— Рутина затягивает, лишает самой главной части всю нашу жизнь и сводит на нет все лечение, — вздохнул Алекс. — Ты привыкла бегать весь день как белка в колесе. Вот только я скажу тебе, что если вы продолжите в том же духе, вы никогда не дождетесь результата! По крайней мере того, который хотите в итоге получить! Вы будете все так же бегать и изматывать себя, а он будет все так же сидеть в инвалидном кресле. Поверь, он не встанет с него даже тогда, когда нога окончательно заживет. Просто потому, что незачем. Ему! — он немного помолчал, позволив ей осмыслить его слова. — Изменить ситуацию мы не в силах, увы. Но мы можем изменить подход к этой ситуации и сманеврировать в нужный момент.

— Что ты предлагаешь? — спросила грустно Эля.

— Это вы должны предлагать, — увидев ее удивленное лицо, он пояснил. — Стасу. Надо вовлекать его в разговор. И пусть он молчит, но со временем это станет привычным — то, что вы спрашиваете и интересуетесь, — и он откликнется. Надо только набраться терпения! По сути, он как маленький ребенок, который понимает внешний мир, но не умеет с ним общаться, отличие лишь в том, что Стас просто не хочет этого делать. Он сейчас обижен на все и всех: на жизнь, на обстоятельства, на себя, на вас, на Марго — и причины для этих обид не важны. Еще и ваше «причинение добра», когда вы вроде как и делаете все для него, но при этом не обращаете на него внимания.

— Даже не думала об этом всем… вот так, — вздохнув, призналась Эля. — Какая-то неправильная наша забота, выходит…

— Нет, забота не неправильная, просто надо разбавить ее общением и временем для себя!

Они еще немного посидели.

— Пожалуй, нам пора, — посмотрела на часы Эля. — Стас уже часа полтора как проснулся.

— Но видишь, тебе никто не позвонил, значит, Инга Сергеевна справляется.

— Но меня не покидают мысли, что просто могло что-то произойти, она все же инвалид. Вдруг, упала, не может подняться, а телефона рядом нет… Или случайно закрылась в туалете, а открыться не может, там шпингалет заедает… Или…

— Эля, — Алекс решительно взял ее за руку и заглянул в глаза. — То же самое испытывает мать, оставляя первый раз ребенка вне зоны видимости. Только ты не их мать, даже не родственник, если быть до конца честным. Они справятся. Ты просто в помощь… Не надо ставить себя в такую ситуацию, из которой потом будет трудно и неловко выходить!

Нерешительно Эля кивнула, и они отправились в квартиру Инги Сергеевны.

А вечером грянул гром!

Все было тихо-мирно. Пришла с работы Марго, они все вместе поужинали, она накормила Стаса. Эля ушла в комнату к Инге Сергеевне, вместе они сидели и перебирали нитки для вязания: девушка помогала мотать клубочки, а мама Стаса откладывала в сторону ту пряжу, которая ей пока не была нужна.

Через час к ним вошла Марго.

— Стас уснул, — сообщила она. — Мне надо с вами поговорить, — было видно, что она очень взволнована: щеки были красными, глаза постоянно метались из стороны в сторону, руки теребили рукава и край кофты, а сама она была будто не в себе.

— Что случилось, Марго? — нахмурилась Эля, беря в руки новый клубок с размотавшейся нитью.

Марго нервно прошла до окна и вновь вернулась к дивану.

— Присядь, — ласково похлопала ладошкой по кровати рядом с собой Инга Сергеевна.

Секунду подумав, Марго присела.

— В общем, откладывать больше некуда, — вздохнула, наконец, девушка Стаса. — Помнишь, я рассказывала о Москве? — посмотрела она на Элю.

Та настороженно кивнула в ответ.

— Что за разговоры о Москве? — нахмурилась Инга Сергеевна.

