Разворачиваюсь и устремляюсь по коридору клиники на выход, но меня останавливает Губанова:

— Аня, стой! — не громко, но этого достаточно, чтобы я прекратила своё бегство.

Медленно разворачиваюсь в её сторону и жду, пока она величественной походкой подойдёт ко мне. Красивая, с идеальной прической, в красном платье с глубоким декольте — я в своих джинсах и сером свитшоте, с покрасневшими от слез глазами и небрежным пучком на голове на её фоне выгляжу убого и невзрачно.

— Он не хочет тебя видеть, — припечатывает одной фразой, как только подходит ближе.

Я молча смотрю на неё не в силах произнести ни слова, горло словно сдавило колючей проволокой, и если сейчас я попытаюсь что-то сказать, захлебнусь отчаянием и болью.

— Не приходи сюда больше, хватит уже унижаться, — произносит жёстко, склонив голову набок. — Алекс потешил своё самолюбие и вернулся ко мне. Ты ему не нужна, смирись уже.

— И ты простила его, зная, что он был со мной? — хрипло спрашиваю, чувствуя, как подгибаются колени. Сейчас я упаду, и мне не хватит больше сил подняться.

— Он выбрал меня. И всегда будет возвращаться ко мне. Зачем ему такая серая мышка? И да, я простила ему маленькую шалость. Ведь мы любим друг друга, а ты так, — блажь, лишь предмет спора, — произносит презрительным тоном, разводя руками.

Глотаю ртом воздух, задыхаясь от боли, от жестокости слов, от жестокости Алекса и его поступка. Меня снова предали, растоптали, унизили. Ничего не меняется, я снова позволила над собой поиздеваться.

— Совет да любовь. Вы сто́ите друг друга, — разворачиваюсь и чуть ли не бегом покидаю клинику. Мне нужен свежий воздух, мне нужно выплеснуть то, что рвет меня изнутри на части. Только как? Как избавиться от этого чувства предательства, убивающего изнутри?

Для Алекса я была всего лишь шалостью. Девушкой на спор. Внутри у меня будто умерла какая-то частичка души, что-то важное для дальнейшей жизни, дальнейшего существования. Он ворвался в мою жизнь ураганом, пожаром, который выжег мою душу дотла. И теперь внутри только пепел.

Аня

Сижу на кровати, уставившись в одну точку, не в силах сдвинуться с места. Я даже не помню, как добралась до дома, всё словно в тумане, словно во сне, может, сейчас я проснусь, и все последние события окажутся дурным сном… Только, увы, этого не случится.

В груди пустота, ноющая черная дыра, и я не знаю, смогу ли когда-нибудь заполнить её чем-то светлым и радостным. Слёз уже нет, меня словно заморозили, навечно закрыли ледяным панцирем.

Я принимаю решение, которое избавит меня от встреч с Алексом, но не от боли воспоминаний. Достаю из шкафа чемодан, складываю вещи, которые понадобятся мне на первое время, в коробки — принадлежности для рисования, папку с портфолио и теми рисунками, что нужны для поступления и собеседования, в тубусы ватманы с почти законченными рисунками. Перебирая стопку с работами, натыкаюсь на портрет Алекса. Провожу пальцами по лицу, задерживаясь на губах. Сколько лживых слов они мне сказали, сколько сладких, но таких ядовитых поцелуев подарили. Ложь. Кругом сплошная ложь…

"Он выбрал меня. И всегда будет возвращаться ко мне". В голове опять звучат слова Вики, каждое слово снова и снова наносит рану и без того кровоточащему сердцу. К черту! Пусть наслаждаются друг другом. Пусть плетут новые сети, но уже для других. Забыть. Я хочу забыть, что в моей жизни был Алекс Соколовский, если бы была такая волшебная таблетка, стирающая память, я бы, не раздумывая, ее приняла. Медленно подношу портрет ближе, всматриваясь в ставшие любимыми черты, и тут же, словно обжёгшись, бросаю в корзину для мусора.

Беру с кровати телефон и выхожу из комнаты. Спускаюсь вниз в поисках мамы и дяди Ильи и нахожу их завтракающими в столовой.

— Доброе утро, Ань, — здоровается дядя Илья. — А мы с Алиной как раз собираемся к Алексу. Ты с нами?

— Я уже была, — тихо произношу, стараясь унять дрожь в голосе.

— И как он? — спрашивает мама, ставя кружку с кофе на стол. — Пришёл в себя?

