Противник же против нашей 37-й имел тридцатитысячное войско, в том числе дивизию СС «Викинг», составленную из трех мотополков — «Нордланд», «Вестланд», «Германия», много танков, авиации. Утром 25 октября над тщательно разведанной обороной армии Козлова одновременно поднялось 70 вражеских бомбардировщиков, которые вели прицельную бомбежку до тех пор, пока не разбили штаб и узлы связи. У командования же не было ни запасного узла связи, ни КП. Войска потеряли управление. Немцы под прикрытием дымовой завесы обрушились на первую линию обороны. Удержать потерявшим управление частям умело подготовленное наступление танков действительно было трудно. Обойдя Чиколу с юга, основные силы 13-й и 23-й танковых дивизий вышли в тыл нашего 10-го корпуса генерала Лавлягина, разбили его штаб и 31 октября заняли Дур-Дур, Дигору, Ардон, а 1 ноября — и Алагир… Население этих районов очутилось в трагическом положении. Спасалось бегством в ближайшие леса и горы. Беженцы даже не успевали прихватить с собой еду, настолько стремительно приходилось им покидать свои очаги. Некогда было думать, как они станут существовать в горах без крова, без теплой одежды, чем будут кормить своих детей. А в захваченных селениях фашисты бросали в темницы всех, кто не успел уйти в горы, без разбора объявляли всякого коммунистом, комсомольцем и партизаном. Разведчики доносили, что в захваченных селах и городах тут же появлялись виселицы…

На Военный Совет командующий пришел с продуманным планом обороны города. По его приказанию с турецкой границы были сняты три дивизии (хотя это было очень рискованно: турки ждали сигнала для выступления). Эти дивизии уже находились в пути. Был также отдан приказ перебросить из района Ищерской к Владикавказу несколько частей и боевую технику.

Председатель Комитета Обороны, первый секретарь обкома партии Мазин доложил Совету, что все население Северной Осетии готово до последнего вздоха бороться во имя свободы и победы над врагом. Лучше умереть народом свободным, чем рабами деспоту служить… Эти слова Коста Хетагурова обрели в эти дни особенный смысл.

Председатель Совнаркома республики Кубади Кулов зачитал обращение обкома и правительства к народу, призывавшее всех тружеников сел и городов прийти на помощь Советской Армии и отбросить врага от стен Владикавказа.

Второй секретарь обкома Алексей Газзаев заявил, что партизанские отряды Осетии, ряды которых непрерывно пополняются, дали присягу Родине и партии драться с врагом не щадя жизни.

За всем этим стояли большие дела: три линии обороны на подступах к городу, ощетинившаяся стальными ежами, надолбами, дотами и дзотами столица республики; круглосуточно работающие под бомбами и снарядами врага предприятия города, поставляющие армии минометы, мины, взрывчатку, одежду, пищу; отряды самообороны, истребителей, ополченцев…

Политработники и командиры напоминали воинам: не только выстоять, но и нанести врагу смертельный удар на пороге Главного Кавказского хребта. Без этого немыслима общая победа.

«На полях сражения в районе Сталинграда, в предгорьях Кавказа идут невиданные по своим масштабам и ожесточенности бои…» — писалось в те дни в «Правде».

«…Сюда, к Сталинграду и Северному Кавказу, приковано сейчас внимание всей Советской страны, всего мира. Здесь завязался важнейший узел событий второго года Отечественной войны. От исхода боев на Юге зависит судьба Отечества, судьба и жизнь миллионов советских людей. На защитниках советского Юга лежит сейчас важнейшая ответственность за исход летней кампании 1942 года, за судьбы Советского государства. Их ответственность можно сравнить лишь с ответственностью защитников Москвы осенью 1941 года…» Это говорилось в передовой «Красной звезды»…

В ночь на 3 ноября Клейст подписал приказ: «С богом, на штурм Владикавказа!» Немцы были убеждены, что 7 ноября они устроят парад своих войск в столице Северного Кавказа. И каждый старался отослать домой бодрое письмо, что он, видите ли, стоит у подножья Казбека и скоро, очень скоро будет подниматься на его седую вершину.

