Учитель танцев, господин Фернандо удивил и раздосадовал графиню, явившись на первое занятие в строгих, хоть и чрезмерно зауженных черных брюках да белой рубашке с пышным воротником и глубоким вырезом, открывающим мускулистую грудь до середины. Его длинные, зачесанные в хвост темные волосы лоснились от масла и пахли душистыми цветами. Впервые увидев Элис в танцевальном зале, он несколько минут кружил над ней, словно голубь перед голубкой в брачный сезон, постукивая каблуками начищенных до блеска туфель, разглядывая ее и так и этак и время от времени одобрительно цокая языком.

— Белиссимо! — заключил он, и Элис сильно понадеялась, что незнакомое слово — не какое-нибудь обидное ругательство для новичков вроде нее. В конце концов, Калиста всегда говорила, что движения Элис грациозны, как у прирожденной танцовщицы.

Госпожа Марта, учительница истории, оказалась не намного старше самой Элис. У нее был тихий, приятный голос и милое личико, с серыми, добрыми глазами. Она собирала русые волосы в тугой «банан», а платья носила темные и строгие — ни бантика, ни игривой рюши. Зато она так увлекательно рассказывала о правителях Корнуэльса, которые бессчетное число раз переименовывали столицу государства, будто бы соревнуясь с предшественниками в оригинальности. Нынешний король Арчивальд Корнуэльский из рода Вернандис — первый, кто оставил название столицы в покое, позволив ей именоваться Мирином, как и при его отце.

На одном из уроков к ним присоединилась герцогиня. В этот день леди Марта рассказывала Элис о ближайшем соседе Корнуэльса, его главном союзнике и торговом партнере — королевстве Флимония. Оказалось, до того как госпожа Жозефина стала герцогиней, присоединившись к роду Дорсейнов и взяв к имени приставку Дэвонская в честь графства мужа, она звалась Жозефиной Венийской — по названию столицы Флимонии, волшебного города Вения, где ее отец исполнял роль наместника короля.

Герцогиня с теплотой вспоминала уютные улочки Вении, где она любила гулять девочкой, и прозрачные речки, рассекающие город на сотни неровных кусочков, и разноцветные дома с ярко-синими крышами, и цветущие зимой и летом городские сады. Элис слушала госпожу Жозефину с широко раскрытыми глазами. Герцогиня явно любила родной город. Как же сильно она должна была полюбить герцога Теодора, чтобы решиться покинуть родной дом и переехать за тридевять земель в совершенно чужую страну?

Элис настолько увлеклась своими мыслями, что не заметила, как теряет нить повествования, за что получила щелчок по носу от герцогини и дополнительное домашнее задание по этикету — реферат на тему «Как быть внимательным слушателем».

Преподавание этикета госпожа Жозефина взяла на себя. Она терпеливо рассказывала Элис самые простые правила светского общества, учила правильно двигаться, сидеть, ходить, жестикулировать. Оказалось, важно не только что ты говоришь, но и как ты это делаешь — без излишней эмоциональности, но не равнодушно, негромко, но четко и разборчиво, чтобы собеседник ловил каждое слово с величайшим вниманием. Даже стоять надлежало с достоинством — в изящной позе со спокойным, но не пренебрежительным выражением лица.

От полученной информации голова Элис шла кругом — в нее с трудом влезали знания, которые настоящие аристократы впитывали с молоком матери. Или кормилицы. Но она не сдавалась, день за днем засиживаясь за учебниками до поздней ночи. Раз однажды ей удалось стать лучшей ученицей в Башне, значит, получится и сейчас!

Верная швабра Изольда всегда составляла Элис компанию, но всякий раз, едва настенные часы возводили обе стрелки к потолку, словно бы призывая все живое отправляться в царство снов, помощница падала без сил, оставляя Элис справляться с премудростями светской жизни в одиночку. Зато утром не было лучшего будильника, чем Изольда: она умудрялась растолкать мертвецки сонную ведьму и затолкать ее в ванную, чтобы та успела привести себя в порядок и перед занятиями по этикету сбегать в розарий и спасти еще парочку цветочных кустиков.

