В унисон мелодия тел настраивается на один ритм. Медленный, развязный. С ускорением, шлепков, криков, полного растворения.

Воздержание доводит до глюков в голове.

Напротив меня враг номер один для Рождественских и нельзя верить его приторным речам.

— Ты знаешь почему меня Факир зовут? — выдергивает из раздумий.

— Что-то с огнём? — заикаясь произношу.

— Да, я первым приручу твой огонь, — скалится самоуверенный засранец.

— Никому этого не удавалось и, пожалуй, не удастся, — мотаю головой, хлопая ресницами. — Стихию нельзя приручить, можно только потушить. Фитилек зачахнет просто.

— Не будь я Льдов, если это испытание провалю, — указывает на дверь спальни. — Факиры только взрослых змей учат танцевать под дудочку. Молодняк, он же не послушный. Что с них взять. То ли дело ты. Формы соответствуют мозгам. Знаешь, чего хочешь. Правила всегда скучные, интересными бывают только исключения.

— Я исключение? — поднимаю брови в исступлении.

— Да, — смакует ответ, перекатывая язык во рту.

Это я его должна соблазнять. Я, черт побрал всех и вся. Он меня переигрывает, а уши горят от признаний.

— Я стесняюсь охраны, скажи, чтобы они ушли, а то, — наклонилась к уху, потерлась носом, запустив в волосы пальцы. — А то я сильно шумная, — засмущалась и лбом уперлась в плечо, улыбаясь.

— Помню, помню, — заторопился и свистнул. — Змей, Скороход внизу ждать, пока я не дам новых указаний.

Охрана ретировалась мимо нас, а Льдов распахнул двери своей "пещеры". Направился к бару. Звякает бокалами, откупоривает бутылку.

— Минутку, сниму пальто, переоденусь и налью нам выпить. Располагайся.

Уходит в гардеробную, а я начинаю шарить по комнате, заглядывая под картины, висящие на стене. Сейфа нигде нет.

— Ты же не сказала как тебя зовут! — кричит с другой комнаты.

В открытую бутылку высыпаю снотворное. Часть прилипла к внутренним стенкам потайного механизма на кольце. Лёгкий стук о горлышко и половина высыпается на стол. Ворона. Стряхиваю на пол. Втирая подошвой туфли в ковер с густым ворсом.

— Скоро узнаешь! — отзываюсь в ответ, а сама подкрадываюсь. Из сумочки достаю зеркальце и выставляю кисть так, чтобы обзор его действий был виден.

Льдов в одних брюках стоит и выбирает рубашку. Передвигая вешалки не может определиться с фасоном.

Они расположены по цветам от белой до черной со всеми оттенками. Темный преобладающий.

Пока рубашки в холостую перемещаются, он поправляет военную камуфляжную форму серого цвета.

Шеврон подразделения не читается с такого расстояния, но липучку с группой крови видно. Первая, а вот резус буквами прописан вместо знаков плюса или минуса.

Льдов двигает китель, а за ним виднеется сейф. Набирает цифры. Запоминаю, губами беззвучно повторяя.

— Иди сюда! — крикнул не поворачиваясь, а показалось, что у него глаза на затылке.

Фраза обрушивается на меня обвалом снега в горах. Роняю зеркальце в испуге. Невольно взгляд бросаю на треснувшую поверхность. Да, ещё черной кошки не мешало бы здесь пробежать. Наклоняюсь, взять в руки упавшую вещь.

— Ты не поранилась? — подскакивает озабоченный происшествием Игнат, одергивая мои руки и осматривая пальцы.

— Пудрила носик. Разволновалась, — заправляю нависающие пряди волос.

— Поменьше краски. Ты словно рассвет. Это лишнее, — откидывает рукой зеркальце в сторону. — Оно бесполезно. Куплю новое.

Льдов и его голый торс вблизи уже роняют мое состояние. Лупить надо себя по щекам в такой момент, потому что мозг уплыл в слив.

— Документы принес, — указывает на диван.

Там плотной стопкой белая бумага. Ускоряюсь туда. И только я беру первый лист, как меня толкает сзади Игнат.

Коленом врезаюсь в компромат. Помяла, образовав лунку. Да и в руке лист порвался от давления.

Мне не дают, подняться или хотя бы принять удобное положение. Обхват моего тела и вес мужчины заставляют лицо вдавливаться в поверхность кожаного дивана.

