Тиеп вспылил:

— Ты думаешь, их появление у комитета — не издевка, не хулиганская демонстрация? Прикинь, сколько донгов они вытянули у крестьян на инструменты, сколько на самом деле истратили и сколько прикарманили! Нет, с такими еще строже надо!

Он задумался на минуту, потом с силой хлопнул себя по колену.

— Эти ловкачи не просто хулиганы, они еще и провокаторы! Вот ты поговорил с Нгатом и тем самым вроде бы признал право их на существование, а им только того и надо! Подцепили они нас, как рыбу на крючок!

Тхат вынужден был согласиться с доводами Тиепа, однако, шагая домой, он вспоминал этот разговор, и досада на Тиепа переходила в злость: Тиеп все чаще показывает свое превосходство, особенно при решении сложных, запутанных вопросов, тем самым подрывая его, Тхата, авторитет, словно намекает, что Тхат уже ни на что не способен, никому не нужен!..

Жены дома не оказалось, дочери тоже. Тхат невесело оглядел мрачные, словно брошенные людьми, комнаты и тяжело вздохнул. Подошел к шкафу, чтобы сменить одежду. Сунул ключ в замочную скважину — и крякнул от удивления: ключ не поворачивался! Через стекло было видно, что одежда, посуда не тронуты, не хватало только коробочки, в которой хранилась записная книжка и, самое главное, талоны на ткань для членов кооператива. Эти талоны на двести метров материи он получил дополнительно только вчера и не успел раздать крестьянам. Тхат растерянно оглядел комнату. «Чтоб руки отсохли у негодяя, который позарился на общественное добро!..» Не зная, что делать, он как был в грязной одежде, ничком бросился на кровать. Вдруг голову сдавило, словно обручем, сердце отчаянно заколотилось, будто он только что залез на высокую гору. «До каких же пор будут водиться среди нас воры и всякая сволочь, от которых нет житья порядочным людям? — спрашивал себя Тхат, обхватив руками раскалывавшуюся от боли голову. — А может, жена или дочь взяли талоны? Но зачем тогда ломать замок? И потом, нет у них денег, чтобы выкупить ткань. А что, если они кому-то продали талоны? Опять-таки зачем? Получить по ним ткань все равно не удастся…

Напрасно Тхат ломал голову над загадкой, ответа на нее не было. Усталость все сильнее наваливалась на него. Сколько раз говорил Тиеп: бдительность, бдительность и еще раз бдительность. Тхат встал было, чтобы пойти к Тиепу за советом, но в нерешительности остановился: только что они едва не поссорились из-за оркестра, а пропажа талонов еще раз докажет правоту Тиепа. Кто его знает, возьмет да и сообщит в партийную организацию, а там разговор короткий — сразу наложат взыскание. И Тхат снова повалился на кровать, натянул на голову одеяло и вдруг понял, что заболел. С улицы, словно в унисон его состоянию, донеслись тоскливые завывания фисгармонии.

Город Байтюнг уже несколько веков был религиозным центром приморья и гордостью местных католиков. В книгах по истории о нем написано не так уж много, однако людская память и устные предания сохранили множество рассказов о его долгой жизни.

Издавна народ здесь очень бедствовал. Королевская власть тогда была слабой, враги наседали со всех сторон, а у короля не хватало денег даже на армию, не говоря уж о приличном дворце. Да и делами своего государства он не занимался, предоставив это всяким жуликам и проходимцам, которые отчаянно грабили народ. Сановники и чиновники покупали должности, богатели за счет народа и становились знатными вельможами. Вскорости они захватили все лучшие земли и содрали с крестьян последнюю шкуру. Нищие жители предгорий вынуждены были покинуть свои земли, спуститься к морю и превратиться из крестьян в рыбаков. Дни, месяцы, годы проводили они в море и вглядывались в его бескрайнюю даль в надежде, что оттуда появятся их спасители.

Спасители и впрямь явились однажды на торговом корабле, который вошел в бухту и бросил якорь неподалеку от Киенлунга. На берег сошли какие-то странные люди с длинными завитыми волосами и большими с горбинкой носами, а одеты они были в платья, каких никто раньше никогда не видывал. Ребятишки, пасшие на берегу буйволов, со страха разбежались и попрятались в зарослях, издали наблюдая за чудными пришельцами, как бы те не забрали на корабль брошенных без присмотра буйволов. Но пришельцы не взяли буйволов. Скоро они поднялись на свой корабль и уплыли в море, оставив на берегу большой мешок, в котором лежали кульки со сладостями, зеркала, гребенки и всевозможные побрякушки. Не то что дети, взрослые таких вещей раньше не видывали, а сладостей — не едали.

