…Наши части, стоявшие на юго-западе Орджоникидзе, под натиском танковой лавины отступали, а один командир противотанковой батареи даже бросил пушки, которые потом пришлось вытаскивать автоматчикам старшего лейтенанта Смирнова — из другого полка.
11-й гвардейский корпус, прибывший сюда за три дня до прихода немцев в Гизель, занял оборону на рубеже станицы Архонская, хутора Ардонский, селений Фиагдон — Дзуарикау — Майрамадаг, Корпус, особенно его 34-я курсантская бригада, не успела закрепиться, тем более остановить врага у подходов к Гизели.
По существу, первый мощный удар врага 3 ноября между Владикавказом и Гизелью приняли на себя части Орджоникидзевской дивизии генерала Киселева. Эта дивизия в составе особого офицерско-курсантского полка пограничников майора Соснова, 273-го сибирского полка подполковника Морозова, 34-го тульского и 169-го стрелкового полков была подготовлена к тому, чтобы дать отпор врагу на подступах к городу. Пограничников поддерживали артиллеристы дивизии, гвардейские батареи РС, зенитчики, артиллерийские полки майоров Павленко и Македопова. Немцы, шедшие на штурм, не ожидали такой встречи у стен Владикавказа и откатились назад.
Весть о тяжелом положении 34-й курсантской бригады, разрезанной на две части в районе Майрамадаг — Фиагдон, облетела все части корпуса.
Перед рассветом 3 ноября генерал Рослый отдавал приказ командирам соединений:
— Сегодня перед нами две задачи. Первая: остановить идущую на штурм и пытающуюся расширить свой плацдарм на нашем участке группировку фашистских войск во главе с тринадцатой и двадцать третьей танковыми дивизиями. Вторая: продвинуться на флангах этой группировки по двум сходящимся направлениям — Дзуарикау и Майрамадаг. Это значит с двух сторон подрубить основание узкого клина, вбитого в нашу оборону.
Такой замысел вполне соответствовал выработанному в корпусе стилю активной обороны, всегда таящей в себе контрудары, и командиры бригад не нуждались в дополнительных указаниях. Было понятно и то, что отныне действия 34-й бригады, занимающей «островное» положение, будут служить общему тактическому успеху.
— Итак, перед нами две задачи. Первая: остановить фашистов, идущих на штурм Владикавказа, и расширить свой плацдарм.
О второй задаче комиссар Прилипко также говорил бойцам, но главное внимание уделил первой задаче, потому что именно эту задачу шел выполнять гарнизон.
Все знали, что примерно через десять — пятнадцать минут гитлеровцы обрушат на наш передний край бомбовый удар «юнкерсов», огонь всей артиллерии и минометов, после чего начнется танковая атака, каких, может, еще не было за все время боев на Кавказе.
Стрелковая рота Кондрашова, батарейцы тяжелых минометов Налетова и бронебойщики лейтенанта Сидоренко из батальона Диордицы оборонялись на рубеже северо-восточной окраины Гизели, на левом фланге 11-го гвардейского корпуса. Они пришли на этот рубеж с вечера и заняли оборону фронтом на юго-запад.
До сих пор здесь было лишь легкое прикрытие левой стены коридора, пробитого противником накануне.
Узкий, но достаточно глубокий ход сообщения возник здесь в течение всего нескольких часов ночи. Его вырыли ополченцы из отряда, который оказывал помощь воинам непосредственно на внешнем обводе Владикавказского укрепленного района.
— Удержать-то удержим, товарищ комиссар, — говорил Кондрашов, пробираясь по траншее, — но перехватить горловину немецкого клина не сможем: нет танков и орудий.
— Перехватить… Это уже вторая задача, — ответил Прилипко. — Пока выполняйте первую. Батарея дивизиона Волчанского должна вот-вот быть здесь.
— Тогда порядок! — обрадовался ротный. — Ну, до свиданья, товарищ комиссар. Вам направо. Так вот и дойдете до НП.
Прилипко пожал руку лейтенанту и ушел в сопровождении ординарца. Шагая к передним окопам, Кондрашов наткнулся в темноте на бойца, который сидел в мокрой плащ-накидке и, казалось, спал.
— Дай-ка пройти, браток!
— А где здесь Коношов? — спросил тот, не вставая.
— Такого не знаю. Может быть, Кондрашов? Так это я.