— Я не знаю, мы не виделись, — наливаю кофе дрожащей рукой.

— Тебя не пустили к нему?! — восклицает дядя Илья. — Может, какие-то осложнения возникли? — достаёт телефон из кармана брюк и что-то там ищет. — Сейчас позвоню, узнаю всё.

— Мне кажется, с ним всё в порядке, судя по тому, что у него была посетительница, — разворачиваюсь к столу и вижу удивлённые взгляды, направленные на меня.

— Какая посетительница? — хмурится дядя Илья.

— Девушка Алекса, — увы, безразличный тон не выходит, к глазам снова подступают слёзы.

Сколько у человека их? Как долго нужно плакать, чтобы наконец отпустило? Чтобы наступило хоть какое-то облегчение? Прячу взгляд и сажусь за стол.

— Мне нужно с вами серьёзно поговорить, — стараюсь не смотреть на них, мне нужно довести всё до конца и сделать это сейчас, пока я решилась.

— Аня, что-то случилось? — я наконец смотрю на маму, она сидит в растерянности, теребя в руках бумажную салфетку. Затем перевожу взгляд на дядю Игоря, который продолжает хмуриться. — Какая девушка Алекса? Его девушка ты.

— Как оказалось, нет, — шумно выдыхаю и быстрым движением смахиваю слёзы.

— Аня, объясни всё наконец! — восклицает мама. — Я ничего не понимаю!

— Пусть Алекс вам сам всё расскажет, если захочет, — дрожащими руками беру кружку с кофе, но понимаю, что не смогу сделать ни глотка, и ставлю на место. — Я хочу поговорить с вами о другом.

Мама и дядя Илья переглядываются, он хочет что-то сказать, уже набирая воздуха в лёгкие, но тут мама накрывает его руку своей.

— Илюш, пусть сначала скажет, — мягким тоном, поглаживая его пальцы, и он кивает.

— Мам, ты же знаешь, чем я хочу заниматься, чем всегда хотела, — осторожно начинаю, вертя в руке чайную ложку, чтоб чем-то занять руки и перестать нервничать.

— Мы уже говорили на эту тему, я думала, всё уже решено, — растерянно проговаривает мама.

— Мам, ты за меня решила. Юрфак не для меня, я тебе уже говорила…

— Так, подождите, — перебивает дядя Илья, вставая из-за стола. — Я ничего не понимаю.

— Аня училась на дизайнера и забрала документы перед переездом сюда, — начинает мама, опустив взгляд на свои руки, в которых бумажная салфетка уже почти превратилась в пыль.

— Ты попросила меня поддержать, переехать сюда и настояла на поступлении в юридический, — тихо произношу. — Я жалею, что не отстояла свои желания, не осталась доучиваться там.

— Алина? — дядя Илья вопросительно смотрит на маму. — Почему я не знал, что Аня была против юрфака? Она бы поступила на дизайн здесь, устало проводит ладонью по лицу. Так он не знал? Хотя теперь это уже неважно.

— Я хотела как лучше! Когда ты говорил о перспективах поступления на юридический, о стажировке, работе, о том, что даёт это образование и какие двери открывает, я решила, что для Ани так будет лучше, — на одном дыхании проговаривает.

— Ты всё решила за неё, не дав возможности выбора, — констатирует Соколовский-старший задумчиво.

— Сейчас уже неважно, кто и что выбрал. Я хочу делать то, что мне нравится, я хочу заниматься любимым делом, а не чувствовать себя в клетке, которая захлопнулась до конца жизни, поймите! — встаю из-за стола, задвигаю стул и опираюсь на него руками, словно на спасательный круг.

— Прости… — шепчет мама со слезами на глазах. — Я понимаю, что вела себя эгоистично. Но я хотела, чтобы ты была рядом, хотела обеспечить тебе достойное будущее.

— Я понимаю. Но пока у меня есть шанс всё исправить, я хочу им воспользоваться. Я подготовила портфолио и буду поступать, — поднимаю взгляд и смотрю маме в глаза. — Пожалуйста, мам.

Она молча смотрит на меня, но во взгляде нет жёсткости, кивает головой и вытирает щёки. Её муж задумчиво смотрит на неё, потом на меня, и его лицо озаряет улыбка.

— Ань, если нужна помощь, только скажи, я всё устрою, — засовывает руки в карманы и подходит к столу. — Только назови вуз, всё сделаю.