Перевариваю информацию и первая реакция, отрицание. Мотаю головой. И усидеть не могу. Предсмертная горячка не иначе. Сажусь на край кровати. Голос его тухнет.

— Я подумал, что это моя любимая даёт мне шанс искупить вину перед ней и ее сын, в лице внука, т. е. тебя Игнат. А потом был Камыш. Ваши отцы были заодно. Интеллигенция, которая хотела сдвинуть влиятельных людей. Я в молодости был завербован контрразведкой, бандитизм был хорошим прикрытием. Занимался ликвидацией неугодных семей. Взамен зеленый коридор для контрабанды. Я идеальный канал связи. Порт, граница рядом. Закрывали глаза и были в доле. Контрразведке было доложено, что семьи ликвидированы полностью. Вы были под моим крылом. Но ты Игнат самородок и талант. А теперь убей меня. Отключи кислород или пулю всади. Я готов понести плату за свои деяния.

— Кого я убивал? — сжимаю кулаки и вена пульсирует на шее. — Это тоже часть плана?

Многолетнее укрывание правды, будет во мне бунтаря.

— Таких как твой отец и дед, — он говорит, а я свирепею на каждое его слово. — Ты пришел ко мне тогда, чтобы стать сильнее, но при этом хотел остаться хорошим? Так не бывает. У всего есть своя цена.

Я пешка в чей-то спланированной игре. Дергать за ниточки только оставалось.

— Ты учил, что каждый должен пройти свой путь. Будь сильным до конца, — со сталью в голосе встаю с края постели. — Продемонстрируй хотя бы свое мужество перед смертью. Старость дана не каждому, ты отнял эту возможность у моих родителей. Жизнь надо пить до последней капли. Ты заслужил бокал боли наполненный до краев. Упейся.

— Игнат! — слабый крик, когда-то державшего в страхе город главаря, остаются мной незамеченными, я уже уходил из помещения палаты и не собирался более его слушать.

Вся моя жизнь не настоящая. Сплошная манипуляция.

Современный янычар.

Без прошлого, которому вдолбили, что его жизнь должна идти по заведомо определенному плану беззакония.

А я другим был.

Но из маленького человечка можно изваять монстра без страха и упрека.

Были бы живы родители, они бы никогда такого не допустили.

Мне так не хватало их абсолютной и безотказной любви.

Светлую душу закидали грязью.

— Он ещё жив? — врезается в меня тетя на выходе из больницы.

— Поспешите, а то придется целовать труп. Вы же ждали этого момента всю жизнь, — отстранённо и хладнокровно сдвигаю ее со своего пути. — Вы все знали, — сплевываю. — Горите вместе с ним!

Я спешил к той, которую люблю всю жизнь. Прямо сейчас я так соскучился по ее голосу. Хочу обнять. Никому веры нет кроме нее.

— Далеко собрался, Факир? — Камыш окликает. Неожиданный удар по корпусу и ещё пинок в бок. Вырубаюсь.

Плеск холодной воды в лицо, кривлюсь. Пытаюсь пошевелить руками, но я связан.

Небо разрезает рассвет, очень рано. Момент когда на небе луна, и солнце продирается по земле несмелыми первыми лучами.

— Игнат, машины взрываются, горят, а тебя ничто не берет, — фокусируюсь на фигуре Камыша.

— Заговоренный я. Лютую силу воли с неба дают, — щурюсь, рассматривая сколько человек с ним.

Вблизи самосвал стоит с песком. Дело дрянь.

— Что, Факир, даже ярые атеисты на волоске от смерти уверуют, — хвастается своей неуязвимостью при таком раскладе.

— Гасконец твоих родителей тоже убил! — выпаливаю и жажда мучает.

— Игнат, что ты несёшь? Он для нас все. Это твои уловки перед неизбежностью конца? Ага, не пройдет. Я сирота. Мои родители отравились паленой водкой, далее приют. Ты все знаешь, зачем злишь, — достает пистолет и наставляет в мою сторону.

— Тебе это внушили, как и мне. Наши отцы…

— Какие отцы? — перебивает, жонглируя пистолетом. — Мой отец Гасконец. Но я всё же понять не могу почему, он тебя любил больше? Я все выполнял. Всю черную работу, каждый день.

— Рабов никто не уважает. Достоинство надо иметь.