У всех фашистских вояк в карманах как талисман лежала октябрьская речь Гитлера в виде «экстренного сообщения для войск». В короткой, но довольно нахрапистой программе на 1942 год, между прочим, говорилось:

«…2. Обязательно наступать там, где во что бы то ни стало требуется наступать…» В виду, конечно, имелись Сталинград и Владикавказ.

А один расхрабрившийся ефрейтор писал из Гизели своей фрау Анни в местечко Недлиц:

«…Сегодня мы отправились для занятия новой линии, теперь мы находимся перед городом Владикавказ. Наши пикирующие бомбардировщики воют беспрерывно и сбрасывают бомбы на русские позиции. Слева от меня находится длинный ряд противотанковых пушек и артиллерии. Позади расположены части, которые должны штурмовать город. Сейчас над нами светит солнце, видны огромные фабричные здания и высокие трубы. Слева расположены рабочие поселки, в которых сейчас, конечно, нет ни одной души, весь город пуст и мертв. Но это ненадолго. Скоро разразится ад и начнут бить наши тяжелые орудия…»

«Ад» действительно «разразился» и фрау Анни не суждено было получить это последнее письмо — оно попало к нам.

Не менее ободряющим был и приказ полковника Кюна — временного командира 13-й танковой дивизии, назначенного вместо убитого Герра. Он писал:

«Взята исходная позиция для наступления на Владикавказ… Атаки на Владикавказ связаны с именем 13-й танковой дивизии, и здесь гордая, прославленная… из Альтмарка, будет в первых рядах…»

Штурм намечался на 3 ноября. А пока немцы стали заботиться о флангах узкого коридора между реками Гизельдон, Фиагдон и Ардон, по которому прошел «таран» двух танковых дивизий и пехоты к Гизели. Слева — тянулись Черные горы, покрытые лесом и кустарником. В их ущельях — разрозненные части советских войск. В Майрамадаге и Фиагдоне зажаты батальоны 34-й курсантской бригады. А справа от коридора — широкая равнина, покрытая кустарником. Чем черт не шутит: вдруг уцелевшие советские части попытаются помешать прорвавшейся группе идти на штурм Владикавказа.

И немцы принялись закапывать танки вдоль дороги Гизель — Алагир, сооружать, оборону своего коридора. Это они делали искусно. Выделили спецроты из танков и самоходок, а также подвижные отряды автоматчиков, чтобы они курсировали по дороге и охраняли ее от «случайностей». Для расширения же узкого коридора мер особых противник не предпринял. Расчет фашистских генералов был прост: советские войска будут сосредоточиваться у стен города, где займут оборону или покатятся на правый берег Терека; следовательно, для немецких флангов они особой опасности не представляют.

Генерал Руофф и его подчиненные полагали, что в обстановке, когда немецкий танковый клин врезался так глубоко в тыл, советское командование не способно предпринять какие-либо смелые обходные маневры. К тому же командир 13-й танковой дивизии полковник доктор Кюн при каждом удобном случае внушал генералу Маккензену, что главные силы Северной группы Закавказского фронта до сих пор находятся на рубеже Терского хребта, Владикавказская группировка быстро выдохнется, и штурм пройдет успешно. Кюн вполне полагался на ошеломляющее воздействие стремительной атаки 200 танков и мотопехоты в сочетании с массированными ударами авиации.

На рассвете 3 ноября танковый «таран» ударной группировки гитлеровцев пошел на штурм.

Доктор Кюн сообщил своему командующему Маккензену по радио:

— Майи фатер! Иду вперед. До встречи во Владикавказе!

Эти же слова Маккензен передал командующему группы армий «А» Клейсту.

Фон Клейст считал, что теперь, когда его танки находятся в шести-семи километрах от города, назначенный им на 7 ноября парад на главной площади Владикавказа обязательно состоится. Он предусмотрительно затребовал из Берлина добрую порцию железных крестов. Следовало достойно наградить покорителей Кавказа! Фон Клейст был в полной уверенности, что еще до прибытия самолета его штаб-квартира разместится во Владикавказе. Еще один, только один рывок, и Владикавказ будет взят! Кого только назначить комендантом этого красивого города на Тереке, у подножия чарующих гор? Этот вопрос он пока оставляет открытым. Пусть посоревнуются его генералы: чья часть войдет первой на улицы города, тот и будет назначен на эту почетную должность.