И он, и она прекрасно угощали гостей своих… Ужин был славный; всем казалось странно, что у Пушкина, который жил все по трактирам, такое вдруг завелось хозяйство, пишет один из приглашенных.

Шел разлив славы Александра Сергеевича как женатого, семейного человека. Москва, которая пленяет пестротой, старинной роскошью, пирами, невестами, колоколами, забавной легкой суетой, не сводила глаз с поэта и его жены. М-м Пушкина, по которой будет потом вздыхать на берегах «роскошной, царственной Невы» и весь молодой С.-Петербург, потому что ее «лучезарная красота» рядом с «магическим именем» Пушкина всем уже теперь кружила голову. А Пушкин весело, с улыбкой:

— К празднику к тебе приеду. Голкондских алмазов дожидаться не намерен, и в новый год вывезу тебя в бусах.

«Я жил поэтом — без дров зимой, без дрожек летом».

У Пушкиных появятся дети, и среди них дочь Наташа, которую в семье по-домашнему будут звать Таша, но еще и Бесенок. Ну, конечно: Пушкин Бес, а младшая дочь — Бесенок. И про нее тоже потом говорили, что она лучезарно красива и что она прекрасная дочь прекрасной матери. Портрет ее написал тот же портретист Иван Кузьмич Макаров, который рисовал и Наталью Николаевну. Дочь вышла замуж, и у нее родилась дочь… Наташа, по-домашнему Таша.

Пройдет много лет. Наступит следующее столетие. Передо мной газета от 1 июня 1949 года «За боевые темпы», многотиражка завода имени Владимира Ильича. Этот номер газеты помогла сохранить Вика. Она вообще умеет все сохранять и, главное, умеет вовремя все отыскивать.

Еще будучи студентом Литературного института, я руководил на заводе Владимира Ильича литобъединением. В газете большая фотография — потомки Пушкина в гостях у ильичевцев. В первом ряду с букетом цветов сидит на колене у старейшего рабочего завода слесаря Бадайкова — он бережно придерживает ее рукой худенькая 12-летняя девочка в полосатом платье с короткими рукавами и легким шарфиком, прикрывающим шею. Она счастлива. Она гостья огромного электропромышленного завода, Наташа… Таша…

Пройдут еще годы. Десятилетия. И я познакомлюсь с самой ее Высокоблагородием Милостивой Государыней Натальей Николаевной. Да, да, не удивляйтесь. Здесь нет никакой оговорки, ошибки. Познакомлюсь я с нею, когда впервые загляну на Кропоткинскую улицу в строение № 7 (книжные фонды музея Пушкина). Надо было собрать подробности об арбатской квартире Пушкина. Мне сказали, что материалы на эту тему подберет сама Наталья Николаевна…

— ???

— Ей лучше всех знать арбатский период жизни поэта.

Работникам фондов доставляло удовольствие загонять меня в тупик.

— Вы что, не согласны? — спросила заведующая книжными фондами Ирина Врубель.

— Согласен, — пробормотал я, загнанный в тупик.

Сижу в строении № 7 перед Натальей Николаевной. Она только что подобрала мне нужные материалы. Почему она Наташа Гончарова, хотя она Маша Еремеева? Да потому, что она внешне похожа на Наталью Николаевну. Особенно когда с помощью театральных средств достигает сходства с портретом Макарова, который выставлен в музее на Кропоткинской. И к тому же, будучи студенткой театроведческого факультета ГИТИСа, долгое время жила в квартире Пушкиных.

«Ах, на Арбате, возле МИДа, стоит старинный особняк».

Так начинается поэма из нынешних арбатских времен, из времен нынешней Натальи Николаевны — студентки Маши Еремеевой. В поэме есть строчка, что Пушкин «проверяет, кого судьба сюда вселила?.. Кому до срока поручила сию священную обитель?..».

Почему до срока?

Потому что до восстановления пушкинской квартиры в ней находилось общежитие студентов ГИТИСа. Они же и сочинили поэму «Пушкин на Арбате».

— Вместе с нами жил друг степей калмык Эрдне с режиссерского факультета.

«Какое чудное виденье! Сам друг степей в моей квартире».