— Так просто? Всего лишь достоинство? Я вел себя как примерный и удобный сын. Но даже в таком амплуа не смог завоевать его благосклонность. Только Азалия питает ко мне чувства, просто потому что я человек.

— Как ты ей в глаза будешь смотреть?

— Спокойно. Ты за меня не волнуйся. В завещании написано в отсутствии Игната, супругом Азалии становлюсь я. Ты отсутствуешь и весь общак переходит мне. Все вопрос закрыт. Засыпай, — отдает приказ.

Наклоняю голову, прижимая подбородок к груди.

Не сразу поняла, как меня позвал голос сквозь сон. Свернулась калачиком и вырубилась.

— Марта, — тихий, скребущийся голос.

Продираю глаза. Дверь в мою временную камеру приоткрыта.

— Выходи, ты свободна, — зовёт меня на выход "невеста" Льдова.

— Почему я должна тебе верить? Вдруг там мегера с оголенным проводом стоит? — насторожила внезапная доброта, и интуитивно пригнулась.

— Ее здесь нет, не волнуйся. Тетя очень злой человек. Так поступать нельзя с людьми, а ты беременна.

Не верится, что я покинула бетонную комнату. Жизнь швыряет из огня да в полымя, не согласовав с нашими предпочтениями.

— Меня зовут Азалия и больше всего на свете я хочу, чтобы все это закончилось, — тихо плачет девушка, шмыгая носом. — Игнату угрожает реальная опасность. Поторопись, пока не поздно. Камыш его увез и это может кончится плохо.

Протягивает ключи от авто, хватаюсь как за последнюю соломинку.

— Поезжай прямо к заброшенному карьеру. Там есть указатели.

Как я могла не вспомнить неказистого мальчика, который бегал за мной и был докучливым?!

Выбегаю из подвала босая. Взлохмаченная. И истерика прокатывается по телу дрожащими волнами, прерывая дыхания.

Всхлипывая, утираю запястьем холодные слезы. Тараню полуоткрытые ворота и выезжаю.

В конце забора проезд преграждают грозные Трезор и Туман, выбегая на дорогу.

— Уходите! — кричу в салоне, давя на клаксон и бью по рулю, встряхивая волосами.

Но они только поджимают уши и жалостно рычат. Звуки переходят в скулежный вой.

С места не двигаются, прыгая на машину. Перед глазами от слез все плывет в визуальном шуме.

На фоне стучащего сердца в горле. В ушах перекрываются мелодии, кроме внутреннего крика.

Руль под ладонями жжет раскаленными ножами. Под ступнями педали, как угли.

— Запрыгивайте, — перевешиваюсь через пассажирское сиденье, открывая дверь. — Назад.

Собаки в пару прыжков ловко и быстро вскакивают в машину на нужные места. Хлопаю дверью.

Газую, глядя только вперёд. Хрустальная влага с лица закапала все платье на груди. Вытираю часто глаза, аж все раскраснелись.

На развилке, где заканчивается асфальт, кружит стая черных птиц.

Указателей нет. Ремонт. Пласт графитового полотна содран, но ни души кругом, на вагончике дорожников замок.

Выхожу и хватаю камень, кидаю как можно выше в сторону черного перьевого водоворота.  _К_н_и_г_о_е_д_._н_е_т_

— Не поздно, слышите, не поздно! Я в этой жизни его не отдам никогда. Улетайте! — разгоняю руками, кричу на вороний танец, который в траурную спираль в пасмурном небе закручивается.

Этот перекресток как черта над бездной. Куда ехать?! Немой вопрос застыл на дрожащих соленых губах. Порывы пульса бьют в висок, пустота вокруг звенящая, перебивает карканье и гулкие удары сердца.

Протекторы от шин. Здесь недавно были машины, следы свежие, грязь не засохла. На другой дороге все ровно.

Пусть это будет знак.

Времени в обрез. У меня нет права на ошибку.

Петля минутной стрелки сковывает жгучей безысходностью.

Выгрызать, буду выгрызать его у смерти, пока дышу. Не получится, значит украду.

Возвращаюсь в машину. Собаки усидеть не могут, рвутся наружу. Стучат лапой по стеклу, царапая ручку.

— Хорошие, помогите найти вашего хозяина, — с мольбой в голосе обращаюсь к псам, выпуская. — Укажите путь.

Они срываются со спринтерской скоростью и только уши от бега взлетают. Салон трясет, я рулю по бездорожью, сжав зубы от боли в животе.