Файр сделал знак рукой двум жуткого вида созданиям, которые стояли у дверей. Чудовища схватили женщину за локти и выволокли наружу. Через несколько минут Долорес услышала страшный крик, хруст ломаемых костей и ещё какой-то звук, напоминающий хлюпанье или чавканье.

— Папа, что это? — побледнев, спросила Долорес.

— Долли, детка, не лезь в эти дела, — спокойно ответил лорд Айвори. — Каменные Псы завтракают одной из Посвящённых, только и всего.

Что-то подкатило к горлу Долорес, она почувствовала, что её начинает тошнить.

— Папа, — выдавила она из себя. — Скажи, а что сделали Псы с теми, кто меня увёз из города? Ну, тогда, год назад, помнишь?

Файр Айвори нахмурился. Он не любил об этом вспоминать.

— Ну, что сделали, — буркнул он. — Наверное, то же самое и сделали.

Лорд Айвори не замечал, что его дочь побледнела и прислонилась к стене, будто её не держали ноги.

— И с Мелисом тоже?

— Да уж, наверное, — Файр уже начинал злиться на дочь. — Если его больше не видели в Загорье, значит…

Целый год Долорес тешила себя мыслью, что случилось чудо, и тем людям (Эйлин, Нелли, волшебнику Торментиру и, конечно же, Мелису) удалось спастись. В первый раз она решилась спросить об этом отца.

— Папа, ты уверен, что они не сбежали?

Файр неверно истолковал смысл этого вопроса.

— Нет, детка, не беспокойся. От Псов ещё никто не убегал. Только того чёрного волшебника оставили в живых, он теперь личный советник Мастера, — с оттенком легкой зависти произнёс лорд Айвори. — Кстати, забери свои бусы, ты же хотела…

Долорес кивнула, словно во сне, подняла ожерелье с пола и вышла. В ушах её стоял крик женщины. Коралловое ожерелье жгло ей руки. Посмотрев на украшение ещё раз, девушка подумала, что это ожерелье словно залито кровью, и чуть не выронила его.

При мысли о том, что Мелиса точно так же разорвали Каменные Псы, у неё внутри всё сжалось. Может быть, её дядя Карлос был не так уж неправ, когда не хотел впускать в Каса-дель-Соль этих Псов?

Такие мысли раньше не слишком часто посещали красавицу Долорес. Голова у неё противно кружилась, колени стали ватными. Впервые в жизни она почувствовала, что её отец стал ей неприятен.

— Суп сегодня особенно вкусный, ты не заметил, Мелис? — шутила Нелли, чуть ли не облизывая миску. — Интересно, это сам Торментир постарался нам что-нибудь добавить? Или просто мы такие голодные?

Мелис слабо улыбнулся в ответ:

— Да, ещё парочка таких бросков тарелкой, Нелл, — и суп покажется тебе втрое вкуснее.

Жестяная миска звякнула о прутья, и в памяти молодых людей всплыл «кулеш по-сарисски», который когда-то давно, очень давно…

— Не плачь, Нелли, только не плачь! — вскрикнул Мелис.

Нелли молча кивнула, но по её щекам всё равно сбегали прозрачные дорожки.

— Нелли, послушай меня, — голос юноши понизился до шёпота. — Надо отсюда бежать.

От удивления Нелли даже перестала плакать.

— А как? Ведь Торментир говорил, что бежать отсюда невозможно…

— Нашла кого слушать, — отмахнулся Мелис. — Вон в пророчествах тоже никогда не говорилось о женщинах-Менгирах, и что?

— Да нет, ничего… Только теперь у нас будет новая надзирательница, не забыл? Надо познакомиться с ней поближе, чтобы мы с тобой могли разработать план…

В темницу вошла низкорослая морщинистая женщина. Голова её была обмотана платком. Молча она подошла к камере Нелли и вытащила оттуда миску. Так же молча она повернулась и засеменила к выходу.

— Это что, она? — удивлённо спросил Мелис.

— Должно быть, да, — ответила Нелли. — Видишь, у неё голова обвязана так, чтобы не было видно отрезанных ушей.

— Ужас! — содрогнулся юноша. — Подумать только, что вина за всё это целиком лежит на моём отце!

