— Не торопись, — попросил Линнервальд. — Я вижу, что ты умеешь. Но не понимаю школы. Как ты определяешь центр равновесия воли, где крепится нить твоего условного маятника?

Дерен остановился и вышел из медитативного сосредоточения.

— Это пересечение двух линий: вертикальной — по позвоночному столбу, и горизонтальной — в районе сердечной чакры, — пояснил он.

— Это очень размытые ориентиры, — не согласился регент. — Я понимаю, что ты воин, и твоя спортивная подготовка позволяет тебе непосредственно ощущать центр равновесия тела и понимать, что это и будет условная точка приложения для невидимого рычага воли. Это нарабатывается практикой. Но... как найти центр в первый раз?

— Достаточно открыть рот и опустить нижнюю челюсть, — улыбнулся Дерен.

— Почему челюсть? — удивился Линнервальд. Надо было отдать мальчику должное — в тупик он ставить умел.

Об этом же говорил и Локьё. Очень самостоятельный и одарённый щенок, умеющий выкрутиться из капкана, как хайбор.

— Потому что центр звука в груди легко определить и начинающему. — Дерен хлопнул себя ладонью по груди. — Он может открыть рот, сказать «А-а», постучать по грудине и последить за звуком. Центр воли лежит чуть ниже места, где он услышит вибрацию.

— Кто тебе это сказал?

— Просто попробуй.

Линнервальд фыркнул, и пробовать, конечно, не стал. Он понимал, где в груди будет резонировать звук.

Регент молча смотрел на Дерена, так непохожего на высоких светловолосых ледяных эрцогов, и думал о том, как повезло Дому Аметиста, что у мальчика за душой имеется и формальное родство с Риком Эйболом.

Для многих — это очень весомый аргумент. Им плевать, что кровное родство чаще помеха для передачи власти.

Качества настоящих правителей — огромная редкость в малоразумном человеческом стаде. Ибо не власть развращает людей. Она лишь позволяет раскормить зверей, что уже есть в тебе. «Зло» — это «добро», которое уселось на трон.

Эрцог Локьё считал, что капитан «Персефоны», где служит Дерен, чует людей, близких ему по крови. Но вот он — чужеродный щенок, выросший под брюхом этого монстра — капитана Пайела.

Дерен другой крови, но схожей души. И свой кризис он как-то преодолел сам. Видимо, капитан всё-таки, умнее, чем кажется.

Линнервальд видел мальчишку четыре года назад. И тот Дерен, растерянный и ударяющийся в панику от своих же ощущений изменчивости мира, и Дерен сейчас, на глазах покрывающийся бронёй безнаказанной силы, — это были разные люди.

Тогда Локьё решил отпустить наследника.

Мальчишку должна была перемолоть мясорубка войны. Но капитан, даже мёртвый, сумел его защитить. И вот оно выросло.

— Продолжай, — кивнул Линнервальд. — Делай медленно, проговаривая, что делаешь.

Он знал: Дерен не спросит: «Зачем?»

Сайко ещё не учили работе с сознанием в технике «маятника». Самой простой, убойной и страшной. Для Дерена кажется естественным, что регент хочет убедиться: новый наставник хорошо знает «маятник» и сможет при необходимости обучить наследницу.

Линнервальд полузакрыл глаза, наблюдая, как мальчик снова чуть согнул колени, качнулся, демонстрируя: вот тут, на уровне грудины, условный центр равновесия его воли. Та точка, где крепится нить внутреннего маятника. А вот условный «груз» будет раскачиваться уже от солнечного сплетения.

Судя по глубине сосредоточенности, Дерен держал под внутренним контролем обе «тяжёлые» точки — и центр воли, и место нахождения условного «груза». Он был сосредоточен по всему движению «маятника». Но зачем?

Линнервальд быстро понял зачем.

Дерен начал раскачивать невидимый маятник, и это внутреннее движение стало нарастать волнообразно именно из-за двух точек концентрации.

Преимущества были непонятны. Регент видел пока только минусы — такое движение было труднее остановить.

Однако он молча ждал.

Дерен не был новичком. И вряд ли он стал бы делать что-то бессмысленное.

Разбег маятника захватил сначала медитационный зал, потом всю резиденцию.

