Мать имела в виду Мелика из четвертого класса, которого я и Чко прозвали «балда Мелик», но который, по словам всех, хорошо учился.

— И что из тебя получится? Учительница говорит, ты еще ни разу не отвечал как следует… Весь день ты и твой дружок только и знаете, что других задирать.

— Что еще за дружок? — спросил отец.

Я ответил.

— Чко? Ну ладно, я завтра же его проучу как следует.

И как это мой отец собирался «проучить» Чко?

Конечно, об этом не стоило беспокоиться, но вот что меня удивило: товарищ Шахнабатян была у нас дома и разговаривала с родителями.

— Такая видная собой, приличная женщина, да разве такую можно обижать! — мало-помалу отходила мать.

Я перешел в наступление:

— «Видная, приличная»! Как бы не так! А с нами небось и разговаривать не хочет!

Отец снова прикрикнул:

— Да замолчи ты!

Мать еще долго причитала:

— Ох, судьба наша горькая! И в кого ты такой уродился…

Я сел на постель и стал раздеваться.

С неожиданной нежностью мать вдруг спросила:

— Дать тебе поесть?..

— Нет, — отказался я, хотя с обеда и крошки в рот не брал, бегал весь день и ужасно проголодался.

Когда я лег, все понемногу утихли.

Зарик кончила учить уроки, мать расстелила постели, затем нерешительно подошла к выключателю и с опаской нажала на кнопку.

С этой минуты начались мои мучения. С одной стороны, этот визит товарища Шахнабатян, ее разговор с родителями, подробности которого я не знал, но последствия которого, я предвидел, еще скажутся. С другой — эти злополучные часы… Я долго лежал в темноте с открытыми глазами и думал. Хватился вдруг, что утром часы не просто будет достать: женщины во дворе — моя мать, сестрица Вергуш, Мариам-баджи — вставали рано, с петухами. Так когда же нужно проснуться мне, чтобы незаметно пробраться к амбару? Не бойся я разбудить наших, хоть сейчас пошел бы… Решил не спать до рассвета. И мигом уснул.

Утром Зарик с трудом меня добудилась:

— Рач, Рач…

— Ну что?

— Вставай, в школу опоздаешь!

— Чего?

— Рач, ну вставай же!

Я открыл глаза. Наши все уже были на ногах. Я вспомнил про часы. Быстро умылся, выпил чай, собрал книги и выскочил из дому. Проходя мимо амбара, я опустил голову, не решаясь даже взглянуть на ту щель.

Во дворе школы меня поджидал Чко. По его виду я понял, что и ему плохо спалось.

— Ну? — спросил он сразу.

— Что?

— Принес?

— Откуда! — вздохнул я. — Только что проснулся, а во дворе уже полно народу.

Прозвенел звонок, пошли в класс. Но мы были неспокойны, без конца перешептывались, так что с первого же урока товарищ Шахнабатян выставила нас за дверь:

— Вон, бездельники!

Схватив книжки, мы побежали на речку. Было уже холодно. Мы сели на прибрежные камни, разулись и свесили ноги в воду. Чко сказал:

— Что будем делать?

— Откуда я знаю!

— Лучше бы мы их не брали.

— Почему?

— А на что они нам?

— Золотые ведь.

— Ну и что? Ты ведь не вор, чтобы краденое продавать.

Все теперь предстало мне в ином свете: слова «вор», «краденое» наполнили Меня ужасом.

— Чко, — сказал я, — знаешь, давай отнесем их в милицию.

— Это ты здорово придумал! — обрадовался Чко; но вдруг он сник. — Нет, нельзя.

— Почему?

— А если тот длинный узнает, знаешь, что нам будет?

Чко говорил так уверенно, что я сразу согласился. Нам и в голову не пришло, как «тот длинный», то есть вор, может узнать, что это мы сдали часы в милицию.

— Тогда отнесем, положим на место, — предложил я.

— Вот это верно! — вновь обрадовался Чко. — Черт с ними, пускай там и лежат.

Самый сложный вопрос был разрешен, мы успокоились. Достаточно дождаться вечера, тайком достать из щели часы, положить их снова в водосточную трубу, и мы избавимся от этих непрошеных забот.

Когда вопрос с часами был решен, Чко предложил залезть в сад «Гидростроя», поесть винограду.