— Спокойно, Мелис, — сказала Нелли. — Ушей у неё нет, значит, она не услышит, о чём мы сговариваемся, нет языка, значит, она не расскажет о наших планах ни добровольно, ни под пытками.

— Не забывай, Нелл, Торментир умеет читать мысли, — напомнил Мелис.

— Я и не забываю. Моя мама, помнится, тоже так могла, — злобно процедила Нелли. — Но эта тётка читать мысли не может. Она нам ничем не помешает. Похоже, тут твой папаша прокололся. Кстати, ты заметил, что нам оставили ложки?

— И что?

— Ну, раньше Торментир их всегда забирал. Боялся, наверное, что их можно наточить и заколоть его.

— Ты хочешь заколоть надзирательницу ложкой? — безмерно удивился Мелис.

— Ну ты тапок! Нет, конечно! Из ложки может выйти отличная отмычка! Так что давай прячь свою, завтра пусть несут новые!

Хоуди, к своему собственному удивлению, так и остался в должности распорядителя. Нрав у него был гордый, и все ожидали, что Штейнмейстер быстро расправится с таким человеком. Но, по всей видимости, Мастер уважал независимое мнение своего распорядителя. А Хоуди старался не слишком раздражать грозного хозяина, хотя подчинённых своих защищал, как мог, поэтому новых расправ среди работников резиденции за этот год не случилось. Так Хоуди заслужил уважение своих работников.

Эстебан по-прежнему кормил плащекрылов. Его помощнику в своё время не очень повезло, и он, искалеченный, вернулся в деревню, к своим родным. С тех пор помощники у Эстебана менялись часто, но никто не смог продержаться дольше, чем две недели. Некоторые не смогли преодолеть страха перед горными крылатыми конями, другие умудрялись накликать на себя их неудовольствие, и только вмешательство Эстебана удерживало плащекрылов от кровавого пиршества.

К удивлению бывшего оружейника, ему практически не был нужен его амулет из обсидиана. Несмотря на то, что плащекрылов Штейнмейстер полностью контролировал при помощи таких же амулетов, прикреплённых им на шеи, Эстебану вовсе не нужно было прибегать к их магической силе. Плащекрылы были наделены умом от природы, они искренне привязались к человеку, который обращался с ними ласково, но без трусливого заискивания.

Само присутствие Эстебана в резиденции Штейнмейстер, похоже, воспринимал как неизбежное зло. Возможно, он предпочитал опасного человека держать неподалёку от себя, чтобы при малейшей попытке бунта пресечь таковую в самом зародыше.

А желание поднять бунт у Эстебана появлялось с завидным постоянством. Его возмущало то, что периодически плащекрылов призывали в какой-нибудь город, чтобы уничтожить мятежников (видимо, тех, кто сочувствовал Посвящённым). Тогда крылатые лошади становились просто неуправляемыми, они не слышали ласковых увещеваний Эстебана. Амулеты на их шеях светились внутренним багровым светом, и плащекрылы мчались убивать по приказу Мастера. Эстебан негодовал, но сделать ничего не мог.

Лишь вечером, с трудом успокаивая возбуждённых животных, он внимательно рассматривал, как именно прикреплены амулеты к их шеям.

— Не спеши, Эстебан, только не спеши, — говорил ему Хоуди. — Этим ты поставишь под удар всех нас.

Хоуди имел в виду ещё и Инженера, которого держали в Мастеровых Гротах. По приказу Штейнмейстера он постоянно что-то конструировал из подручных материалов. Но то ли оттого, что техническая база Сариссы была ниже всякой критики, то ли отчего-то ещё, но его изобретения никогда не срабатывали так, как положено.

Верховный Мастер злился, грозил различными карами, но ничего плохого с Инженером пока не произошло.

— Вы же умный человек, вы понимаете, — с серьёзным видом объяснял Штейнмейстеру Инженер, — что здесь мне не хватает некоторых веществ и приборов, и взять их неоткуда. В принципе, если вы владеете некими, скажем, нешаблонными приёмами (подразумевалась, конечно, магия), то вы вполне можете использовать их.

Эстебан приходил навестить Инженера, и они вполголоса о чём-то беседовали. Эти двое симпатизировали друг другу, и каждое неработающее изделие Инженера вызывало у Эстебана приступ беспричинного веселья.