На другой день гости приплыли снова. Желание получить подарки пересилило в детях страх. Они остались на берегу и познакомились с пришельцами. Только на сей раз с корабля сошли люди в длинных черных одеяниях. Это были католические миссионеры. Корабль уплыл, миссионеры остались. Они завязали знакомство сперва с детьми, потом с их родителями, крестьянами, рыбаками, которые влачили жалкое существование в этом краю, страдая от притеснений чиновников и других бед и несчастий. Местные жители открыто выражали свою ненависть к королю и его сановникам. Наивные бедняки верили, что пришельцы спустились к ним с неба, чтобы спасти их.

Поначалу миссионеры и впрямь походили на спасителей: они привезли с собой множество замечательных вещей — лекарства от страшных болезней, вкусные сладости, красивые ткани, иголки, чтобы шить одежду. Все это пришельцы щедро раздавали местным жителям, обучали их пользоваться незнакомыми предметами.

Молва о чудесных пришельцах быстро распространилась по всей округе. Посмотреть на них приходили обитатели соседних деревень. Чем больше чудес творили добрые пришельцы, тем с большей готовностью трудились на них простодушные жители этих мест. Странные люди смотрели в длинные трубы — и лодка, еле видимая на горизонте, внезапно оказывалась у них перед глазами. Они загодя предупреждали рыбаков, когда будет сильный дождь или тайфун, и предсказывали наводнения. Много крестьян и рыбаков было спасено таким образом. Однако пришельцы утверждали, что чудеса — это не их рук дело, чудеса священны, и творят их пресвятая дева Мария и господь бог. Ну разве после этого можно было не поверить в силу и всемогущество пришельцев. Больные приходили к миссионерам за помощью, но те говорили, что никакие лекарства не помогут, если человек не покается в грехах. Оказалось, что весь здешний народ — ужасные грешники. Дабы обрести благочестие и искупить грехи, крестьяне и рыбаки собрали деньги и своими силами выстроили большой дом для статуи богородицы. Скромные и во всем воздержанные миссионеры научили грешников молиться. Чтобы доверие к пришельцам укрепилось в народе, некоторые миссионеры и монахи по здешним обычаям выкрасили зубы черным лаком, стали жевать бетель. Местные жители не понимали латынь, тогда миссионеры переписали Библию на вьетнамском языке и начали отправлять службу по-вьетнамски. Многие пришельцы хорошо играли на разных музыкальных инструментах, пели, устраивали богоугодные концерты, на которые сходились толпы людей. После музицирования они читали тексты из Библии, обращая в новую веру всех, кто внимал им.

Постепенно католическая религия начала распространяться по всей стране. Вначале королевский двор и мандарины относились к ней с пренебрежением, однако испугались не на шутку, когда количество верующих стало исчисляться десятками тысяч. Но испугались они не верующих, а пришельцев, которые уже не подкармливали прихожан сластями и не поражали их воображение чудесами. Наступили иные времена, теперь уже монахов-миссионеров кормили-поили прихожане. Монахи стали владельцами многих деревень и лучших земель, народ пахал церковные земли, обогащая служителей бога. Церковь приобрела огромную силу и власть и могла при необходимости нанять сколько угодно солдат, чтобы воевать с королем.

И королю пришлось отступить, лаской и посулами он пытался привлечь церковь на свою сторону, а иной раз и сокрушить ее. Но бороться с церковью он не мог, ибо сами верующие вставали на защиту «своей» церкви. Когда же король из династии Нгуенов[11] сумел спалить католические деревни и насильственно переселил оставшихся в живых католиков в другие районы страны, то священники, снова став миссионерами, ушли вместе со своими последователями в джунгли, в горы, в недоступные места, где прятались от властей и прятали свои реликвии. Доведенные до отчаяния, люди новой веры вооружались иногда чем попало, палками, копьями, мечами, луками, и во главе со своими пастырями кидались бить королевские войска. Но наступили благоприятные времена, церковь вышла на свет божий во всем своем великолепии, и воцарился прежний порядок, когда прихожане работали, не щадя живота, а служители бога возносили во их здравие молитвы всевышнему.