Мы с Чко порядком струсили. Поняли, что положение намного серьезней, чем нам кажется. Занятый своими мыслями, Чко не заметил, как раскрыл кулак и стал играть часами. А Асатур сразу приметил.

— Что это? — удивленно спросил он.

Прятать часы было поздно.

— Что это у тебя? — снова спросил Асатур.

— Часы вот, — недовольно буркнул Чко.

— Настоящие?

— Настоящие-то настоящие, да только не работают, — сказал я.

— Дай поглядеть, — попросил Асатур.

Он долго и внимательно разглядывал часы.

— Золотые?

— Ага.

— Откуда?

Его вопрос нас смутил.

Чко замялся, а я, спасая положение, сказал:

— Это часы моего отца.

— Твоего отца? — недоверчиво спросил Асатур. — А почему они у вас?

Наше положение все ухудшалось. Я уже не знал, что ответить, когда Чко сказал:

— Ну чего пристал! Говорят тебе — испорченные, вот мы и взяли, чтоб отнести в починку.

— А-а-а, — протянул Асатур. — Ну так бы и говорили. А кто их чинить будет?

— Кто? Ну конечно, Газет-Маркар.

Асатур засмеялся:

— Так ведь это же мой дядя. Я попрошу, он бесплатно починит, а вы меня больше не бейте, ладно?

Мы оторопели. Чко промолчал, и я тоже, а Асатур опустил часы в карман, очень довольный, что нашел случай оказать нам услугу.

— Завтра утром отнесу, через день готовы будут, — сказал он и, громыхая ведром, побежал в конец улицы за водой.

День начался с драки.

Только мы с Чко вошли во двор школы, Асатур подошел к нам и прямо заявил:

— Дядя сказал — часы ворованные.

— Что? — возмущенно сверкнул глазами Чко.

— Воров…

Асатур не закончил.

— Сам ты вор! — зарычал Чко.

Вскоре Асатур уже лежал на земле, а я и Чко, как бойцовые петухи, стояли в тесном окружении школьников. Но эта победа не радовала нас. Всем уже было известно о часах.

— Воры, воры! — кричали ребята со всех сторон, пока их не разогнали старшие.

Я и Чко не пошли в класс, выскочили на улицу и удрали, даже не отряхнув пыль со штанов и побросав на «поле боя» книжки и тетради.

Домой я не пошел.

Но к обеду, когда голод стал просто невыносим, ноги сами понесли меня к дому.

Я осторожно заглянул в ворота и, к великому ужасу, увидел, что весь двор уже в сборе, под тутовым деревом. Я собрался улизнуть, но Погос заметил меня и за руку втащил во двор. И тут я заплакал. А товарищ Сурен строго приказал:

— Ну, рассказывай.

— Ты что же это натворил! — закричал отец и впервые в жизни ударил меня.

— Погоди, — сказал Газар, хватая его за руку.

А тикин Грануш ядовито улыбнулась:

— Яблочко от яблони недалеко падает — чего вы ждали от сына башмачника?

Ее слова хлестнули меня, как кнутом. Злость придала мне сил, слезы разом высохли, и, когда товарищ Сурен резко осадил тикин Грануш и та, переваливаясь, как утка, с ворчанием удалилась, я взахлеб стал выкладывать все, как было.

Жители двора по-разному отнеслись к моему рассказу. Но меня обрадовало, что мне поверили.

Во всей этой истории Србун заинтересовало только одно:

— Верно, золотые были? — спросила она с блеском в глазах.

Я кивнул:

— Ага.

Погос считал, что зря мы боялись: просто надо было сразу же отнести часы в милицию. И товарищ Сурен был того же мнения.

Отец молчал; наверно, про себя раскаивался, что ударил меня.

Газар облегченно вздохнул:

— Фу ты, гора с плеч свалилась!

Эрикназ подняла глаза на рапаэловские окна и с ненавистью сказала:

— Чтоб тебе провалиться! — и тихо заплакала.

Глядя на нее, заплакала и Мариам-баджи.

А моя мать и Каринэ улыбались. Каринэ только что вернулась со своей текстильной фабрики и не успела еще снять красную косынку с головы. Мать погнала меня домой, накормила и после обеда, хотя у нас и не было гостей, достала из стенного шкафа тыквенное варенье…

Вечером зашел к нам вожатый товарищ Аршо позвать нас с отцом в школу.

Мы пошли. Во дворе к нам присоединился товарищ Сурен.

