Ай молча повернулась, чтобы идти обратно туда, откуда они пришли. Но Сан хорошо знал, что редкая женщина сумеет оказать сопротивление сильному мужчине. А девицы из общества Фатимской богоматери — кроткие овечки, недаром их учат смирению.

Не успела Ай сделать несколько шагов, как Сан догнал ее и положил руку ей на плечо.

— Да стой ты, чудачка! Неужели мы с тобой станем ругаться, вместо того, чтобы поладить миром?!

Ай остановилась и резко крикнула:

— Отцепись! Я замужем!

Сан в ответ промурлыкал куплет из непристойной песенки:

Дрожа от охватившего ее гнева и страха, Ай сбросила руку Сана с плеча и крикнула:

— Ты же священник, а ведешь себя как последний бабник!

— А что, разве нельзя? — осклабился Сан. — Про небеса многие говорят, что там сладко, а как на самом деле, я не знаю. Зато знаю, что здесь, на земле, каждый устраивается, как может!

Ай поняла, что увещевать такого бесполезно, и бросилась бежать. Но Сан был настороже — он схватил ее за платье и резко дернул к себе. Он был сильнее, и Ай очутилась в его крепких руках, которые сдавили ее так, что стало трудно дышать.

— Успокойся, дура! — бормотал он. — Все будет в порядке! И тебе хорошо, и мне…

Он дышал прерывисто. От него пахло, как от грязного буйвола. У Ай закружилась голова.

— Люди! Спасите! — из последних сил закричала она.

Сан схватил ее за горло, словно хотел задушить, но Ай умудрилась крикнуть еще раз.

Сан сплюнул и прошипел сквозь зубы:

— Если еще раз заорешь, раздавлю, как пиявку!

Ай не сомневалась, что он может задушить ее. Ужас придал ей сил. Она рывком высвободила руки, сжатые в тисках объятия Сана, и ударила его по очкам. Очки упали на землю, она отскочила от ставшего почти беспомощным и растерявшегося негодяя и крикнула еще раз:

— Помогите, спасите! Люди!

Послышался топот бегущих ног. Сан, пометавшись на месте и даже не успев подобрать очки, бросился бежать. Во время борьбы Сан потерял и фонарик, который сейчас валялся включенный на земле и освещал небольшое пространство у ног Ай. Глаза женщины были широко открыты, она тяжело дышала, сердце стучало так, будто готово было вырваться из груди. Ай даже не смотрела в сторону человека, бежавшего к ней на подмогу, и очнулась только в тот момент, когда решительный мужской голос произнес:

— Что случилось? Вам нужна помощь?

Ай почувствовала, как все ее существо заполняет радость. «Неужели это Выонг?!» — подумала она и со смешанным чувством смущения и досады схватила его за руку, а другой рукой легонько ударила по спине.

— Ты где пропадал? Почему пришел только сейчас? Где же ты был, говори! — она заплакала навзрыд, сама удивляясь, что высказывает парню претензии, словно они договорились о встрече как раз в этом глухом месте, а он опоздал на эту встречу.

— Да ты сначала скажи, что с тобой случилось? Тебя ограбить хотели? И как ты здесь очутилась?

Все еще плача, Ай отрицательно покачала головой. Она не могла говорить. Выонг натянул ей на плечи порванное платье и, тихо поглаживая Ай по голове, приговаривал:

— Успокойся же, ну успокойся! Хватит плакать, я рядом, тебе ничего не грозит. Ты ничего не потеряла?

Ай снова покачала головой.

— Нет, ничего я не потеряла. Просто один негодяй…

Выонг мгновенно вспыхнул.

— Кто?! Кто он?!

— Сан…

— Сан?! Ну я ему покажу. — Выонг увидел на земле очки, нагнулся, подобрал их и положил в карман.

— Ты где ночуешь? Я тебя провожу, одну теперь не отпущу!

И тут Ай бросилась к Выонгу и обняла его.

— Прости меня за все! Я никуда не хочу идти — только домой! Давай прямо сейчас пойдем в нашу деревню.

