появиться в галерее – управляющий буквально умолял произнести на грядущем благотворительном вечере хотя бы несколько слов.