Ник опускается рядом возле меня и отворачивает воротник рубашки.

— Что это? — указывает на розовое пятнышко между ключицами. — Он тушил окурок об тебя?

— Нет. В меня он прилетел, — иронично замечаю.

— Урод.

— Ник, говорю это не он. Так вышло, — оправдываю Льдова и успокаиваю гения.

Продолжаем сидеть молча. Он о чем-то думает, отрешен, видно по глазам, мысленно сопротивляется.

— Ты расскажешь другу, что тебя тревожит? — спрашиваю, повернув голову набок.

Ставит бокал на столик.

— Нет, — отрезвляющий ответ, но я не сдаюсь.

— Почему?

— Нет, Марта, не расскажу, — настойчивее повторяет и взгляд уже в глаза пристальный, одурманенный. — Друзей не хотят поцеловать.

— А ты хочешь? — бессовестно смотрю ему в губы. Правильная девочка в этом теле не живёт.

— Не верю я в дружбу между мужчиной и женщиной. А ты достаточно привлекательна, — подмечает романтично. — Прости, я был груб и неоправданно жесток в номере. Нес чушь, — опустив голову, гладит мои ладони, уходя от ответа. — Держись от Арона и Виктора подальше. Я не знаю, как уберечь от их подлостей. Они просто сломают, развратят, — больно надавливает пальцами на каждом слове. — Не хочу потерять и тебя. Потому что мне не все равно, Марта, — его встревоженное лицо застыло напротив меня в надежде найти утешение. — Ты чудесный человечек.

— Ник, почему ты это позволяешь? — интересуюсь с затаенным дыханием.

— Спать, пора спать, — хлопает по руке и в очередной раз уходит от ответа. — Марта, сегодня трудный день был, да и ночь под стать ей. Ложись на диван, я на полу буду. Поищу пледы, — вспоминает, что хотел сделать.

Ник пошел искать, а я тихонько свернулось калачиком и лежу в его рубашке, глаза прикрыла.

— Уже спит, — замечает мое состояние Николас. — Сладких снов, — проговаривает, накрывая пледом.

Приоткрываю глаза и наблюдаю, как он снимает джинсы и ложится на мягкий ковер, как и́ог, выпрямляется.

Смотрю на него сквозь планетное свечение и сон не идет, перевозбудилась сегодня и надышаться на него не могу. Как бы себя успокоить, уснуть, отрубиться, упасть в темноту.

В голове всплывает образ Льдова. Теперь точно всю ночь ужастики снится будут. Б-р-р…

Игнат

— Проносите, ставьте сюда, — указывает помощник в организацииегодняшнего благотворительного вечера на отведенные квадратные метры для живности. — Очень аккуратно, а то придется вызывать спецслужбу для ловли, пока она будет кушать одного из вас.

Для одноразовой ярмарки тщеславия и акции щедрости арендована рептилия. Навести буржуазный лоск она должна.

В своем логове не люблю все эти балы с красавицами, но такие мероприятия нужны для мнимого замаливания грехов. Вроде бы бандит, но делишься с бедными.

Так себе оправдание.

Скорее для галочки.

— Какая страхолюдина зубастая, — пугается тетя Раиса, моментально перекрестившись передником от столкновения с террариумом. — Игнат, зачем это животное в доме?

— Знающие люди советуют, — равнодушно отвечаю, пытаясь завязать галстук. — Если картины никто не купит, выпущу его погулять по залу и тогда уверен, что все углы рамок будут заняты. На них повиснут и отдадут даже больше за нетленные шедевры эпохи современности.

Представленная сцена ожила яркими иллюстрациями свершения сделки на выгодных условиях. Ухмыльнулся. Не заснуть бы на балу от унылых накрахмаленных воротничков.

В идеале, чтобы эта тварь сожрала Рождественских, но они приглашены для другого на бал.

Вечером их ждёт позор.

— Сегодня ты должен всех оповестить о дате помолвки с Азалией, — наставляет родственница, воспитавшая меня в жёсткой дисциплине.

О ласке и снисхождении речи никогда не шло. Все исходило от нее приказом и беспрекословным исполнением с моей стороны. Маму, увы, она мне не заменила.

— Эти напоминания ни к чему, тетя, — раздражаюсь на ее заботу и дергаю тканевую удавку с шеи.

Все, что осталось к ней это благодарность, за то, что не вырос в детдоме.