На глаза Выонга навернулись слезы. Сердце Ай билось рядом с его собственным. От невысохших еще слез глаза Ай блестели. У Выонга кружилась голова. Он знал, что с этой минуты никакая сила на земле не разлучит их.

Престольный праздник кончился через два дня. Люди разъезжались и расходились по домам. По реке опять сновали лодки под парусами и на веслах. Было очень жарко. Изнемогавшие от духоты и пыли люди медленно шагали по дороге, обмениваясь впечатлениями о празднике. Конечно, пришлось основательно потратиться и на дорогу, и на еду, и на ночлег, но зато какое удовольствие! Крестьяне из Сангоая, пришедшие в Байтюнг одной колонной, возвращались домой, разбившись на небольшие группы, — кому с кем было приятнее. Староста Ням очутился дома за день до конца праздника, обиженный и недовольный. Жена Кхоана со своим поводырем ехала на лодке. Больная помазала глаза святой водой, и теперь они стали похожи на два оранжевых мандарина, распухли и непрерывно слезились. Она перестала даже свет видеть, но все равно радовалась. Она поверила богу свои надежды и чаяния и теперь с полным основанием могла ждать, когда они сбудутся.

Торговка Тап подсчитывала барыши. А вот младшая ее дочь Ти печалилась, и никто, кроме Ай, не знал отчего. Зато дочка Тхата Няй радовалась вовсю, тараторила без умолку, похожая на попугая, красовалась перед всеми в яркой, нарядной одежде. Довольная улыбка словно приросла к ее губам, а со щек не сходил румянец, даже когда она оставалась одна и никто не мог видеть ее довольства. Ти сердито поглядывала на Няй, словно та была в чем-то виновата.

Лицо Нян тоже светилось воодушевлением и радостью. Глубокие, окруженные синевой от усталости и недосыпания глаза порой мечтательно устремлялись куда-то вдаль, словно там она видела то, чего никто не мог увидеть, и губы ее то и дело растягивались в счастливой улыбке. Она казалась среди односельчан самой счастливой, и единственное, что ее огорчало, так это поведение сестры Ай. Совсем было стала послушной и успокоилась, но вдруг вышла из повиновения, опять какая-то ерунда у нее в голове! Но Нян верила, что тетушка Лак с ее умением выуживать из людей самые сокровенные их мысли поможет вернуть Ай на путь истины.

Нян еще не знала, что Ай приехала домой на багажнике велосипеда Выонга. Она не желала больше слушать болтовню подруг, их ханжеские разглагольствования, не хотела, чтобы на нее пялили глаза чужие парни. Ей теперь было безразлично, что скажут в деревне, когда увидят, с кем она вернулась из Байтюнга. Она выбрала свою дорогу на развилке путей, один из которых вел к религии и вымышленным благам, а другой — распахивался в настоящую, живую жизнь.

Жизнь шла своим чередом. Приближалась осень, а с ней сбор второго урожая риса. Стебли уже стали мясистыми, сочными. Под лучами жаркого солнца быстро наливались и тяжелели колосья. Деревенские поля снова напоминали изумрудное море, по которому ходят ленивые волны. По обочинам дорог и вдоль каналов, отделявших одно поле от другого, пышно расцвели желтые хризантемы. Зелень филао постепенно темнела и все отчетливее выделялась на фоне белого прибрежного песка. Повсюду, на деревьях, в кустах, щебетали бесчисленные птицы. В густой жесткой траве распустились прекрасные цветы. Из таинственных глубин океана к берегу косяками шла рыба. Ее привлекало обилие корма. Наевшись, рыба начинала играть, и на поверхности воды мелькали зеленоватые спинки или белые рыбьи брюшки. В погоне за добычей хищные рыбы время от времени высоко выпрыгивали из воды, а возвращаясь в родную стихию, поднимали веера серебристых брызг. Рыбаки залатали сети и, аккуратно свернув, положили их на берегу. Каждодневный промысел начинался вечером, но люди, горя нетерпением, собирались у лодок еще до наступления сумерек и громко, как на базаре, обсуждали сегодняшние шансы.

Все радовало людей — ожидавшийся хороший урожай, богатства, которыми щедро делилось море, соляные чеки, в которых жаркое солнце превращало морскую воду в белую соль.