В то время, когда Григорий Диордица со своим батальоном форсировал водный рубеж Баксан и ворвался в одноименное селение, курсанты Ворожищева и гвардейцы морской пехоты Цаллагова вели бой за станицу Старо-Марьинскую.

Отступая, противник закладывал десятки тысяч мин, и поэтому на узлах вражеского сопротивления наши танки продвигаться не могли, они оказывали помощь пехоте только огнем своих пушек.

Капитан-лейтенант Цаллагов стоял на наблюдательном пункте — за подбитым танком — и угрюмо смотрел на взорванный мост через реку. Основания моста целые, но на середине — разрыв метра три шириной. Начальник штаба батальона майор Михалянц тоже смотрел в бинокль на эту брешь.

— Клянусь детьми, которых у меня пока нет, что-нибудь можно придумать, — произнес он.

— Можно, — подтвердил комбат. — Свяжись-ка с Леней Березовым. Там и Ворожищев близко… Передай нашу просьбу: ровно в восемнадцать ноль-ноль начать беспрерывный огонь в течение десяти минут… Следующие десять минут огонь ведут наши пушечные батареи и тяжелые минометы лейтенанта Налетова. Такое чередование должно длиться ровно полчаса. За это время саперы наводят мост.

— Чем? — развел руками Михалянц.

— Разобрать сарай, — Бета указал на большую постройку. — Передай капитану Курковичу: в восемнадцать тридцать быть готовым к форсированию реки через мост. Придать ему одну батарею Налетова. Все!

— Есть все!..

Последнее время Михалянц совмещал в одном лице должности начальника штаба, заместителя комбата по строевой части, батальонного инженера и даже выполнял функции замполита Дорохова, убывшего по ранению в медсанбат.

Габати часто видел неутомимого начштаба. Говорил Ованес Михалянц скороговоркой, передавал приказания комбата и бежал дальше, широко расставив локти и балансируя, чтобы не упасть.

Наступление не задерживалось, и связисты не всегда успевали наводить телефонную связь. Ваня Реутов и Габати сбились с ног, выполняя различные поручения командира.

Под утро 7 января батальон Цаллагова во взаимодействии с курсантами Ворожищева выбил противника из Старо-Марьинской.

Во время атаки Бета возглавил группу капитана Курковича, усиленную минометами младшего лейтенанта Андрюши Сепягина. Переправившись за ночь по отремонтированному мосту, минометчики открыли с ближней дистанции огонь по врагу.

Ованес Михалянц появлялся то у батарейцев Камбедриева, то у пулеметчиков сержанта Гончарова и отдавал приказы, не придерживаясь уставных правил: то уговаривал, то умолял, то пускался разносить…

Когда Андрюша Сепягин развернул свои мощные «самовары» на той стороне реки и обрушил на передний край гитлеровцев шквал огня, исход боя вскоре был решен. Станицу словно вымело, только впереди на шоссе надрывно урчали улепетывающие вражеские машины. Но их уже ждала засада Александра Казаева, который еще с вечера направился в глубокий обход Старо-Марь-инской.

Бои за населенные пункты Докшукино, Баксан и Старо-Марьинскую были самыми крупными между 1 и 10 января. В этот период 11-й гвардейский стрелковый корпус продвинулся более чем на двести километров, освободил 124 населенных пункта, отбил у противника около 200 исправных танков, 60 орудий, 85 минометов, 350 пулеметов, 1315 автомашин, захватил 34 склада.

В этих боях только убитыми и пленными гитлеровцы потеряли свыше пяти тысяч солдат и офицеров.

Иван Лукич Хижняк располагал разведывательными данными о том, что противник подготовил оборонительный рубеж на линии Лысогорск — Зольская — Константиновская — Горячеводская с целью вывезти из Пятигорска и других городов-курортов всевозможные ценности, свои склады, боевую технику, многочисленные штабы, войска полевой жандармерии и учреждения гестапо.

Наши разведчики и группы подпольщиков-коммунистов присылали связных с донесениями о том, что в Минеральных Водах формируются десятки эшелонов для принудительной отправки советских людей, преимущественно на сооружения новых оборонительных линий и последующего угона в Германию.

Генерал Хижняк вызвал Ворожищева, Ляскина, Терешкова, Цаллагова, Диордицу и командиров отрядов преследования Казаева и Шевченко.

