Я живу сама не своя, и подруги по институту спрашивают, что случилось. Ответь, любимый мой, поскорее. У меня все хорошо.

Твоя Валя»

Астан перечитал письмо несколько раз, улыбнулся. «Смешная моя, беспокойная натура, — думал он. — Ну как же я мог тогда написать тебе подробно о секретных делах? Как мог объяснить, что там, на Севере, наши курсанты творили чудеса?»

Люди не жалели ни сил, ни времени. Если было можно, он написал бы, что укрепляют границу на Севере. Что-нибудь такое: «Запрем ее на замок, и пусть обжигает лицо и руки, пронизывает тело этот ледяной ветер, пусть бесятся штормовые волны не меньше ветров на горных хребтах. Я, комсомолец, выдержу их удары».

Астан усмехнулся, вспомнив, что решил тогда: лучшим ответом на Валино письмо будет завоевать на предстоящих соревнованиях в Баренцевом море вымпел и приз. И тогда Валя все узнает.

И вот наступил день состязания. Это было накануне флотского праздника, и состязание на баркасах должно было показать ловкость и умение молодых моряков.

Казалось, что день состязания выдался на диво удачным. Ветер был не сильный, и баркасы легко скользили по мелкой зыби. Каждому хотелось вырваться вперед, и ребята налегали на весла. Баркас Кесаева шел впереди, все более заметно отрываясь от всех, но погода вдруг стала меняться, на море медленно наплывал туман. Вскоре уже трудно было различить баркасы. Астан находился вместе со своими лучшими друзьями — Жорой Соколовым и Сергеем Цуриковым. И другие курсанты были как на подбор.

— Темп! Темп! — кричал Цуриков. — Жми, братва, а то нас обогнали!

Сквозь туман действительно чуть впереди виднелись другие баркасы. Налегли на весла. Астан и сам налегал изо всех сил. В тот момент ему вспомнилось Валино письмо. Почудилось, что она украдкой наблюдает за ними: «Э-э-э, хвастуны! Отстали!..»

Баркас набирал скорость. Это было заметно. Он прыгал с волны на волну, то подымая нос на гребне, то зарываясь кормой в пену.

— Сзади судно! — крикнул Сергей Цуриков.

Все насторожились: их догонял теплоход. Он шел полным ходом и в тумане не заметил небольшого баркаса. Начали подавать сигналы, дали лево руля, но уже было поздно: огромная глыба ударила в борт баркаса.

Первое, что увидел Астан, это уцепившегося за якорь теплохода Жору. Как он там очутился? Потом заметил ухватившегося за обломок баркаса Сережу Цурикова. Другие курсанты тоже подплывали к разбитому баркасу, стараясь понадежнее ухватиться за него. И все заволокло туманом, перед глазами пошли круги. Астан потерял сознание.

С теплохода спустили шлюпку и, к счастью, потерпевших подняли на борт корабля.

Потом все они встретились в бане учебного судна «Комсомолец». Жаль было Жору — у него густые каштановые волосы прорезала узкая белая полоска — седина. За какие-то минуты!

— Мы, ребята, словно на войне побывали, — смеялись курсанты.

«Дорогой мой!

…Вот уже больше месяца прошло, а от тебя ответа нет и нет. Я уже совсем собралась ехать к тебе, но, оказывается, туда нужен специальный пропуск.

Решила пока написать еще одно письмо тебе, подожду немного, а потом уже буду просить разрешения и приеду сама. Сил моих больше не хватает — я волнуюсь и беспокоюсь с каждым днем все больше и больше. То мне кажется, что с тобой что-то случилось, что ты болен, что тебе помощь нужна и поэтому я должна быть рядом с тобой. То мне начинает казаться, что разлюбил меня. Умоляю, не терзай больше моего сердца — немедленно отвечай мне. Одну неделю письмо идет к тебе. Обратно — тоже неделя, значит, через две недели я от тебя получаю ответ.

Я надеюсь на самое лучшее.

Целую. Любящая тебя твоя Валя».

Астан тогда ответил:

«Милая моя, дорогая Валюша! Извини, что так долго не отвечал тебе. Я знаю, что ты беспокоишься и правильно надеешься на лучшее. У меня все хорошо, здоров.