Когда мы вошли в кабинет заведующего школой, все были в сборе: товарищ Смбатян, товарищ Шахнабатян, товарищ Папаян, другие учителя, Асатур с фонарем под глазом, Чко, съежившийся в углу, его отец, который, завидев моего отца, безнадежно покачал головой, и еще много разных людей. Были тут и Газет-Маркар и даже наш сторож Багдасар, единственный, казалось, человек, участливо смотревший на меня и на моего растерянного отца.

Едва мы вошли, товарищ Шахнабатян торжественно выступила вперед и начала:

— Известно ли вам, товарищ Данелян, известно ли вам, что ваш сын мерзавец?

Отец, не ожидавший такого выпада, попятился к двери.

— Погодите, товарищ Шахнабатян, — сказал заведующий школой и, обращаясь к отцу, добавил вежливо: — Подойдите, пожалуйста.

Отец прошел вперед. Мой взгляд упал на его худые плечи, и я заметил, что он совсем сгорбился.

— Товарищ Данелян, — предлагая отцу стул, обратился к нему Смбатян, — на вашего сына Рачика и без того было много жалоб, а сегодняшний случай вам, наверно, известен.

— Да, знаю, — вздохнул отец.

— Не волнуйтесь. Мы хотим узнать обо всем подробно, поэтому и побеспокоили вас. — Он повернулся к собравшимся: — А теперь прошу выступать по очереди. Говорите, товарищ Джанполадян.

Встал Газет-Маркар, откашлялся, поднес руку к коротко подстриженной бородке и начал:

— Как я уже сообщил, я имею честь быть в нашем квартале продавцом газет и часовщиком одновременно. Мал наш город, и я должен заметить, что дело не только в этом, тут еще встает вопрос о культуре. Я об этом часто беседую с парикмахером товарищем Симоном и с товарищем Арутиком, который, как вам известно, содержит маленький кабачок. Я всегда повторял и буду повторять: часы — это культура. И, к глубочайшему моему сожалению, я должен признаться, что у нас отсутствует эта культура или, если угодно, мало распространена.

Газет-Маркар говорил не торопясь, выбирая слова и явно упиваясь своим красноречием.

— То ли дело Германия. Я был там. Там у каждого гражданина есть часы. И какие часы! Анкер, Мозер!

Товарищ Аршо беспокойно заерзал и сказал:

— Нельзя ли поближе к делу, товарищ Джанполадян?

— Что ж, — улыбнулся Газет-Маркар, — так о чем это я говорил? Да, Анкер, Мозер. Представьте, я уже несколько месяцев имею честь жить в этом городе и здесь, кроме моих часов Анкер, я до сегодняшнего дня других таких не видел.

Болтливость Газет-Маркара утомила всех. Отец мой ничего не понимал. Откинувшись на спинку стула, он сосредоточенно изучал свои башмаки.

— И сегодня я, как обычно, отправился утром на работу. Как я уже говорил, моя мастерская, где я чиню часы и, кроме того, замечу вам, имею честь также продавать свежие газеты, находится возле парикмахерской товарища Симона, а я имею обыкновение по утрам приветствовать своих соседей. Культура, знаете ли…

— Поговорим о деле, товарищ Джанполадян, — снова призвал товарищ Аршо.

— Что ж, — улыбнулся Газет-Маркар. — Так о чем я говорил? Да, культура, знаете ли. Вхожу я в парикмахерскую товарища Симона, чтобы поздороваться с соседом, и что, вы думаете, узнаю здесь? Меня дожидается какой-то незнакомец. Культурный, вежливый человек, прекрасно говорит по-армянски. Поздоровались. Приятно поговорить с культурным человеком! Он мне рассказывает, что два дня назад у него украли часы. «Часы не работали, говорит. Может быть, принесут к вам на починку». И объясняет приметы: Анкер, семнадцать камней, золотой ободок…

Эта часть речи Газет-Маркара всех заинтересовала, кроме товарища Смбатяна, который слушал эту речь во второй раз, и товарищ Шахнабатян, которая, все время ядовито улыбаясь, поглядывала на нас с Чко.

— Незнакомец попрощался и ушел, а я подумал: наивный человек, кто же принесет к часовщику краденые часы. Но представьте, сразу после его ухода прибегает сын моей сестры и приносит вот эти часы. — Он вытащил из кармана часы и положил их на стол. — Посмотрите, пожалуйста: Анкер, семнадцать камней, золотой ободок…