Арест Торгома был трагедией для его семьи. Это понимали все, даже мы, малыши. Ведь Торгом был единственным кормильцем в доме. Старшему, Погосу, едва исполнилось тринадцать лет, а, кроме него, было еще четверо, мал мала меньше.

В тот день никто из нас не пошел в школу. Пытаясь хоть чем-нибудь утешить Погоса, я принес из дому свой новенький блокнот в красивой обложке, подарок тетки, и молча протянул ему.

— Что это? — удивленно спросил он.

— Блокнот.

— Ну и что?

— Да ведь зачем он мне, Погос-джан, пусть твой будет, ты в пятом, будешь туда уроки записывать, по физике.

Погос посмотрел на меня с благодарностью и грустно сказал:

— Какой там пятый! Может, и в школу теперь не придется ходить.

— Как так? — удивился Чко.

— Да ведь надо же кому-то зарабатывать. Пойду учеником в мастерскую к товарищу Сурену.

— Нет, сынок, — прервала его мать, — в прачки пойду, в чужих домах работать буду, а вас от учения не оторву…

Не только Погос, но и я и Чко за эти несколько часов повзрослели на несколько лет. Мы вдруг поняли: чтобы жить, нужны деньги, а деньги, как часто повторял парон Рапаэл, «не сливы, на дереве не растут».

Мужчины вышли на улицу и остановились у ворот, переговариваясь. И мы за ними.

— Торгом бы такой глупости не натворил, — сказал Газар.

— А что он имел против кооперации? — недоуменно спросил отец.

Они еще беседовали, когда вразвалочку подошел Врам. Он был пьян и что-то напевал под нос.

— Здорово… — сказал он, ни к кому не обращаясь.

Кто-то ему ответил.

— Говорят, бидон Торгома нашли, да?..

— Нализался и орешь! — оборвал его Газар. — Шел бы домой.

— Это кто же нализался? — не унимался Врам.

Газар, и без того злой на весь свет, уже замахнулся, чтобы излить накопившуюся ярость, но Хаджи и мой отец повисли у него на плечах.

— Ну что ты, Газар!

— Да пустите, сердце ведь кровью обливается!

Рапаэл грозно покосился на Врама, тот с виноватой улыбкой вошел во двор.

— Черная образина! — крикнул ему вслед Газар.

— И где это он с утра нализался? — вставил парон Рапаэл.

— И правда Торгомов бидон был? — снова заговорил о том же мой отец.

— Ага, он сам признал, — вмешалась Србун, которая все это время вертелась около мужчин.

Хаджи оттолкнул жену, Србун молча удалилась.

— Так как же это получается? — сказал мой отец растерянно.

— Я не поверю, — веско и торжественно заговорил парон Рапаэл. — Торгом на это не способен, не такой он человек, не станет он резать чужого быка, чтобы нажарить себе ве́ртел шашлыка. Да разве мешал ему этот магазин?

Слова Рапаэла приковали внимание слушателей.

Товарищ Сурен вернулся «оттуда» довольно поздно. Все с нетерпением ждали его в доме Торгома. Там были наши, Мариам-баджи, Газар, сестрица Вергуш и, конечно, жена Хаджи — Србун.

Я и Чко вместе с Погосом забились в угол.

Мать Погоса уже не плакала, тяжесть первого удара прошла, и сейчас она да и каждый, кто был здесь, пытались уяснить, зачем это понадобилось отцу Погоса, известному добряку, поджигать кооперативный магазин.

Наконец пришел товарищ Сурен. Он, улыбаясь, вошел в комнату, и, не знаю почему, улыбка его показалась мне неестественной.

Все повскакали с мест.

— Ну? — нетерпеливо спросил Газар.

— Был в управлении милиции.

— Торгома видел?

— Нет.

— А кого видел?

— А Торгом где?..

Было ясно, что товарищ Сурен не может ответить на все вопросы сразу. Газар понял это первый и сказал:

— Помолчите-ка! — и, обращаясь к товарищу Сурену, добавил: — Сурен-джан, давай по порядку.

— Да рассказывать-то особенно нечего, — ответил товарищ Сурен, — Торгома переправили в исправительный дом. Я разговаривал со следователем. Он и сам не верит, что Торгом поджег кооперативный магазин, но Торгом будет сидеть, пока не разберутся…

Остальные вопросы остались без ответа, только узнали, что следователь разрешил завтра отнести передачу Торгому.

