— Перегнул? Да ты чуть всю игру не запорол! Из-за тебя мы чуть не просрали результаты, к которым шли столько времени! — срываюсь на крик, и ребята в раздевалке резко замолкают, в гробовой тишине мы с Серёгой сверлим друг друга взглядами.

— Успокойся, сказал же — бывает, — повышает он голос. — Хорош нюни распускать, подумаешь, игра. Тебя есть кому утешить в случае проигрыша, — слышу смешок. Сергей приближается ко мне, наклоняется и полушёпотом, чтобы слышал только я, произносит: — Или твоя баба тебе не даёт, вот ты и срываешься? Я не виноват, что твоя девка держит тебя на голодном пайке.

И тут я уже не выдерживаю, замахиваюсь и врезаю ему кулаком по скуле, голова Сергея чуть откидывается, и он отходит на пару шагов назад.

— Ты придурок? Из-за какой-то бабы друга…

— Заткнись! Ещё хоть одно слово в сторону Ани и пожалеешь, — не давая ему договорить.

Сергей делает шаг вперёд, но его перехватывают парни, оттаскивают назад, и между нами встаёт Макс.

— Хватит, пацаны, — громким спокойным голосом. — Мы команда, а такое только хуже для всех нас. — Не обращай внимания и не ведись, ты ведь знаешь, каким он может быть засранцем, — это было сказано уже мне.

Молча киваю, беру полотенце и иду в душ. До меня доносятся голоса Макса и Сергея, но разбираю я лишь слова Макса о том, что Жарову не мешало бы извиниться.

Я бы понял всё, что угодно, списал бы его поведение на какие-то проблемы. Но то, как он говорил об Ане, о моей Ане, перешло все границы.

Алекс

Всю дорогу до родного города прокручивал в голове нашу ссору с Сергеем. Почему я не заметил, что он изменился? Я так был занят отношениями с Аней, что не заметил, как он откололся от нашей тройки. В последнее время мы с Максом вдвоём были везде, а Жаров стал пропускать занятия, ходил какой-то дёрганный. Но на тренировки всё же не забивал.

Играет Сергей отлично, по сути изначально капитаном команды и должен был быть он, только тренеру не нравилось, что тот перестал прислушивался к его мнению, не ставил команду превыше собственных амбиций. А ведь капитан должен в первую очередь быть ответственным за игру, он как второй тренер для команды. И порой в моменте, когда одно очко может решить исход игры, именно капитан даёт толчок всем, настраивает на победу. Капитан должен внушать доверие всем игрокам и тренеру. Второй сезон он выдвигает мою кандидатуру, и меня избирают.

Раньше я не замечал, чтобы Сергея это задевало, но, видимо, я ошибался, и он умеет хорошо скрывать свои чувства.

С Жаровым мы дружим класса с третьего, именно он втягивал меня во всякие авантюры, а потом в нашей компании появился Макс. И, возможно, он прав насчет Серёги и того, что капитанское место ему нужно больше нашей дружбы.

По приезду отмечать с парнями не иду, мчусь сразу домой к своей Недотроге, что делаю теперь каждый раз после выездных: покупаю цветы и её любимый шоколад. После того, как мы поделимся новостями, будем смотреть фильм, лёжа на кровати в её комнате и есть шоколад. Тоже своеобразная традиция отмечать каждый матч.

— Выиграли? — Аня уже ждёт меня на диване в гостиной.

Как только я переступаю порог, срывается ко мне в объятия. Я целую её, ощущая, как глубоко внутри поднимается чувство целостности. Я дома. Я с ней.

— А ты сомневалась? — спрашиваю, оторвавшись от ее сладких губ. — Я жутко соскучился, — готов целовать её вечно.

— Я просила, никаких непристойностей! — слышу голос Алины прежде, чем она появляется в поле моего зрения. — Здравствуй, Алекс.

— Добрый вечер, Алина, — вежливо приветствую, слыша тихий смешок Ани, которая отходит от меня на пару шагов. Снимаю куртку под пристальным взглядом матери Ани. Интересно, ей было плевать на то, что у дочери проблемы, а сейчас, когда Аня счастлива, в Алине проснулся материнский инстинкт защищать?

— Алекс, пойдём наверх, расскажешь в подробностях, как всё прошло, — тянет за руку Аня и я, подмигнув Алине, иду наверх, представляя, каким взглядом сейчас на меня смотрит жена отца. Да и плевать.

