Со стороны селения Кизляр приближалась колонна крытых автомобилей. Между ними — несколько легковых «мерседесов».

— Колонна штабных машин, — Куркович легко толкнул комиссара. — Начнем?

— Давай!..

Неожиданно передняя машина остановилась, из кабины выбралась темная фигура в высокой фуражке. Она направилась к кювету, должно быть по нужде.

Моряки, минометчики и стрелки танковой бригады были готовы принять бой, каждый из них знал, что ему делать. Куркович выстрелил красной ракетой в переднюю машину, и разом берег Терека вздрогнул от огня всех видов оружия, каким располагал отряд. Подорванные гранатами передние машины застопорили движение, одну из них удалось поджечь бутылкой с горючей смесью. Теперь вся колонна была освещена этим факелом, и советские воины повели прицельный огонь. В грохоте пулеметной стрельбы не были слышны глухие хлопки ротных «самоваров» Налетова, зато мины рвались на дороге с треском, и осколки их иногда долетали до цепей засады.

Среди немцев началась паника.

Крики, стоны, ругань, беготня, лезущие друг на друга автомобили, вспышки фар…

Группа немецких автоматчиков отстреливалась из-под машин. Рассвирепевший командир пулеметной роты старший лейтенант Гармаш поднялся с «Дегтяревым» в руках и дал по ним несколько очередей.

— Убьют Гармаша, — вслух подумал Куркович. — Разрешите поднять в атаку, товарищ старший политрук, — обратился он к Дорохову. И, не расслышав ответа, поднялся: — Отряд — штурмом!.. Ура-а-а!

Стремительный бросок решил исход боя. Большинство фашистов побросали оружие и подняли вверх руки.

С трудом остановил Дорохов старшего лейтенанта Гармаша, который, расстреляв диск, энергично действовал своим «Дегтяревым», как дубиной.

С двух сторон еще слышалась перестрелка. Это группы, посланные Курковичем для перекрытия дороги, преграждали противнику путь в район засады. Они простреливали дорогу из ручных пулеметов, имитируя оборону. Этой меры было достаточно, чтобы парализовать движение к перекрестку. Комиссар и лейтенант отлично знали повадки врага: в ночное время гитлеровцы никогда не ввяжутся в бой по своей инициативе. Пусть впереди горят машины, слетают стальные шлемы с голов… Раз нет приказа — лучше отсидеться или повернуть назад.

Куркович отдавал приказания:

— Ревякин, собрать трофейное оружие! Петросян и Телегин — на сбор штабных документов!..

Связные то и дело подходили к командиру отряда с вопросами:

— Что делать с железным ящиком? Тяжелый, гад, и не открывается…

— Чемоданы куда девать?

— Во второй машине одни противотанковые мины. Куда их?

— Товарищ лейтенант! Задняя машина закрыта изнутри. Она железная. Взорвать?

— У меня трое раненых… Валя Куликова — тяжело.

В этой неразберихе Дорохову и Курковичу с трудом удалось навести порядок. Облитые бензином горели машины. Отделение саперов направилось минировать дорогу— на случай появления танков. Капитан-лейтенант Булычев с полувзводом минометчиков и двумя легкими пулеметами спустился к Тереку — топить понтонные лодки. Три исправных автомобиля с документами и ценными трофеями тянулись за пленными. Всю эту колонну возглавил Гармаш, увешанный трофейными пистолетами.

Кажется, все. Можно отходить. Снять перекрытие с дорог, отозвать Булычева и — дай бог ноги.

Но комиссар батальона принимает неожиданное решение: оставить на месте группу прикрытия до приказа Цаллагова. Это рискованно. Каждую минуту из селения Кизляр или Предмостного могут появиться немецкие танки с пехотой. Там, конечно, все уже известно, кто-нибудь из блокированной колонны добрался до своих и доложил о разгроме штаба 111-й пехотной дивизии, отходившей на Моздок.