— А если сторож поймает? — спросил я.

— Не поймает.

— А если?..

— Ну чего пристал! — разозлился Чко. — Увидит — удерем.

Отправились. По дороге я рассказал, что товарищ Шахнабатян вечером приходила к нам.

— Вай! — удивился Чко. — Она ведь и у нас была…

— Ну и что?

— А то, — замялся Чко, — что брат побил меня, а отец сказал, что возьмет из школы и отправит в Тифлис, к своей сестре…

— Да ну?.. — испугался я.

— Да не пошлет, — успокоил Чко, — он всегда так грозится.

Но мы и не подозревали, что на этот раз его отец сдержит слово.

Мы не знали, где живет товарищ Шахнабатян, и не могли себе представить, что так неожиданно узнаем это.

Вечером, когда наши уже собрались спать, несмотря на ворчание матери, мне удалось улизнуть из дому.

— Ты это куда? — крикнула вслед мать.

— Я сейчас, сейчас.

Во дворе никого не было. Я, озираясь, пошел к амбару, и вот часы у меня. А на улице дожидается Чко.

— Учитель?..

— Я.

— Принес?

— Да, пошли.

Как всегда, на улице было мало прохожих. Вскоре мы дошли до нашей школы, свернули на ту улицу, где был двухэтажный дом.

— Интересно, сколько они стоят? — мечтательно произнес Чко.

Подошли к тому дому.

— Ну, давай, — сказал я Чко.

— Погоди, — прошептал он.

Мимо нас прошла женщина. Мы приняли беззаботный вид и, посвистывая, зашагали по улице. Женщина скрылась, но тут появился какой-то пьяница, который медленно шел нам навстречу, весело распевая; затем, посмеиваясь над пьяным, прошли парень и девушка. Словом, нам пришлось порядочно походить перед этим домом, пока улица не опустела.

— Иди, — подтолкнул я Чко.

— Может, ты? — попросил Чко.

Я запротестовал:

— Ведь я же вытащил их из трубы, а ты теперь положи на место.

— Только постой здесь. Если кто придет, дай знать, — сказал Чко и, как-то боком подойдя к трубе, опустился на корточки.

В ту же минуту из подъезда двухэтажного дома с ведром в руке выскочил какой-то мальчик. Я не успел окликнуть Чко, но и без того пустое ведро так гремело, что он вскочил и в замешательстве, не удержав равновесия, растянулся на тротуаре.

Пробегая мимо, мальчик задел меня ведром и остановился:

— Вай?..

Я его сразу узнал, это был Асатур.

Он тоже узнал нас с Чко и нерешительно попятился.

— Бить пришли? — испуганно спросил.

Чко поднялся.

— Это ваш дом?

— Да, мы здесь живем, — растерянно ответил Асатур, не зная, как поступить: остаться или удрать.

— Ну, чего торчишь? — рассердился Чко. — Идешь за водой, так и катись отсюда.

— Ребята, — заикаясь, проговорил Асатур, — вы меня не трогайте, честное слово…

— Нужен ты нам! — буркнул Чко.

— Честное слово, да разве я виноват, — оправдывался Асатур. — Я знал, что она пойдет к вам, но…

— Что «но»?

— Да разве я виноват? — снова повторил он.

Нам надоело слушать его нытье.

— Мы тебя не тронем, честное слово, — сказал Чко.

— А что вы тут делаете? — немного успокоившись, спросил Асатур.

— Да так, — ответил Чко.

— Вчера она говорила, — в порыве искренности начал Асатур, — говорила, что вопрос о вашем поведении будет обсуждаться на учительском совете.

Мы навострили уши.

— Тебе говорила?

— Нет, товарищу Папаяну, он у нас был.

— А что сказал товарищ Папаян?

— Товарищ Папаян сказал, что надо воспитывать.

— Потом?

— Потом она сказала… Как это она сказала?.. Да, сказала, что вы хулиганы.

— А потом, потом?

— А потом она послала меня во двор.

— И ты ничего больше не узнал? — спросил я.

— Нет. Но, когда я шел домой, товарищ Папаян спускался по лестнице очень сердитый.

— И всё?

— А что еще? Все уже. Я пришел домой, она со злости била кошку, а на столе стояли полные стаканы чая.