Донг узнал в оравшем мужчине Нионга. С каким бы наслаждением он плюнул в эту наглую морду. Но пришлось взять себя в руки и сказать как можно спокойнее:
— Я руковожу организацией свадьбы, ее устроила молодежь нашей волости. Если у граждан есть конкретные вопросы, прошу задавать их мне. Свадьба еще не кончилась, поэтому прошу спрашивать поживей!
Из толпы раздались гнусавые голоса, — говорившие зажимали нос, чтобы их нельзя было узнать:
— Жен совращают!.. Хороша невеста: мужа бросила, спуталась с другим… Подать сюда представителя власти! Чего нам разговаривать с каким-то организатором!..
Глаза Тиепа загорелись гневом. Он выступил вперед, схватил Нионга за рубаху, повернул парня к себе.
— Это вы и есть Ле Као Нионг, который недавно обратился в уездный комитет с требованием привлечь Ай к ответственности?
— Да, я… — ответил побледневший Нионг.
Тиеп столкнул его с веранды и громко произнес:
— Податель жалобы не явился в уездный комитет в назначенное время, когда его вызывали. Я вижу его впервые только сейчас. На свадьбе я присутствую как гость, но поскольку вы хотите говорить с представителем власти, я готов ответить вам как представитель власти: свадьба Выонга и Ай полностью отвечает законам нашего государства. А бывший муж Ай по имени Ле Као Нионг, бросивший ее шесть лет назад, не имеет никакого права вмешиваться. Если вам этого мало, вот, пожалуйста, решение уездного суда по его жалобе:
«Дня… месяца… 1960 года.
Административному комитету волости Сангок:
В уездный суд поступило заявление гражданина Ле Као Нионга, уроженца волости Сангок, требующего не допускать брак между гражданином Нгуен Дык Выонгом и гражданкой Дао Тхи Ай, жителями той же волости.
Рассмотрев все приведенные в заявлении факты, суд решил, что податель заявления Ле Као Нионг не имеет никакого юридического права вмешиваться в дела гражданки Дао Тхи Ай. Заключенный ранее брак, устройство свадьбы, проживание Дао Тхи Ай в доме Ле Као Нионга на положении невестки не имеют никакого юридического значения, так как по сути дела Ле Као Нионг купил служанку себе в дом.
Суд отклоняет претензии Ле Као Нионга на основании того, что он сам бросил жену, уехал в город и живет там с другой женщиной, — таким образом, нарушил закон о браке. Одновременно суд заявляет, что поскольку податель заявления не знает новых законов и действовал по этой причине противозаконно, к нему могут быть применены специальные меры воздействия. Суд просит волостной комитет пригласить Ле Као Нионга и разъяснить ему существо дела».
Закончив читать, Тиеп сложил бумагу вчетверо и сунул в карман. Потом обратился к Нионгу:
— Вы все поняли? Гражданка Ай не является больше вашей женой и никогда ею не будет. Она свободна и может выбирать мужа по своему усмотрению, а вы не имеете права препятствовать ей в этом. Комитет приглашал вас, но вы не явились, потому что, как мне теперь ясно, хотели устроить этот скандал. Говорить больше не о чем. Можете отправляться к себе домой, если не хотите, чтобы вам было хуже.
Нионг открыл было рот, хотел сказать что-то, но вместо этого шмыгнул в толпу. Тут же в темноте его схватила чья-то рука, и тихий голос зло произнес:
— Куда, трусливая скотина?! А ну, возвращайся и делай, что приказано!
Нионг молчал. Человеком, задержавшим его, был Нгат. Рядом с ним, опираясь на плечо Тана, стоял Мэй. От всех троих несло перегаром. Нионг увидел, как торговка Лак толкала Нян в спину к веранде. Та, словно марионетка, сделала шаг вперед и закричала, не глядя на Тиепа:
— Сестра! Ты продалась этому антихристу Выонгу как последняя шлюха! Ты осквернила могилы родителей! Ты позоришь меня! Остановись, пока не поздно!..
Гнев и ненависть — плохие советчики. Вот и сейчас, потеряв власть над собой, Нян выкрикивала грязные обвинения в адрес Ай.
Тиеп с трудом сохранял спокойствие. Тщетно глядел он на толпившихся вокруг людей, пытаясь найти хоть одно лицо, на котором можно было прочесть сочувствие или участие. Тогда он постарался урезонить Нян.