— После свадьбы мы хотели перебраться со Стасом в Москву — и с вами, конечно, — добавила она. — Мы даже разослали резюме в несколько больших кампаний, где хотели бы работать. Месяц назад пришел ответ от одной из них: они приглашали меня и Стаса на хорошие должности. Я тогда отписалась им, что не выйдет, рассказала, что приключилось со Стасом, и попросила, по возможности, подождать. А позавчера они написали мне повторно. Та должность, на которую они меня звали, уже занята. Но мне предложили место начальника отдела маркетинга! — Марго неверяще посмотрела в окно. — Такое предложение бывает раз в жизни и далеко не у всех, — она со вздохом перевела взгляд на свои ноги. — Это и карьера, и престиж, я не говорю уже о деньгах. Я… я не знала, как поступить… А сегодня я уволилась, — Марго прикрыла глаза.

Она понимала, что предавала Стаса, предавала людей, сидящих сейчас возле нее, предавала свое будущее, но это оказалось важнее. Девочке, выросшей в семье алкоголиков, когда не хватало денег даже на еду, а зимой приходилось спать в шубе, потому что отопление было отключено за неуплату, девочке, всю жизнь упорно трудившейся, не покладая своих хрупких рук и не сгибая уставших плеч, девочке, которой не на кого было положиться в этой жизни и не на кого рассчитывать, кроме себя, — этой девочке никто и никогда не сделал бы больше такого предложения! Она очень многим пожертвовала — и жертвовала до сих пор! — чтобы стать той, кто она есть сейчас. Жуткие студенческие годы, когда приходилось работать и учиться — и хорошо учиться, так как денег на платное обучение не было, а поступила она только благодаря золотой медали и не собиралась терять этот шанс. Ужасные детские годы, когда она по вечерам согревала чернила в ручке дыханием, иначе они не писали, замерзнув в холоде квартиры, когда голодала по несколько дней, а иногда и сидела взаперти по неделе из-за того, что родители забыли о ней. Она никому и никогда об этом не рассказывала, создавая вокруг себя ауру успешной девушки.

И лишь в конце учебы в институте ей «повезло»: родители разом умерли, отравившись кустарной паленкой, а ее на попечение взяли дальние родственники, у которых была своя дочка на несколько лет младше Марго. Вот в этой семье она впервые почувствовала себя дома! Новые родители поддерживали юную студентку, как могли, удивляясь, как у таких родителей мог родиться ребенок, настолько непохожий на них… Они рассказали Марго, что не единожды просили органы опеки, чтобы ее отдали на воспитание им, но по каким-то причинам, ведомым одной лишь этой службе, семья Марго считалась нормальной, среднестатистической, а с бумажками никому не хотелось возиться! В итоге им было даже запрещено приближаться к девочке!

Через год Марго стала называть тетку и дядю мамой и папой, чем растрогала их до слез, а свою прежнюю жизнь постаралась забыть.

Только Стас знал ее секрет, но он никому не рассказывал. А сейчас Марго, заливаясь горькими слезами, исповедовалась перед Элей и Ингой Сергеевной. Она старалась оправдать свое решение, свой поступок, поэтому решилась на этот разговор.

Какое-то время они сидели молча, каждый думал о своем.

— Что ж, Марго, — вздохнула, наконец, мама Стаса. — Если ты твердо решила, то я тебе искренне желаю удачи! Пусть твоя новая жизнь будет лучше этой!

— Я стараюсь тебя понять, честно, — посмотрела на нее Эля, с трудом скрывая обиду. — Но, наверное, мы в разных условиях воспитаны, потому что не могу. Стасу расскажешь сама! — девушка вскочила, резко вышла из комнаты и помчалась в коридор.

Моментально обувшись и сдернув куртку с вешалки, она пулей выскочила из квартиры, боясь, что еще чуть-чуть — и взорвется от злости!

Когда через сорок минут она вернулась в квартиру, Марго уже не было, а Стас сидел на кровати, уставившись в стену напротив. В кулаке у него были зажаты два обручальных кольца.

Шла первая неделя октября. Алекс все так же хвостом таскался за Элей, наблюдая, как она меняет отношение к Стасу. Он запретил ей проявлять хоть какие-то эмоции в адрес Марго и ее поступка, а также долго говорил с Элей о том, что у каждого есть право на выбор. Она ведь свой сделала, и его уважают окружающие, поэтому и к чужому выбору она должна относиться с пониманием.

Но Эля ни понять, ни принять не могла. Стасу сейчас необходимы были любовь, поддержка, а Марго вот так поступила. Ден тоже очень долго хмурился и никак не комментировал ее отъезд. Лишь однажды произнес: