Было раннее тихое утро. Дул теплый ветерок. Над Моздокской долиной поднималось огнистое солнце. В стороне от дорог стоит степной курган, покрытый шелковой сеткой ковыля. Стоит одиноко — свидетель седой старины. Возвышаясь над долиной, курган этот видел дремучие леса на берегах полноводной реки. Леса давно исчезли в этих местах, бескрайняя степь открывалась теперь взору людей, стоящих на кургане. Впереди виднелись станицы Луковская и Терская, а между ними, чуть дальше, город Моздок. Клином выдавались селения Кизляр и Предмостный. На этот «клин» и были наведены бинокли советских офицеров.

Полковник Бушев спустился по высоким земляным ступеням с кургана, взглянул на часы, постоял с полминуты и махнул рукой:

— Давай!

Откуда-то вынырнул солдат с ракетницей и выстрелил над самой головой Габати.

— Ты чего людей пугаешь? — вскинулся было Тахохов.

И не договорил. Его качнуло в сторону и придавило к земле. Облако белого дыма поднялось над головой, и какие-то красные полосы взметнулись к небу…

Опомнился старый солдат уже метрах в тридцати от кургана. С досадой отметил про себя, что летел не по воздуху, а бежал по земле. Огляделся. «Как же так, все стоят на кургане, и вернувшийся из госпиталя Ваня Реутов там, один я дал тягу… Тьфу, срамота какая!»

Огненные птицы летят к Тереку… Тахохов увидел впереди себя, совсем близко, поднимающуюся цепь гвардейской 10-й бригады Бушева. «Ага! Значит, я бежал не назад, а вперед. Выходит, правильно бежал! Только у труса надежда на Иисуса… Ах, какие хорошие слова! Кто это сказал? Я? Нет. Жаль… Ну все равно. Я же не назад, вперед бежал. Значит, не трус. Вот так!»

Ваня Реутов махал шапкой и что-то кричал, но Габати ничего не слышал из-за сплошного гула взрывов. Он взглянул в сторону противника и присел от удивления, широко раскрыв рот: там, где несколько минут тому назад виднелась желтоватая полоска немецкой траншеи, теперь был сплошной огненный вал.

Все горело…

— Гори, басурман, гори! — кричал Тахохов.

Мимо шли наши танки БТ и стрелковые подразделения. Артиллеристы катили за ними свои пушки на резиновых шинах, снарядные ящики везли на легких тягачах. Пригнувшись, пробежал связист, за его спиной трещала, повизгивая, катушка, телефонный кабель ложился на землю.

Когда Габати вернулся к кургану, комбата Цаллагова там уже не было. Николай Булычев о чем-то разговаривал с комиссаром батальона старшим политруком Дороховым. Оба они махали руками, кричали, видимо, плохо слышали друг друга. Над головой проносились краснозвездные штурмовики.

Габати первый раз видел комиссара батальона, который только вчера вернулся из госпиталя вместе с Ваней Реутовым: Про себя Габати подумал: если комиссар упрекнет, что струсил, надо будет что-нибудь ответить. Но Дорохов только посмотрел на него, улыбнулся и ничего не сказал.

— Габати, а Габати! — крикнул Булычев. — Ты зачем бросаешься в атаку раньше времени?

— А что, мне особая команда нужна? — не моргнув глазом, ответил Тахохов и повернулся к Ване Реутову, при этом так выразительно подмигнул ему, что тот покатился со смеху. Уж Ваня-то отлично видел, в чем была причина этой одиночной «атаки»…

— Ну, бежим догонять комбата! — поторопил Ваня. — А то он нам всыплет…

Реутов побежал чуть левее общего движения к своему батальону. Габати старался не отставать от Вани. Где-то за пригорком снова дала залп батарея реактивных минометов, но Тахохов уже не боялся этого треска и белого дыма с огненными хвостами…

— Ну, теперь мы им покажем, проклятым!.. Эх, «ванюша-катюша»!

— Быстрей, быстрей, Габати!