— Во что бы то ни стало, — сказал комкор, — сбить противника с линии обороны Лысогорск — Горячеводская, стремительным ударом овладеть курортными городами и узловой станцией Минеральные Воды…

В основе плана наступательной операции лежал ночной маневр подвижной группы войск в северо-восточном направлении (Иноземцево — Карас) и неожиданный удар по противнику в полосе Константиновская — Горячеводская — поселок Свободы…

Ночью 11 января соединения 11-го гвардейского корпуса ворвались в Пятигорск, захватив богатые трофеи: 30 танков, 18 тяжелых орудий, более 500 автомашин с имуществом, 380 мотоциклов, 21 склад. Было захвачено в плен несколько команд поджигателей-подрывников, пытавшихся уничтожить наши прекрасные санатории, а также крупные предприятия винодельной и пищевой промышленности.

Отряды Казаева и Шевченко отбили у гитлеровцев 5 тысяч овец, 3600 голов крупного рогатого скота, несколько сот свиней. Все это фашистские «чабаны» готовили к погрузке в эшелоны и отправке на запад. Советские войска возвратили скот владельцу — совхозу имени Карла Маркса.

В Пятигорске капитан-лейтенант Булычев и Цаллагов, пользуясь короткой передышкой, подводили итоги событиям последних дней.

«Ночь 11 января 1943 года, — писал Булычев. — Пятигорск. В степях Северного Кавказа — свирепые ветры гонят тучи снега; на полях и у дорог — огромные сугробы. В них застревают повозки, автотранспорт буксует. Метели, метели, метели!.. Но кажется, что ничто не может остановить наступления частей Советской Армии. Это буря, которая сметает все на пути. За две недели под ударами Северной группы войск Закавказского фронта дивизии Клейста отлетели от ворот Владикавказа на север на сто сорок — двести километров».

Чтобы спасти свои части от полной гибели, Клейст приказал двум танковым и трем пехотным дивизиям, а также соединениям «Ф» (африканскому корпусу) остановить наше наступление на Куме — Золке. Кубанские и донские казаки Кириченко и Селиванова, танкисты и гвардейцы форсировали реки и смяли оборонительные заслоны противника.

А вчера утром танкисты ворвались в Минеральные Воды и перерезали пути отступления немцам. Бой продолжался около двадцати часов. В город хлынули гитлеровские танки и пехота из всех окрестных районов. Немцы старались спасти свои эшелоны и войска, застигнутые врасплох на этой большой узловой станции. Тысячу вагонов и пятьсот платформ, груженных танками, пушками, автомашинами, самолетами и другим вооружением, захватили наши части. Все это Гитлер послал армии Клейста, решившей зимовать па Тереке. Только специально для Баку предназначалось шестьсот вагонов авиабомб — в два человеческих роста каждая. Мой друг Габати сперва даже не поверил, а когда увидел эти длинные эшелоны и бомбы, ужаснулся:

— Скажи я своей старухе Чабе, что видел бомбу в два моих роста, со страху бы померла…

А когда я прочитал ему письмо, найденное в захваченной нами почте, у самого. Габати похолодело на сердце.

— Бета говорит: «Иди, Габати, домой, к старухе…» Как может сидеть мужчина дома, когда по земле ползет бешеный дракон и все живое пожирает?! — закричал в гневе Габати.

Вот это письмо гитлеровца Пауля Кеннинга:

«…Сегодня мы изрядно выпили. Солдатская жизнь опасна и горька. Одно утешение в вине. Выпив, развеселились— наплевать на все! Разговор зашел о наших предках, древних германцах. Роберт сказал, что они считали за честь пить кровь побежденного врага. Я ответил: «А мы разве не можем? Кровь противника сладка и горячит, как вино». — «А ты выпил бы?» — спросил Роберт. «Конечно!» — ответил я.

Ребята начали поддразнивать. Я был пьян. Побежал в сарай, вывел пленного русского солдата, самого молодого, какой там был, и приколол его, как барана. Он упал. Я подставил к груди стаканчик от фляги, наполнил его и выпил. Было тошно, ио я сдержался, уверял, что получил удовольствие. Другие солдаты тоже начали выводить пленных, прикалывали их и пили кровь. Так мы живем…»