Для меня и, я думаю, для моих товарищей день этот был одним из самых тяжелых в жизни. Мы попрощались с Погосом и разошлись. Пошатнулась вера в справедливость и во всемогущество товарища Сурена.

Мать вошла в дом, а отец и Газар задержались у дверей.

— Э-э, кто его знает, Газар, сперва подкуют, а потом поди докажи, что ты заяц.

Смысл сказанного был мне непонятен, но в это время я думал только об одном: отец Погоса останется в тюрьме, а Погосу придется бросить школу.

На следующий день мы пошли на занятия. И Погос был с нами. На школьном дворе ученики, окружив Погоса, засыпали его вопросами:

— Правда, что твой отец поджег?

— Ваш бидон там нашли?

Погос не отвечал. Он стремился только скорее пробиться сквозь эту толпу.

Нам удалось наконец расчистить путь. Погос торопливо шагнул к деревянной лестнице, но в это время кто-то крикнул ему вдогонку:

— Пожаров сын, пожаров сын!

Вокруг захохотали. Я обернулся и увидел перед собой толстогубое улыбающееся лицо. Это был третьеклассник Вазген, известный драчун.

Через мгновение я уже сидел на спине Вазгена и одной рукой прижимал его носом к земле, а другой — яростно колотил и приговаривал:

— Вот тебе, вот тебе «пожаров сын»!

Ученики разделились на два лагеря, готовясь начать военные действия, но в это время откуда-то появились школьный сторож Багдасар и бухгалтер Алагязов.

— Эй, что за шум! — крикнул Багдасар, с удивительной для его возраста быстротой спускаясь по лестнице.

Когда Багдасар добрался до нас, я уже отпустил Вазгена, мы встали рядом и громко заревели.

— Чего деретесь, кто это вас побил?

Багдасар явно ошибался; он думал, что другие ребята избили меня и Вазгена.

— Взрослые парни, и не стыдно вам, малышей обижаете?..

Багдасар так и не узнал правду. Прозвучал звонок, и сверху вместе со звонком раздался приказ бывшего генерала:

— Разойдись, ма-арш…

— Да-с, — отозвался кто-то в толпе мальчишек.

Все невольно фыркнули. Напряжение спало, мы разбежались по классам.

С этого дня жизнь Погоса в школе стала невыносимой. Правда, за Погоса была бо́льшая часть ребят, но сам Погос потерял интерес ко всему, ходил подавленный и осунувшийся.

Ничего не помогало, Погос решил оставить школу.

— Не могу, пойду в мастерскую, — твердил он.

После пожара в нашей жизни снова произошли значительные перемены. Подобно карточному домику, рассыпался кружок ликбеза. Душой кружка был Погос, а ему, понятно, было теперь не до этого. Амо и моя сестра Зарик, воодушевленно работавшие в кружке, без Погоса чувствовали себя как без рук. Так что о продолжении занятий не могло быть и речи.

Взрослые восприняли весть о прекращении работы кружка по-разному. Газар сожалел больше всех и говорил с упреком:

— Не повезло, опять неучами оставаться!

Очень обрадовалась тикин Грануш, злобно косившаяся на нашу затею из-за Каринэ, которая, вопреки воле «невестки-ханум», твердо решила научиться читать и писать.

А Каринэ? Каринэ менялась прямо на глазах. Зарик продолжала с ней заниматься и все не могла нахвалиться:

— Очень, очень понятливая Каринэ, уже трудные уроки учит.

Кончался февраль, но в этом году приближение весны не радовало нас, как прежде: все мы были подавлены арестом отца Погоса.

Кооперативный магазин снова начал работать. Теперь он стоял рядом с гробовой лавкой Арутика, на месте заброшенного скобяного склада. В новом помещении не было окон, здесь было темно и неуютно, поэтому парон Рапаэл говорил с усмешкой:

— Совсем как магазин Петроса Масисяна[25].

Но товарищ Сурен и Газар уверяли, что к весне старое помещение восстановят.

— Вот увидите, лучше прежнего будет, — говорил Газар.

А мать Погоса тяжело вздыхала!