— Общак, Игнат, — хлопает по щеке. — Очнись! Там столько денег, что тебе и не снилось. Я всю жизнь пахала на Гасконца. Разве я не могу на старости пожить как знатная дама? — сцепляет кисти рук, которые в черных митенках. От тяжёлого труда кожа шарпеевская там.

— А знаете, что мне снится? — злюсь на меркантильность тетки. Меня гложет вся эта напускная жизнь, где деньги застилают мизерную добродетель. — Разве, вы сейчас нуждаетесь в чем-то?

Уже много лет она не работает. Содержу ее я, как и полагается. Но тяга у нее к деньгам хроническая.

— Нет, ты этого не сделаешь, — шипит гадюкой. — Ты не откажешься от этого брака. Наш спасательный круг среди шакалов. Не хочу под конец жизни прятаться и искать пристанище в чужой стране. Как твои родители. И чем это закончилось?

Сверкнул на тетю яростными глазами. Не дадут припорошить дорогу в прошлое. Постоянно кормит мое внутреннее чудовище. Ей же это на руку.

— Оставьте меня, — отшатнулся от прокаженных речей.

— Врачи дают Гасконцу пару месяцев при надлежащем уходе, но кризис может наступить в любой момент. Азалия наш щит.

— Она живой человек. Личность, девушка, в конце концов. Которая любит другого. А я…

— А ты уважаешь ее чувства, — перебивает меня. — Не смеши. Камыш подсиживает тебя.

— Ему нужна Азалия, — настаиваю.

— Ошибаешься. Тут дело уже не в племяннице хозяина. Он с детства видит неравенство к себе и поощрения тебя. Перетащит одеяло. Уже это делает, пока ты мотаешься по островам, ездишь на встречи к предателям.

— Успокойтесь, — останавливаю ее поток гнева, в надежде покинуть общество поехавшей тетки.

— Предлагаю его убрать, — ставит точку в прологе мести.

— Вы сегодня забыли выпить успокоительное? — пытаюсь быть как можно учтивее в этой перепалке.

— Или тебя, или ты. Вы не дипломаты. Тут все решается "в овраге".

Эта шизоидная заготовка повторяется периодически. Я должен ликвидировать всех на пути. Всех, кроме Гасконца.

Разворачиваюсь, делаю шаг к выходу.

— Значит это сделаю я, — кидает в спину.

— Не сметь за моей спиной делать не согласованные вещи, — предупреждаю приблизившись.

— Ха-ха. Это сделаю не я, а радий, — улыбается в ответ на свой коварный план.

— Тетя, я дал ясно понять, — собираю остатки спокойствия. — Не надо. Это значит не нужно ваше участие в решении судьбы Камыша.

Эта зацикленность не даёт решать важные вопросы лично для меня.

Прошло пару месяцев с моего вынужденного отъезда, а мне все неймётся.

На острове я был близок, как Гринч, похитить у Рождественских сон, отдых и веселье. Но планы спутала очередная блондинка.

Их в преисподней клонируют лично для меня, вываливают в побелки, чтобы не было видно помыслов дьяволиц.

С этими ведьмами под маской овечки меня преследует черная полоса неудач. Я ещё опомниться не успел от бестии в самолёте, как зажал очередную выскочку со светлыми волосами.

Но и та дала дёру.

Вломившись в гримёрку, нашли перепуганную артистку, в халате и с полотенцем на голове. Думала, что у нее есть время для водных процедур, забыв при этом перевести часы по прилёту.

А вот мои мысли были заняты беглянкой. Ее сексапильным танцем и раскрепощенностью.

Потеряв след, я преобразил энергию неудовлетворенности в рабочее русло. Не было банально времени на разбор проделок проказницы. Все шло к быстрому курортному сближению, но так это и не распробовал.

Беготня дразнит меня и я не знаю, кого мне искать. Ту взбалмошную кривляку или домашнюю пантеру на барной стойке.

Мечта, если можно все воплотить в одной девушке. Непосредственность и ходячее недоразумение, чувственность и эмоциональная сексуальность.

Слишком длинные ноги. Значит будем настраивать капкан.

Свихнусь в поиске или влюблюсь.

Подъезжаем к особняку. Я смотрю в салоне в одну точку. В зеркало заднего вида. Всю дорогу мой взгляд прикован к водителю и гению по совместительству.