Кончик бумаги упирается в нос, затрудняя дыхание, а Игнат упирается в меня. Там. Чем-то многообещающим.

— Идеальная спина, — острым проходится по лопаткам и дальше по тонкой коже, царапая. — Веер, — томно шепчет.

Ужасаюсь, что он догадался кто я. Дышу через раз.

Складывая аксессуар, задирает платье. Кончик веера плавно скользит вверх по чувствительной внутренней части бедра. Стресс и возбуждение. Складной веер утыкается в промежность. Сжимаю ноги от перенапряжения.

— Раздвинула! — громкий бас и шлепок по ягодице, заставляют охнуть.

Надавил на шею, я ослабила мышечный контроль. Аксессуар упал между колен. От напряжения трусики танга превратились в стринги.

— Боевой японский веер. В открытом состоянии щит, в закрытом дубина, — шлепок от аксессуара пронзил тело внезапно приятной жгучей болью. — Острое лезвие ножа спрятано.

Боже, он свихнулся. Холодное оружие даже в умелых руках вызывает опасение, а тут страх капитальный накрывает рассудок.

Если порежет, это же не залатаешь! Потом будут вопросы из разряда, а почему я ему не девочкой досталось в свои неполные тридцать.

Тяга к стали у них семейная. Арон со своим стилетом чуть скальп не снял в редакции газеты.

— Подожди, я подготовила поздравление, — пытаюсь вспомнить, как мне выбраться из под лап первобытного хищника.

Опустим, что можно было бы нецензурного подумать про этого мужчину.

— А ещё в горле пересохло, — намекаю на распитие заготовленного снадобья. — Немного прелюдии и антуража обоим не помешает.

— А-ай, — рычит с сожалением и отрывается. — В прошлый раз ты романтику не заценила.

Ладони настолько вспотели, что прилипли к дивану. Отклеиваю их и прилипший лист с колена.

Тут столько информации на бумажном носителе, что в чулки не спрятать и не пройти пост охраны не замеченной.

Можно же было тезисно на один лист. Нет, надо талмуды библиотек собирать.

И так понятно, что заповеди с частицей не с оглядкой на братьев Рождественских писали.

— Поздравление настоящей женщины? — уставился с укором. — Где-то я это уже слышал в другой интерпретации.

Вопросительно призадумалась, а потом кокетливо хихикнула, поправляя лямки, и закатила глаза.

— Мне стоит закрыть дверь на ключ, заколотить окна на этот раз, резкая? — оборачивается, перечисляя и на всякий случай перепроверяя возможности нежданного драпока чумачечей девушки, а я заглядываюсь на его спину.

Она отточена тренировками. По телосложению Льдова можно анатомию изучать. Каждая мышца прорисована.

— Разве от таких сбегают? — тряхнула волосами, опираясь на стол ягодицами и прямыми руками. Оголила бедро в разрезе струящегося платья, выпрямляя спину и выставляя грудь. Задрала прямой нос. — Тогда львица испугалась настырного льва, а теперь я в ловушке и никуда не денусь.

— Неужели все так легко вдруг стало? Не верится прям, — ухмыляется и его рука скользит по открытому участку ноги. Перехлест второй моей ноги, накрывает его широкую и обжигающую ладонь, зажимая в капкан.

— Игнат, — притягиваю за ремень и поднимаю на него томный взгляд из под густых ресниц. — Заполни бокалы до краев и подай мне клатч.

— Левой рукой ещё никогда не наливал, — ставит кулак на стол возле меня, возвышаясь скалой и приближаясь к лицу.

— Оу, простите, — слегка наклоняю голову вбок и траектория губ Льдова скользит по скуле, обдавая жаром из невысказанного.

Пытаюсь убрать ногу, но он стискивает бедро на ней. Мы близко друг напротив друга. Пульс ломанной кардиограммы зашкаливает. Дыхание сбивается.

— Журналистка, — хватает за волосы на затылке, и я запрокидываю голову. Уязвимое состояние. Шея открыта для укусов. — Ты меня доводишь. Я на пределе.

— Ты такой нетерпеливый, Игнат, — кривлю верхнюю губу, оголяя зубы. — Обещай быть таким ненасытным, когда я раскрою главный сюрприз.

— Ладно, — отпускает волосы. — На, — протягивает сумку.