Дорохов и Куркович передали комбату радиограмму о выполнении задания, о количестве пленных, трофеях и захваченных документах пехотной дивизии. Высказали также свое мнение: если до рассвета в этот район успеют выслать стрелковый полк с противотанковой артиллерией, то фашисты вряд ли смогут вырваться из Кизляра, Отряд Курковича закрыл единственный выход из полуокруженного села. Небольшой отряд, естественно, не сможет остановить поток отступающих в Моздок частей 111-й пехотной дивизии. О намерении же противника вырваться из Кизляра свидетельствует сам факт эвакуации второго эшелона штаба дивизии.

Заработала станция «Линкор», вызывая «Торпеду».

Радистка Этери начала быстро записывать пятизначные цифры… Электрический фонарик освещал блокнот и ее милый носик клинышком.

Ну, что я вам говорила? Вот, пожалуйста… — радостно воскликнула она.

Бета Цаллагов сообщал, что надо держаться, идет Казаев.

Перед рассветом в район засады прибыл усиленный отряд офицера Казаева с двадцатью танками БТ и тремя батареями истребительного дивизиона Волчанского.

Полное окружение группировки противника в опорном пункте Кизляр было завершено.

В течение дня 9 сентября ударная группа Бушева сковывала полки противника в Предмостном, лишив их возможности прийти па помощь окруженной группировке.

С утра того же дня 9-я гвардейская стрелковая бригада с 52-й танковой бригадой при поддержке двух дивизионов 69-го тяжелого артполка начала уничтожение противника в районе Кизляра.

Это стало возможным благодаря удачной ночной операции, которую провели комиссар Дорохов и лейтенант Куркович.

«Любопытно было бы очутиться в кабинете фон Клейста и посмотреть на выражение его лица, когда он узнал об исчезновении половины штаба 111-й пехотной дивизии…

Эту озорную мысль высказал комиссар Дорохов, когда мы уже сидели в землянке комбата и ждали вестей от старшего лейтенанта Казаева.

Гармаш увел колонну пленных в Вознесенскую. Я рвался туда, чтобы присутствовать на допросе офицеров, ио уйти в полном неведении о действиях Казаева не мог. Вспоминаю перипетии ночного боя.

Когда наша засада открыла огонь, матросы Картамышев и Травников перекрыли тропу, идущую от берега. Ибрай Картамышев первым увидел немецких понтонеров. Он посоветовался с товарищем и побежал к Курковичу доложить, но случайно наткнулся на минометчиков Налетова, где находился и я.

Увидев меня, моряк гаркнул: «Товарищ капитан-лейтенант, там целая флотилия! Вот бы их…» Раздумывать было некогда. Насколько я, политработник флота, разбирался в тактике сухопутных войск, мы обязаны были прикрыть отряд от возможного удара противника со стороны реки.

По-видимому, бой на шоссе вызвал страшную панику среди понтонеров. Они метались по берегу, подтягивали лодки к воде, заводили моторы.

Старшина Налетов с ходу накрыл эту «флотилию» залпом ротных минометов. Паника усилилась. Гитлеровцы отчаянно палили из автоматов и винтовок.

Две лодки уже отошли от берега. Комсорг Андрюша Сепягин вырвался вперед и кинул несколько гранат. Его примеру последовали Картамышев и Травников. Огонь минометов был прекращен, и вся наша группа бросилась к берегу.

Одна граната Сепягина разорвалась в лодке. Андрюша, подражая морякам, закричал: «Полундра, фриц!» Этот возглас подхватили и другие…

Старшина с отделением бойцов двигался вниз по течению — вылавливать гитлеровцев.

Я разыскал Травникова. Приказал ему взять еще двух бойцов, собрать документы убитых немцев и немедленно вернуться.

Гремя запасным диском, подбежал пулеметчик из десантников, здоровый, коренастый парень. После я узнал его фамилию — Гончаров.

— Огонь по шлюпке! — Это была первая моя команда. До сих пор я не поднимался выше наблюдателя и «советника»— не было необходимости: войны хорошо справлялись и без меня.

После нескольких очередей одна из лодок, достигшая уже середины реки, накренилась, сидящие в ней солдаты плюхнулись в воду.

Схватка с лодками продолжалась. Минометчики уничтожили восемь шлюпок. Число фрицев, погрузившихся на дно, трудно было определить: возможно, некоторым и удалось выбраться на берег где-нибудь у Стодеревской или Галюгаевской. Я видел, как они барахтались в темных волнах…