— Где же они берут материал для своих зонтов? — произнес он, обращаясь как будто к себе самому.

Тхат удивленно посмотрел на товарища.

— Что с тобой, Тиеп? Ты о чем? Пошли скорее, нам еще собрание надо успеть провести до наступления ночи.

Тиеп сделал несколько шагов и сказал:

— Странное дело! Вот казалось, исчез зонтичный промысел, ан нет — жив!

Тхат засмеялся.

— Ты не бредишь, случаем? Может, на солнце перегрелся?

— Чего ты смеешься? — возмутился Тиеп. — Бред — вот он: черные зонты и эта фисгармония. До каких нор они будут досаждать нам?

Тхат даже опешил.

— Нашел о чем беспокоиться — делать, что ли, нечего? Ну правится им эта музыка, потому и толкутся возле музыкантов, — пусть их!..

Тиеп помолчал, потом обернулся и спросил шагавших сзади Хунга, Тхао и Та, молодых активистов деревни:

— А вы как полагаете? Если народу правится, то пусть развлекаются, или не так? А может, взглянуть на это по-другому? Полезна ли такая музыка в нашем деле? Чей рис едят музыканты? А?.. Народный! Вот так, наедятся нашего риса, а потом дуют в свои трубы, бьют в барабаны да на фисгармониях тоску наводят. А песни какие поют? Еще те, что при французах в моде были, и черт-те как, будто солдаты марионеточной армии. Я думаю, эту музыку надо… поломать!

Внимательно слушавший Тхао отрубил:

— Запретить — и дело с концом.

Тиеп отрицательно покачал головой:

— Нет, так не годится. Именно поломать!.. И перестроить ее на новый лад!.. Ведь наверняка кто-то ее устраивает. Вот только неизвестно, что это за человек. Но ясно одно — это наш противник. Потому и надо объяснить музыкантам наши взгляды, наши идеи, которых они не понимают. Мы в этом заинтересованы. Весь день мы сегодня вкалывали на строительстве, устали до чертиков, а музыканты чем занимались? Отвлекали народ от созидательного труда. С другой стороны, разве плохо, если наша, новая, музыка будет поднимать людей на трудовой подвиг?! Вот почему я и говорю о перестройке, а не запрете. Ясно?

Никто Тиепу не ответил, и все пятеро молча направились к зданию административного комитета. Но что это? Зачем собралась на дворе огромная толпа, человек сто, не меньше? Неужели стихийный митинг? Когда активисты подошли ближе, то увидели, что все мужчины одеты в белые рубашки и черные брюки, а в середине толпы несколько человек держат на плечах большие барабаны, обтянутые буйволиной кожей. Два самых крупных барабана стоят прямо на земле, по бокам торчат, как рога, колотушки.

Кто-то громко скомандовал:

— Смирно! Для приветствия кадровых работников готовсь!

И десятка три барабанов загрохотали во всю мочь.

Тхат, Тиеп, Тхао, Хунг и Та переглянулись, ничего не понимая. А объяснялось все очень просто: когда Нгат уходил из дома Тана, Хап шепнул ему, что будет полезно вечером устроить у административного комитета выступление церковного оркестра. Нгат подчинился и привел всю эту толпу на двор комитета. Естественно, активисты не могли всерьез думать, что эти бездельники собраны, чтобы торжественно встретить уставших товарищей, вернувшихся со стройки!

Тхат отпирал дверь, когда к нему, почтительно прижимая к груди шляпу, подошел Нгат.

— Здравствуйте, уважаемый господин председатель! Мы пришли почтительно приветствовать членов административного комитета.

Тхат весело рассмеялся и спросил:

— Чего ради, дядюшка Нгат?

Тот, не меняя заискивающего тона, пробубнил то же самое:

— Уважаемый господин председатель, уважаемые члены комитета, наш церковный оркестр пришел почтительно приветствовать вас.

Не ожидая, что скажет Тхат, он махнул шляпой, подавая сигнал барабанщикам, и крикнул:

— Приготовились! Раз, два, три!

Раздался грохот, от которого заложило уши.

Тут-тум-тум-тум! — гудели большие барабаны.

Бим-бам-бим-бам! — надрывались малые.

Тик-тик-тик-тик! — рассыпались дробью самые маленькие.