Теперь Элис всегда брала с собой швабру, а потому колдовать выходило как никогда хорошо. Хотя быть может дело еще и в том, что за прошедшие дни Элис ни разу не разговаривала с Лионом… Молодой господин как будто избегал ее, и все их общение свелось к сухому обмену приветствиями, если вдруг не удавалось разминуться в узком коридоре. Это и печалило, и радовало Элис. С одной стороны, она смогла наконец раскрыться перед госпожой Жозефиной в лучшем свете, да и ее успехи в учебе впечатляли учителей. Но с другой стороны, каждое утро, проходя мимо тренировочного поля к розарию, она не могла сдержаться от маленькой вольности — сойти с дорожки, и несколько мгновений полюбоваться на тренировку Лиона. Она необъяснимо скучала по молодому хозяину.

Элис очень старалась оправдать ожидания герцогини, как и закончить восстановление розария, ради которого ее забрали из Башни…

Прошло две недели со дня, как Элис переступила порог поместья Дорсейнов, когда ей приснился старый сон…

Лион проснулся и смотрел в потолок, пока осознание реальности не вернулось окончательно. На душе было неспокойно, как после тревожного сна, который еще долго продолжает опутывать мысли неприятным послевкусием. Из окна лился мягкий лунный свет — до рассвета еще слишком далеко.

Перевернувшись на бок, Лион закрыл глаза. Если сейчас не удастся уснуть, то весь день он будет чувствовать себя разбитым. Но сон не шел. Еще немного поворочавшись в постели, Лион обреченно вздохнул и, сбросив с себя тонкую простыню, потянулся за халатом. Чем валяться, пытаясь уснуть, лучше пройтись по саду — ночной воздух прекрасно освежает голову, возвращая мыслям ясность.

Запахнув на груди полы темно-синего халата, он бесшумно выскользнул за дверь. Проходя мимо комнаты Элис, Лион озадаченно нахмурился и остановился, прислушиваясь. Ему почудились приглушенные всхлипы. Он приблизился вплотную к двери, склонив голову, чтобы лучше слышать. Если бы кто-то увидел его в это мгновение, то точно решил бы, что Лион взялся шпионить за ведьмой. Однако сейчас его это нисколько не беспокоило, потому что Элис действительно плакала.

Лион негромко постучал — лучше бы, чтобы остальные обитатели поместья не прознали о его ночной вылазке. Ответа не последовало, и тогда он тихонько проговорил:

— Элис, это Лион. У тебя все хорошо? — он осекся, мысленно ругая себя за глупость: разумеется, у нее не все хорошо — она же плачет!

Ведьма снова ничего не ответила — Лион мог различить только не затихающие горькие всхлипы. Он мялся у порога, не зная, что ему делать: зайти в спальню к девушке посреди ночи — вопиющее нарушение норм приличия, но пройти мимо, сделав вид, что он ничего не слышал, Лион не мог — не позволяла совесть и непонятное волнение, из-за которого сердце припустило галопом.

— Элис, — снова позвал он, тихонько постучав. Так и не дождавшись ответа, он глубоко вдохнул и произнес: — Я вхожу.

Нажав ручку, он распахнул дверь и шагнул внутрь. Его приветствовал порыв ветра, сквозняком прорвавшийся в открытое настежь окно сквозь развевающиеся занавески. Лион торопливо закрыл дверь и повернулся в сторону кровати.

Элис свернулась в дрожащий комочек, спрятав лицо в ладони, рыжие волосы разметались по сторонам. Она казалась крошечной и хрупкой, и у Лиона невольно сжалось сердце — что могло так сильно расстроить их маленькую, всегда улыбающуюся гостью? Он приблизился к кровати и присел на краешек.

— Элис, — тихо позвал он и, протянув руку, осторожно коснулся плеча ведьмы.

Она отняла руки от лица и замотала головой.

— Нет, пожалуйста! Я стану самой лучшей ведьмой! Не надо меня в стену! Я не хочу! Я не бракованная!

Лион отшатнулся. Глаза Элис оставались закрытыми — она спала. Но щеки и волосы ведьмы были мокрыми от самых настоящих слез.

— Эй, проснись! — Лион осторожно потряс Элис за плечо, но она лишь сильнее замотала головой, расплакавшись с новой силой. — Это всего лишь сон! Проснись, открой глаза!