— Шли бы вы лучше домой, — мягко сказал он ей. — Вы же верующий человек, а говорите такие нехорошие слова…
Красными от возбуждения, ненавидящими глазами Нян посмотрела на Тиепа и протянула руки, словно намереваясь схватить его за ворот рубашки. Тиеп отвел ее руки и легонько оттолкнул ее.
— Что с вами, уважаемая? Может, вам плохо? Врача вызвать?
— Люди добрые, смотрите, нашу Нян бьют! Помогите! — вопль старухи Лак послужил сигналом.
И тотчас же выскочили двое здоровенных мужиков — взмах руки, и камни полетели на веранду. Один угодил в лампу, которую держал Донг. Со звоном посыпались осколки стекла, и все вокруг погрузилось во мрак. Второй камень попал Тиепу в голову. Тот вскрикнул и, держась обеими руками за висок, повалился на пол, из-под пальцев его текла струйка крови.
— Бей сукиных сынов!
— Караул! Тиепа убили!
Толпа отпрянула, женщины причитали от страха, дети плакали. Но несколько человек продолжали швырять камни туда, где лежал Тиеп. Звенели разбитые стекла. И вдруг тьму прорезали лучи карманных фонарей, раздался сухой треск пистолетного выстрела.
— Прекратить! Будем стрелять!..
Оправившись от минутного замешательства, два милиционера выскочили на ступени веранды. Мгновение — и двор опустел. Только Нян, вытаращив глаза и широко раскрыв рот, застыла на месте, прижавшись к стене, Тиеп лежал без сознания, — еще несколько камней попали в него. Быстро соорудили носилки, чтобы отправить раненого в уездную больницу. Нян арестовали и увели милиционеры. Ай плакала, глядя, как уходит сестра. Никто не мог и предположить, что радостное событие в жизни двух молодых людей окончится так трагически.
А в это время на пустыре, неподалеку от хутора Сатхыонг, собралось человек десять. Они пили самогон, закусывая жареной собачиной. Среди них не было ни отца Сана, ни сестры Кхюен. Как только начался скандал, посланцы епископа потихоньку выбрались из толпы и прямиком направились в Байтюнг.
Собравшиеся на пустыре зачинщики пили самогон, пили жадно и много, словно желая прогнать недавний страх. Мэй ругался, он был недоволен — не расправился с Выонгом, тот, трус несчастный, даже не появился на веранде, чтобы заступиться за своего начальничка.
Все уже изрядно захмелели, только Тана самогон не брал, хотя он уже хватанул несколько чашек. И чем больше пил он, тем тревожнее были осаждавшие его мысли: «А что, если Тиеп умрет? Ведь докопаются, кто камень кинул, и тогда мне крышка. Тюрьма, ссылка, клеймо убийцы — оно бросит тень на всех членов семьи, на жену и детей после смерти. А ад, где таких, как я, поджаривают на огне?..» Судорожно глотнув воздух, как будто он задыхался, рванул на себе ворот рубашки и оторвал несколько пуговиц. Тану хотелось кричать…
Как слепой, брел он домой, не помня, о чем говорили собутыльники. Его терзал страх: конечно, за ним придут, схватят, обвинят по меньшей мере в участии в подпольной вражеской организации, в худшем случае — осудит за убийство. Арестовали Нян, доберутся и до Нионга, и если не та, так другой, слизняк, трус и подлец, выдадут его.
8
В то время, когда донесение о событиях в деревне Сангоай достигло канцелярии уездного комитета в Суанзао, его преосвященство Фам Ван До принимал у себя отца Сана и сестру Кхюен, которые вернулись из деревни и во всех подробностях докладывали епископу о том, как прошла свадьба Выонга и Ай. Епископ, надо полагать, остался доволен рассказом своих верных слуг, вынул из шкафа бутылку дорогого вина и разлил его в высокие тонкие бокалы. Отца Сана так удивил поступок епископа, что он никак не решался поднять бокал и вопросительно смотрел на хозяина. Сестра Кхюен чувствовала себя увереннее, она пригубила вино, и ее круглые, голубиные глаза, глядевшие на епископа, выражали любовь и ласку. С какой радостью она припала бы к красивой холеной руке епископа, но приходилось скрывать свои чувства.
