Видел отца и в офисе, и дома, но у него живые эмоции, хотя это никак не мешает его деятельности. А Арсений довольно интересная личность, думаю, я бы мог у него многому научиться для адвокатской практики, если бы мы не были соперниками в любви к одной девушке.

— Где Аня? — спрашиваю, как только мы усаживаемся. — Это ведь ты забрал её из дома родителей?

— Я, — даже не пытается отрицать. — Она мне всё рассказала.

А вот тут я напрягаюсь. Если Аня всё рассказала и приняла помощь Арса, и он знает о её местонахождении, значит, она доверяет ему. И в этом я Кирееву проигрываю. В доверии любимой девушки.

Алекс

— И где она, ты мне не скажешь? — мы с Арсом одновременно поворачиваем головы и смотрим друг другу в глаза.

По взгляду Киреева невозможно ничего понять, а вот по моему, я уверен, можно прочесть абсолютно всё. Арс откидывается на спинку скамейки и, скрестив руки на груди, переводит взгляд на фонтан, будто тот ему интересен больше.

— Не скажу, — снова смотрит на меня. — Ты и сам должен был понять, что меня просить об этом бесполезно.

— Я знаю о твоих чувствах к Ане, — если я хочу добиться от него хоть намёка, нужно быть честным. — И если ты сейчас скажешь, что она теперь с тобой, я в это не поверю и всё равно продолжу её искать.

— Ты идиот, Соколовский, — он запрокидывает голову вверх, но я вижу улыбку на его губах и эти бесячие ямочки. — Если бы Аня любила меня, я бы в лепёшку ради неё расшибся, я бы всё только для неё одной, — со злостью выплёвывает.

Выпрямляется и разворачивается ко мне всем корпусом. И теперь я вижу, насколько ему сейчас тяжело со мной разговаривать. Как бы я не ревновал Аню, но Киреев, лишь на несколько секунд сбросив свою адвокатскую маску, показал, что ему больно. Больно от того, что та, кого он любит, не отвечает взаимностью. Только он не давил, не настаивал, не пёр как танк, в отличие от меня, а спокойно ждал. Я бы так не смог.

— Со мной Аня никогда бы ни одной слезинки не проронила, — каждое его слово отравленной стрелой в сердце.

Аня плакала из-за меня. Всё внутри сжимается, и я принимаю злость Киреева, я готов на что угодно, только бы Недотрога была счастлива. Но она любит меня, знаю, а я не могу жить без нее, значит, я должен её найти, объясниться, и пусть решает, что делать со мной.

— Как ты вообще мог такое сотворить? Поспорить на неё и ходить дальше как ни в чём не бывало? — продолжает свой монолог, а я не отвечаю, не спорю, потому что он прав. Прав в том, что я сам во всём виноват. — В твою голову никогда не приходило, что с ней будет, когда она узнает?

— Я и не хотел, чтобы она знала поначалу, хотел скрыть, — зачем-то оправдываюсь перед ним.

— То, что знает больше одного человека, рано или поздно узнают и другие, — встаёт со скамейки и отходит на несколько шагов.

— Я ехал сказать ей правду, только, увы, не доехал, — с горечью произношу, опустив голову.

— Я не скажу тебе, где она, — поворачивается ко мне и припечатывает одной фразой. Сердце ускоряет ритм, когда я понимаю, что это конец нашего разговора, и Киреев не уступит. — Я не облегчу тебе задачу, и не надейся. Если Аня тебе действительно нужна, ты сам её найдешь и попробуешь исправить всё, что натворил, — Киреев засовывает руки в карманы брюк, пристально смотря мне в глаза. — А если не получится, знай — время лечит, а я очень терпелив, — разворачивается и направляется к своей машине.

Аня

Неделю назад

После разговора с родителями я позвонила единственному человеку, к которому могла обратиться, будучи уверенной, что он мне поможет, не задавая лишних вопросов, — Арсению. И он действительно приехал сразу же, как услышал, что мне нужна помощь.

— Ты как-то говорил, что у тебя есть квартира, которая пустует, — мы с Арсом сидим в его машине, он отъехал подальше по моей просьбе, чтобы нас не увидели мама и дядя Илья, когда поедут к Алексу в клинику, и не задавали лишних вопросов.