Заходим в комнату, и я тут же разворачиваю Аню к себе и впиваюсь губами в её губы, показывая, насколько я скучал и насколько мне её не хватало. Аня обхватывает руками мою шею и отвечает на поцелуй, прижимаясь всё сильнее, и у меня сносит крышу. От её запаха ванили, от близости, от холодных пальчиков, что лежат на моей шее, от того, как она зарывается своей ладошкой в мои волосы.

Тело загорается, в крови разливается жар, а когда Аня прикусывает мою нижнюю губу, я подхватываю её за бедра, заставляя обвить себя ногами, и несу к кровати. Сажусь на нее, и Аня оказывается сверху. Целую Аню за ухом и провожу языком по мочке, ощущая дрожь в её теле. Забравшись руками под футболку, вожу ладонью по обнажённой спине, и Аня сама находит мои губы, целует, проводя языком по нижней губе, наклоняется вперёд, и я падаю спиной на кровать, а Аня оказывается сверху.

Прервав поцелуй, внимательно на меня смотрит, мы оба часто и рвано дышим, словно пробежали марафон. Мне хочется ещё, и я тянусь к её губам, но она подаётся назад.

— Алекс, я так не могу. Мне всё время кажется, что сейчас распахнётся дверь, и на пороге появится мама с фразой “я просила ничего непристойного в этом доме”, — представив эту картину, я начинаю смеяться, и Аня вместе со мной.

— Да уж, твоя мама может. Мне кажется, после того, как она о нас узнала, Алина меня недолюбливает, — произношу шёпотом, словно ее мама может нас подслушивать.

— Не говори ерунды. Это ее обычное состояние, — Аня слезает с меня и, поправляя одежду, отходит к письменному столу. — И вообще она привыкла командовать, привыкла, что её просьбы и приказы выполняются, к ним прислушиваются.

Я тоже встаю, чтобы скрыть, насколько сильно хочу продолжения. Подхожу к сумке, которую бросил у входа, и достаю шоколад, поднимаю с пола букет, несправедливо отправленный вслед за сумкой, и тоже подхожу к столу, чтобы вручить Ане.

Вижу разложенные там рисунки, которые Аня складывает в стопку, наводя порядок.

— У твоей мамы были подчиненные? — кладу цветы и шоколад на стол. — Это тебе, — целую Аню в щёку и обнимаю со спины.

— Были. У нее была сеть цветочных магазинов по городу, она держала их вместе с подругой, можно сказать, они были монополистами.

— Ничего себе, — присвистываю от удивления.

— Поэтому, когда ты сказал тогда о том, что мы присосались к твоему отцу, о том, что мне прямая дорога в официантки, меня это оскорбило, — поворачивает голову в мою сторону, грустно улыбаясь.

— Прости. Я был идиотом. Если сможешь, давай забудем тот позорный для меня период наших отношений, — снова её целую, еще крепче прижимая к себе.

— Весь бизнес мама оставила сестре, так как твой отец сделал предложение, настоял на переезде и на том, что мама может делать здесь то, что посчитает нужным и интересным. Хотя я и не заметила, чтобы она особо чем-то интересовалась, в том числе и мной, — последние слова звучат совсем тихо, и я только теперь понимаю, насколько Ане трудно без поддержки родной матери.

— У тебя есть я, — отвечаю, разворачивая Аню к себе. — Я всё для тебя сделаю, — заключаю её в объятия, и мы какое-то время так и стоим.

И тут мой взгляд цепляется за что-то знакомое в криво лежащей стопке Аниных карандашных рисунков. Отстраняюсь, достаю лист и кладу под свет настольной лампы. Это я.

— Ты меня нарисовала?

— Пыталась, — смущённо опускает взгляд. — Вроде получилось неплохо.

— Здорово! Ань, ты нереально крута, — после этих слов её щёки заливаются краской смущения.

— Спасибо. Тут я очень старалась, тебя не так-то легко передать на бумаге, Соколовский, — толкает меня плечом, а я продолжаю смотреть на свой портрет.

Это действительно талантливая работа. И да, меня еще никогда не рисовали, черт возьми, это даже приятно. Особенно в исполнении Ани.

— А можно мне его забрать? — глаза Ани расширяются от удивления.