Над разработкой операции, начавшейся ранним утром 7 сентября 1942 года, трудился ночами начальник штаба корпуса Михаил Варламович Глонти. Он не давал спать ни комбригам, ни оперативникам, ни разведчикам, ни интендантам. Все выверял, взвешивал, советовался с комкором, комиссаром, звонил беспрерывно в штаб армии. Ведь от успеха или неуспеха этой операции зависела судьба Терского хребта и всей кавказской нефти, да еще и его родины — солнечной Грузии. И он был прав.

Многое в успехе боя зависело и от действий соседей, которые, как гласит осетинская поговорка, бывают ближе брата родного. Глонти был недоволен соседями — порой плоховато взаимодействуют. «Устали от длительного отступления». Другие говорят, что у них «войска еще не обученные, успели только-только надеть армейскую форму…». Хотя, скажем, части подразделения из грузинской и армянской дивизий — тоже «новенькие» — просто молодцами себя показали. Особенно когда немцы с ходу пытались форсировать Терек и рвались к Малгобеку. Ту же роту лейтенанта Перелешина и политрука Григоряна считали «худой зеленью». А эта «зелень» так дралась на участке кирпичного завода между селениями Гнаденбург и Раздольное! Просто герои! Все дело в том, как подготовить, поднять и повести людей в бой.

Генерала Рослого и полковника Глонти действия соседей беспокоили сейчас особенно. Ударная группа корпуса по приказу командования начала довольно дерзкую и неожиданную для врага операцию. Группу возглавил полковник Бушев — комбриг 10-й гвардейской. В ней — батальон той же бригады, которым командует опытный офицер Диордица, полк 417-й стрелковой дивизии, танкисты 258-го отдельного батальона. На другом направлении действует 62-я бригада морской пехоты с танками и приданными средствами усиления. Группу поддерживают реактивные гвардейские минометы и полк штурмовой авиации. Вроде бы неплохой кулак.

При планировании этой операции главный расчет делался на внезапность и стремительность контрудара. Иными словами, только сочетание оперативного искусства военачальников с высоким моральным духом солдат делало возможным осуществление намеченного плана. Противник по-прежнему имел тройное превосходство в штыках, а в подвижных средствах борьбы — танках и самоходных орудиях — его силы почти в десять раз превышали силы Малгобекско-Вознесенской группы наших войск. Но наступательный порыв гитлеровских частей на этом направлении уже не был прежним.

Но было бы несерьезно утверждать, что враг потерял уверенность в успехе и его можно запросто бить. Полевой штаб генерала Клейста, подтягивая резервы, принимал всевозможные меры к тому, чтобы нащупать слабые места, открытые фланги и двинуть туда ударные группы танковых войск. Примерный ученик школы Шлиффена и Гудериана, фон Клейст был окружен весьма достойными мастерами военной «математики» и полагался на их точность, а любые просчеты в решении оперативных задач воспринимал как государственную измену. Но ни Клейст, ни приближенные к нему командующие армиями и командиры танковых и армейских корпусов не могли объять своими формулами то, что на нашем языке называется силой советского патриотизма. Понятие об этой несокрушимой силе было недоступно фашистским генералам.

Стремительное движение группы Бушева сопровождали залпы батарей РС и удары штурмовой авиации по переднему краю противника. Цель ударного кулака — овладеть группой курганов юго-восточнее Предмостного, выбить оттуда противника и, развивая наступление, достичь западной окраины станицы Терской, занять западные скаты высоты 154. А две роты четвертого батальона 10-й гвардейской бригады должны были оседлать шоссе Вознесенская — Моздок между Бековичами и Терской.

Внезапность удара удалась. Враг откатился назад и поспешно отступал на левый берег Терека. Это были части 370-й и 111-й пехотных дивизий немцев, изрядно потрепанные еще на подступах к хребту.

Ударная группа выполнила свою задачу. Бушеву был отдан приказ закрепиться на захваченном рубеже. Но противник быстро оправился от неожиданного удара.

Командир армейского корпуса генерал Клюгенау-младший требовал прекратить отступление, а если понадобится, то и беспощадно топить в Тереке понтонные лодки тех, кто отходил на левый берег реки. Опираясь на танковую группу, сосредоточенную в Предмостном, разрозненные подразделения двух пехотных дивизий устремились в этот населенный пункт и превратили его в сильный очаг сопротивления.