Он как-то упоминал, что квартира пустует, потому что ему удобнее жить у родителей, чтобы можно было в любой момент обсудить с отцом какие-то нюансы или внезапно открывшиеся обстоятельства дел, которые Арс помогал вести. Это единственный вариант спрятаться ото всех, чтобы никто не давил, подумать и расставить всё по местам. Определиться, чего я всё-таки хочу. И в одиночестве пережить всё, что произошло, потому что я не готова делиться этим с мамой или дядей Ильёй, настраивать их против Алекса. Он после клиники будет нуждаться в реабилитации и поддержке, я не могу так поступить и настроить отца против сына.

— Да, всё верно, — улыбается Арсений, а я с грустью думаю, почему же я не влюбилась в этого чудесного парня? Он бы не поступил так со мной, я в этом уверена. Только ведь сердцу не прикажешь, мои чувства к Алексу горят огнем в сердце, продолжая выжигать на нём калёным железом его инициалы.

— А можно там пожить какое-то время? — Арсений в удивлении приподнимает брови, явно не ожидая подобной просьбы.

— Ань, что-то случилось? — накрывает мою руку своей, а я отворачиваюсь, чтобы не разреветься.

Арсений мягко берёт меня за подбородок и поворачивает голову, с участием смотрит в глаза, а я не выдерживаю скопившегося напряжения. Сначала пытаюсь подавить рвущиеся рыдания, но начинаю задыхаться, словно наполненный внутри меня шар проткнули острой иглой — мне нестерпимо больно, но в то же время слёзы приносят облегчение. Арсений осторожно приобнимает меня за плечи и притягивает к себе, а я рыдаю, уткнувшись в его плечо. Он молчит, не спрашивая ни о чём, просто давая мне выплакаться и выплеснуть свои эмоции.

Когда я, наконец, успокаиваюсь и отстраняюсь, вытирая щёки тыльной стороной ладони, Арсений, наклонившись, достаёт из бардачка пачку влажных салфеток и протягивает мне.

— Спасибо, — получается хрипло, словно карканье.

Пока привожу себя в порядок, он продолжает молчать, глядя прямо перед собой.

— Это из-за него, да? — внезапно резким тоном, отчего я вздрагиваю и устало откидываюсь на спинку сиденья.

Меня словно выпотрошили, словно вынули душу и, прополоскав её в ледяной воде, грубо впихнули обратно.

— Если не хочешь, можешь не рассказывать, я пойму, — проговаривает уже мягче, повернув голову ко мне и смотря грустными глазами.

И меня словно прорывает, я рассказываю всё Арсению, всё с самого начала.

Аня

Я могла промолчать, знаю, Арсений не стал бы допытываться и давить, вот только я сама уже не в силах носить всё это в себе, не в силах сама разобраться в своих чувствах и ощущениях. Одна часть меня рвётся в клинику к Алексу в надежде, что всё это сон или злая шутка, а ещё лучше — плод моего воображения. Что я сейчас проснусь в его объятиях, и мы вместе посмеёмся над моими тревогами и страхами.

А другая часть меня кричит, что тот, кого я любила, использовал меня для потехи своего самолюбия и оказался прав — я влюбилась, отдала всё, доверилась, а как оказалось, все его друзья были в курсе этого спора и их отношений с Викой. Но если на счёт Сергея всё понятно — он сразу дал понять, что ненавидит меня, цеплялся при каждом удобном случае, смотрел, словно я мелкая букашка, путающаяся под ногами, то Макс… В его искренности я не усомнилась ни разу. Ведь не мог же он играть так достоверно? Мне он всегда казался отличным другом, хорошим человеком, справедливым, достойным, не могу поверить, чтобы он, зная, что Алекс задумал, просто смотрел на то, как меня обманывает его друг, не помешал, не остановил. Макс совесть этой компании таких разных людей. И именно это вызывало сомнения, хотя все факты говорили об обратном.

А Алекс? Поначалу да, я не сомневалась, что он презирает нас с мамой, считает, что мы заняли его место рядом с дядей Ильёй, но потом он каждый раз доказывал, что тот, кого я увидела в университете в первый свой день, — это не настоящий Алекс Соколовский, это тот, кем он хочет казаться окружающим, и что только мне открылся Алекс настоящий — чуткий, нежный, внимательный, умеющий любить, поддержать, способный на любой поступок ради того, кем дорожит.