— О! Кондрашов! Старший сержант Камбердиев! — представился воин. — Мой орудийный расчет роет позицию, а я вот пошел вас искать и вздремнул на пять минут. У меня часы с будильником.
Ротный рассматривал Камбердиева: красивое кавказское лицо с продолговатым носом, небритый, темные круги под глазами, на щеках проступает бледность.
— Ты бы погрелся. Блиндаж рядом.
— Сейчас нагреемся. Баня будет хорошая. Слышите — урчат?
— Слышу. Урчат, проклятые…
Камбердиев раскрыл маленький футляр в виде портмоне, брызнули зеленые огоньки циферблата. В этот момент послышался тихий треск будильного звонка. Значит, командир орудия не проспал и пяти минут.
— Без пяти четыре, товарищ лейтенант. Вы бы пулеметчиков поближе ко мне выдвинули — для взаимодействия.
— А где же ваше орудие? — спросил, оглядываясь, лейтенант Кондрашов.
— Оно впереди, метрах в двадцати. Вон кустики темнеют… Ну, я иду. Так не забудьте: пулемет…
— Будет пулемет!
Ровно в четыре часа Гизельская равнина наполнилась гулом моторов и скрежетом танковых гусениц. «Юнкерсы» группами по 15–20 самолетов бомбили передний край советских войск и правый берег Терека, откуда летели реактивные мины, прочерчивая небо огненными полосами. Равнина полыхала в огне взрывов, но танки продолжали двигаться вперед, стреляя на ходу из пушек и пулеметов.
Бомбы «Юнкерсов» рвались далеко от рубежа, занимаемого группой Кондрашова. Гитлеровцы наращивали фронтальный удар, а на правую и левую стороны своего клина по-прежнему не обращали должного внимания. К тому же здесь, в непосредственной близости от наступающих боевых порядков, они не могли применять артиллерию и самолеты, боясь поразить свои же войска. В этом было преимущество группы Кондрашова.
— Рота, к бою! — прозвучал его голос над окопами.
— Орудие, к бою! — как эхо, откликнулся Николай Камбердиев.
Впереди, сквозь дым и туман, виднелась лавина грохочущих танков, густая цепь автоматчиков. Но они были сравнительно далеко. Камбердиев пока выжидал, молчали и минометчики Налетова.
Но вот совсем близко появились шесть танков. Они двигались углом вперед — строго на восток. Левый борт каждой машины был открыт для наших артиллеристов.
— Бронебойным! — крикнул Камбердиев. Он отстранил рукой наводчика Витю Карнаухова и сам склонился над прицелом. — Огонь!
Передний танк после нескольких выстрелов вздрогнул, остановился и задымил. Из открывшегося люка показался шлем танкиста.
— Продолжай, Витя! — Камбердиев уступил место наводчику и теперь лишь повторял: — Огонь! Огонь!..
Со свистом и воем пролетали над головой мины Налетова. Теперь это были не те ротные хвостатые «осы», какими стрелял Налетов с высоты «Крейсер» и на берегу Терека под Луковской. Теперь это мощная батарея полковых минометов, пригодных для обеспечения любой операции; их прямое попадание выводит из строя легкий танк. Но главное в том, что осколки мин истребляют все, что находится рядом с танками.
Два «ягуара» изрыгали черный дым — горели. Возле них валялись трупы танкистов и автоматчиков. Два других танка развернулись к окопам и начали стрельбу из пушек осколочными снарядами. Немцы залегли, они стреляют трассирующими пулями в сторону орудия, указывая танкам цель.
Но орудие Николая Камбердиева продолжает вести огонь, ведет дуэль с тапками, стреляет часто, потому что танки подходят совсем близко к огневой позиции артиллеристов.
— Огонь! Огонь! — хрипло кричит Николай.
Боевой порядок немецких танков расстроен, все перемешалось. Но две крайние машины резко поворачивают на юго-восток и набирают скорость. Теперь видна их моторная часть.
Этого только и дожидался сосед Камбердиева — младший сержант Дмитрий Остапенко, сидящий в отдельном окопчике, левее орудия. Он не спеша, деловито прицеливается из противотанкового ружья в моторную часть «ягуара» и плавно нажимает на спусковой крючок. В том месте, где находится бензобак, блеснула вспышка огня, но тут же погасла.