Тебя я люблю больше всех на свете, а долго не отвечал тебе потому, что по условиям работы я не мог тебе сообщить точно, чем я занимаюсь и почему я здесь. Существуют у нас особые дела, о которых мы не можем писать в письмах.

Вот теперь, когда тебе сказали, что сюда нужен пропуск, ты, наверное, поняла и то, что сюда посылают лучших ребят. Да и радость хотел тебе доставить — прислать вымпел и приз, которые я собирался завоевать на состязаниях по гребле. А поскольку они начинались через неделю, то я подсчитал — срок недолгий, и ты письмо получишь очень скоро…»

Астан бережно сложил письма и, держа их в руке, ушел мыслями в далекие дни своей комсомольской юности…

Поезд приближался к Ленинграду. Московские студенты, сидевшие в душных вагонах, тоскливо посматривали в окна, на хмурое холодное небо, и переговаривались.

— Сперва осмотрим город, а потом уже в казарму, — сказал один.

— Лично мне сперва надо повидать знакомую девушку, — говорил другой.

— Вы как хотите, а я сначала к родственникам, — громко высказывал свое желание третий.

Астан слушал эти разговоры настороженно.

— Первым делом в казармы, ребята, и строем, а потом уже по своим личным делам. Не забывайте — нас представители флота будут встречать.

Кто-то успел нарисовать язвительную картинку.

— Оркестр духовой, ребята, и красивые девушки с букетами!

Все рассмеялись.

Астан нахмурился. Он был назначен старшим группы. У него все еще звучали в ушах слова, сказанные секретарем Московского комитета комсомола: «Если наши добровольцы поведут себя недисциплинированно — отвечать будешь ты!» Но попробуй убеди их, что они уже не студенты, а воины, моряки и должны соблюдать порядок. Родина призвала их в Военно-Морской Флот, комсомол выдал им путевки в большую военную жизнь, а они все еще думают, что находятся в институтских коридорах.

Наконец поезд замедлил ход, заскрипели тормоза, вздрогнули, останавливаясь, вагоны. Открылись тяжелые двери теплушек, и парни начали выпрыгивать на серый асфальт.

Астан спрыгнул первым и осмотрелся. На перроне стояли два моряка — один старшина, другой без знаков отличия. Астан подошел к ним, спросил, не их ли они встречают.

— Так точно! — ответил старшина. Он, видимо, ожидал рапорта. Но его не было, и Астан не знал, как это делается.

Тем временем высадившиеся из вагонов столпились на перроне, держа в руках чемоданы и свертки. Надо было что-то делать, и Астан громко скомандовал:

— В одну шеренгу стройся!

Шеренги не получилось, но какое-то равнение в толпе произошло. Астан обратился к старшине:

— Приехали, товарищ моряк, принимайте нас!

Старшина подошел к ребятам.

— От имени моряков Балтфлота приветствую вас, посланцев Ленинского комсомола, и поздравляю с приездом в город Ленина!

В толпе раздались одинокие возгласы, кто-то захлопал в ладоши, послышалось несмелое «ура». Астан краешком уха услышал слова старшины, обращенные к матросу:

— Дисциплинку-то не иначе как по дороге растеряли…

Моросил дождь. Ребята кое-как построились в нестройную колонну и двинулись за старшиной, идя не в ногу, разговаривая меж собой. Шли по бесконечно длинным улицам большого незнакомого города. Время тянулось медленно, и только под вечер вся группа дотянулась до места.

Широкая, напоминающая спортивный зал казарма, куда ввели добровольцев, была выстроена, видимо, еще при Петре Первом. Посредине длинные столы из грубых досок, вдоль стен — двойные койки, на них неотесанные доски, поверх которых лежали матрацы и подушки.

— Размещайтесь, товарищи, выбирайте себе место по душе и готовьтесь — скоро ужин будет, — с некоторой иронией в голосе сказал старшина и ушел.

Астан и его товарищи по училищу Жора Соколов и Миша Лапицкий устроились рядом.

— Надо держаться вместе, так надежнее, — сказал Жора.

— Если мы здесь не будем дружны, тогда мы годимся разве что собакам на закуску, — с едкой усмешкой заметил Лапицкий.