Угрожающее и тревожащее качание набегало, словно волны на берег. И вдруг, сохраняя линейное движение, маятник начал описывать круги.

Так корабль движется по орбите — одно ускорение тащит его по условному эллипсу, второе — пытается выдернуть и унести в космос.

Линнервальд знал, что существует две практики, два типа «маятников» — горизонтальный и круговой. Но вот так....

Он улыбнулся. Подозревал, что Дерен и сам очень близок к выходу на поле причинности. Своим уникальным путём. Нужно лишь чуть-чуть его подтолкнуть.

Что ж, это будет ещё проще.

У мальчика есть даже не две точки опоры из трёх, нужных для выхода в «паутину», а две с половиной. Сознанию достаточно просто потерять контроль над телом, чтобы оно само обрело третий центр.

Его называют «якорем». Он даёт осознание своего места в пространстве и времени. И тогда никакая глубина погружения в транс не собьёт путешествующего с пути.

«Якорь» — это знание, где твой «дом».

Учитывая длительную медитативную практику, «якорь» уже должен быть сформирован. В нем просто не было нужды. Мальчик не догадывался включить его в свою схему.

Регент поднялся из кресла, сделал шаг вперёд и резко толкнул Дерена в грудь, сбрасывая с платформы.

Тот извернулся в воздухе, как кошка, и всё-таки не упал, а встал на ноги.

Но того мгновения, пока он был без опоры — хватило. Мальчик широко распахнул глаза и невидяще уставился в пространство.

Линнервальд знал, что сейчас перед глазами у Дерена: сияющее переплетение нитей.

— Ну вот это и есть ханер камат, — невесело усмехнулся он. — Паутина реальности.

Дерен моргнул и тряхнул головой, разрывая сосредоточенность.

— Зачем? — спросил он.

— Ты же подозревал меня во всех смертных грехах? — пожал плечами регент и сел в кресло. — Да, я такой, какой есть, и пути мои не всегда честные. Но в этот раз я и не сделал ничего особенного. Ещё немного, и ты сам проломился бы через последнюю преграду сознания. Ты застрял на самом краю, оттого у тебя были срывы. Ты хотел и не хотел её видеть. А ведь она прекрасна. Нет ничего прекраснее паутины.

Он помолчал, рисуя над столешницей голографические фигуры — вспыхивающие и гаснущие почти тут же.

Дерен отвернулся и молча смотрел в стену. Скорее всего, в созерцание паутины он мог вылетать так же легко, как и в «маятник». По самому невесомому движению воли.

Это ж надо было отрастить такую волю...

— Ханер камат — паутина реальности, — регент начал размышлять вслух. — Она же пустошь, поле случайного, лабиринт... Разные народы называют её по-разному. Физически ее наблюдать пока невозможно. Мы ещё не изобрели тех машин, что смогли бы всё просчитать в ней. Сознание тоже моделирует только ту её часть — что ты в состоянии осознать. Запомни: не понять. На понимание уйдёт ещё много лет. Однако сознание человека гораздо мощнее хаттского искусственного интеллекта, мы уже убедились в этом. Если ты видишь, ты в состоянии понять, это канон. Всё это богатство, что мерцает теперь перед твоими глазами — модель связей реальности, созданная твоим сознанием. Насколько сильно твоё сознание, такой глубины модель оно создаёт. Говорят, что эйниты могут созерцать чистую реальность, но я не очень в это верю.

— Говорят, что это сводит с ума, — негромко сказал Дерен.

— Говорят, — согласился регент. — Но тоже, может быть, врут. Правда в том, что эрцоги всю жизнь занимаются саморазвитием, усложняя своё восприятие. Нужен очень могучий разум, чтобы создать достоверную картину связей. Но когда ты понимаешь какую-то нить, узел, — ты можешь ей управлять.

— Но как? — нахмурился Дерен.

Это знание было ещё слишком далеко от него.

— Ты поймёшь, — успокоил Линнервальд. — После. А сейчас тебе нужен горячий чай и что-нибудь сладкое. Это большой стресс для тела. Садись, сейчас принесут... Что ты хочешь? Горячий шоколад, йилан?

— Йоль.

Линнервальд не показал удивления. Он знал, что Дерен бывал на Гране. И не только в гостях у брата эрцога Пресохи, но и в резервации для отщепенцев своего рода.