— Он женился на нашей студентке Людмиле, — продолжала Маша. — Сейчас они живут и работают в театре в Элисте.

— Тоже калмычка?

— Да. «Гурьбой степные други и их глазастые подруги».

Это все, конечно, из поэмы «Пушкин на Арбате».

— Свадьба была веселой?

— Вполне пушкинской. Ломбард закрыт, и неизвестно, где достать денег.

— Коли можешь, достань. Я на мели, — вспомнил я слова Пушкина к Нащокину. Пушкин писал перед свадьбой.

Мы с Машей Еремеевой смеемся.

— Свадебный стол был накрыт в пушкинских комнатах, — продолжала Маша. — И молодые сидели, может быть, на тех же местах. Не знаю, как у Александра Сергеевича было с винегретом, у нас винегрета хватило на всех.

И мы опять смеемся.

— «По дому тихо кто-то бродит, и в занавеске, как сверчок, пылает Пушкина зрачок», Маша дальше читает студенческую поэму.

— Когда же вы, Маша, делаетесь Натальей Николаевной?

— Когда надеваю придворное платье. «Будь молода, потому что ты молода, и царствуй, потому что ты прекрасна!» Помните? Пушкин — Наталье Николаевне. Надеваю придворные драгоценности. Прическу тоже делаю придворную. Я живу во флигеле, во дворе. Все у меня придворное.

— И выезжаете на бал!

— Придворный. — Маша смеется.

Еще если учесть, что Машиного мужа зовут Александром, а сына Сашей, как и старшего сына Пушкиных…

Поздний час. Луна и ночь. Уснувший город. Студент Михаил Лермонтов в своей комнате в доме на Молчановке. В этот поздний час он учился побеждать страданье, потому что «сердца лучшая струна оборвалась». На полу — разорванные листы черновиков, шершавые от присыпанного песка. Взяв новый чистый лист, он написал: «…ты со мною не умрешь: моя любовь тебя отдаст бессмертной жизни вновь; с моим названьем станут повторять твое…»

Этот лист он не разорвал.

Так и случилось: его даже такая короткая любовь сделала Наталью Федоровну Иванову, ее имя бессмертным, хотя Дева чудная стала впоследствии м-м Обресковой.

У Обресковых появятся дети, и среди них — дочь Наташа. Она выйдет замуж, и у нее родится дочь… Наташа — Наталья Сергеевна Маклакова, с которой и встретился наш современник Ираклий Андроников на Зубовском бульваре в доме № 12, квартира 1. Вход со двора, несколько ступенек и дверь.

И каждая из Наташ из семьи Обресковых будет знать о некогда существовавшей любви поэта к Н. Ф. И. и будет где-то в глубине души сочувствовать Лермонтову.

— Их можно понять, — скажет Вика.

Я с Викой соглашаюсь.

У Натальи Ивановой хранились стихи Лермонтова, письма, пока их не уничтожил Обресков. Хранился экземпляр пьесы «Странный человек», в которой поэт рассказал о себе и о Наташе и специально для нее переписал экземпляр. У пьесы есть предпослание: «Лица, изображенные мною, все взяты с природы, и я желал бы, чтоб они были узнаны, тогда раскаяние, верно, посетит души тех людей…»

На Молчановке, в Кабинете поэта, стоит бюро красного дерева. Некоторые полагают, что бюро из семьи Ивановой-Обресковой. Приобретено было для музея. Может быть, когда-то стояло и в Никольском-Тимонино, где жила Н. Ф. И. и куда «верхом на серой, борзой лошади — и мчался вдоль берега крутого Клязьмы» Мишель Лермонтов.

Считается: Лермонтов не рисовал Наталью Иванову. Исследователь творчества Лермонтова, художник-график Людмила Николаевна Шаталова настаивает: рисовал.

Появляется Людмила Николаевна у нас в квартире в большом бархатном «рембрандтовском» берете, всегда с неподъемной сумкой, нагруженной книгами по Лермонтову, записями, эскизами и рисунками к Лермонтову, к его биографии, которую она вот уже семь лет прочитывает, разгадывает, сопоставляя его рисунки и стихи; соединяя их воедино, в УТАЕННЫЙ — как Людмила Николаевна называет — ДНЕВНИК. Вот одна из ее догадок.