Под общий грохот толпа праздных зевак начала танцевать, взявшись за руки. Десятки людей закружились, притопывая и поднимая столбы пыли. Какой-то парень, словно хромая курица, подпрыгивал на месте и колотил изо всех сил палкой по самому большому гонгу. Парень кривлялся, гримасничал, показывал язык ребятишкам, которых в толпе было множество. Разобрать слова нормальной человеческой речи в этом адском шуме было невозможно.

Дождавшись, когда оркестр кончит первую пьесу, Тиеп сурово обратился к Нгату:

— Объясните наконец, что здесь происходит?

Нгат не успел ответить, потому что Тиеп вошел в помещение и сел за стол. Нгат последовал за ним и остался стоять — Тиеп не предложил ему даже сесть, — в недоумении глядя на Тиепа. Тот поднял голову и снова спросил:

— Итак, что происходит и почему вы пьяны?

Нгат, заготовивший ответ еще дома, выпалил скороговоркой:

— Всем известно, уважаемый господин, что в нашей деревне давно не было хорошего церковного хора и хорошего церковного оркестра. Мы приложили немало сил, чтобы создать их заново, ибо это отвечает интересам нашей религии, а значит, и нашего народа. У нас были большие трудности, но мы очень старались, и сегодня, когда наконец у нас все в порядке, мы, господин председатель, пришли показать вам, членам административного комитета, наши достижения и поприветствовать вас.

Тхао, Хунг и Та от усталости клевали носом, не в силах слушать нудные объяснения. И только Тхат, подчеркивая собственное значение, важно ответил:

— Благодарим вас, дорогие братья и сестры, теперь мы в курсе ваших достижений. Но уже ночь, завтра — много дел, поэтому расходитесь, пожалуйста, по домам.

Однако Нгат настаивал на своем:

— Уважаемый господин председатель, мы так долго готовились к этому дню — разрешите исполнить еще одну пьесу. Вы доставите музыкантам огромную радость. А мы очень благодарны вам за теплые слова, спасибо вам.

Когда музыканты играют в церкви во время религиозных празднеств, им обычно дают по два-три донга, и Тхат заволновался — а что если и теперь они попросят денег.

— Нет, нет, на сегодня достаточно!..

И тут раздался сердитый голос Тиепа:

— Постойте! Вопрос к Нгату: вы получили разрешение на создание вашего ансамбля?

«Старик Хап правильно говорил: с этим парнем лучше не связываться», — подумал Нгат, но вслух произнес:

— Вы понимаете, мы… я хочу сказать, что таков заведенный порядок: в церкви должен быть оркестр и хор. Музыка всегда сопровождает службу. Мы, конечно, люди темные, может, неправильно что понимаем, но только так всегда было, и оркестр у нас такой, как прежде.

Тиеп покачал головой:

— Неправда! Раньше в вашем оркестре было всего шесть человек, а теперь тридцать или сорок здоровенных парней — каждый буйвола кулаком свалит. Вы разве не заметили?

Нгат вздрогнул: такого удара он не ожидал.

— По вашим словам получается, что мы допустили ошибку. Но у нас есть начальство — деревенский староста Ням, мы, верующие, обязаны его слушать, а он сказал, что все сделано нами согласно установлениям нашей веры.

Тиеп нахмурился.

— Что вы мне про веру и религию толкуете? Я ведь с вами не религиозные вопросы обсуждаю, а говорю только, что создание любого хора или оркестра должно быть оформлено в соответствии с установленными правилами. Нельзя, чтобы каждый поступал, как ему вздумается.

Нгат молчал, и Тиеп задал следующий вопрос:

— А где вы взяли деньги на барабаны, гонги, на одежду для музыкантов?

— Мы… мы… староста Ням дал деньги, — заикаясь выдавил Нгат. — Мы люди маленькие, ничего не знаем.

Тиеп вздохнул.

— Опять староста Ням, за все-то он у вас в ответе. Ну тогда пойдите сейчас к нему и расскажите о нашем разговоре. Передайте, что нам нужен поименный список, вашего хора и оркестра, а также финансовый отчет о вашей деятельности.

Нгат сжался и понуро вышел. Тхат недовольно взглянул на Тиепа.

— Это ты чересчур, Тиеп. Среди народа живем, а церковные хоры и оркестры — дело для деревни обычное. Зря ты так!