– Долгих лет вам, госпожа Вурда, – проговорил Галкут и, как почудилось Элен, проговорил с некоторой робостью.

Громадная женщина взяла стоявшую на краю стойки масляную лампу и передвинула её к центру, ближе к Галкуту, желая получше его рассмотреть. При этом Элен с содроганием увидела, что пальцы её рук "украшают" длинные, сантиметров 7-8, закругляющиеся черные ногти, просто настоящие когти.

– Не знаю тебя, – произнесла Вурда сиплым надсадным чуть хрипящим голосом и её маленькие темные глаза поглядели на Галкута равнодушно и холодно. Затем она заколыхалась, привстала, подалась вперед, наклонилась над стойкой и также равнодушно и холодно посмотрела на Элен. И девочка почувствовала наверно точную такую же робость, как и слуга судьи. Элен тут же опустила глаза, не смея встретиться взглядом с этой женщиной-горой. А та рассматривала ребенка так долго и пронзительно, что Элен еле удерживала себя от того чтобы не спрятаться от этого давящего взгляда за Галкутом. Наконец женщина вернулась на свое место и девочка ощутила почти физическое облегчение.

– Много времени прошло с тех пор как я бывал здесь, – проговорил Галкут и изобразил приветливую улыбку.

Однако его приветливость пропала втуне. Женщина-гора впилась в него недобрым взглядом.

– Похоже еле ноги унёс, – проворчала она и сделала легкое брезгливое движение своими ногтями-когтями в сторону головы собеседника.

– Да просто случайная размолвка с приятелем, – отмахнулся Галкут с фальшивой веселой улыбкой.

– Что нужно?

– Один номер до завтрашнего вечера, – торопливо сказал Галкут и чуть помедлив добавил: – Хороший.

– У нас все хорошие, – отрезала Вурда. Затем указала на Элен и веско произнесла: – Но это у нас не приветствуется!

И поглядела на слугу судьи с явным отвращением.

Галкуту понадобилось пара секунд чтобы до конца осознать о чем она говорит.

Большая часть маленького холла была завешена какими-то тяжелыми темными портьерами, не дающими понять где тут собственно двери и окна и есть ли они здесь вообще. Но в этот момент одна из портьер слева от стойки раздвинулась и оттуда появилась полуголая длинноногая рыжеволосая девица, облаченная лишь в тонкие облегающие панталоны с кружевами по нижнему краю и полупрозрачный пеньюар. Девушка, держа за руку, вела за собой немолодого мужчину в замызганной затертой безразмерной кофте с высоким горлом и в широких штанах снизу превратившиеся буквально в лохмотья. У мужчины была большая яйцевидная голова с залысинами и бледное отекшее лицо с широким ртом, крупным носом и затянутыми желтоватыми бельмами глазами. Мужчина с каким-то глупым почти идиотическим видом широко и радостно улыбался сжатыми губами и его мутные безжизненные глаза глядели куда-то в пустоту.

Элен, при виде этой парочки, вкупе с тяжелым духом, заполняющим холл, ощутила некую эмоциональную дурноту. Ей жутко захотелось на свежий воздух, куда-нибудь в степь или к берегу моря, подальше от всех этих людей и этого города. Она точно не знала кто эта рыжая, едва одетая девушка, но смутно догадывалась. Не смотря на свой юный возраст, Элен, благодаря фильмам и Старнету, была уже прекрасно осведомлена о существования такого явления как проституция. Но тех кто этим занимается она никогда не видела в живую, только в кино. И имела довольно туманное представление как это всё происходит. Однако так или иначе мысль о том что эта молодая женщина сейчас будет за деньги лежать вместе с этим грязным неприятным и как будто слабоумным мужчиной сильно коробила девочку, казалось ей противоестественной, недопустимой.

Рыжая девушка и её блаженно улыбающийся кавалер не обратили на присутствующих ни малейшего внимания. Пройдя через холл, они скрылись за другой портьерой. Проводив их взглядом, Галкут повернулся к женщине за стойкой и твердо сказал:

– Вы ошибаетесь, госпожа Вурда.

– Ошибаюсь? – С холодным сомнением произнесла женщина-гора.

Тусклые светло-голубые глаза Галкута заблестели ледяным пламенем. Всякая робость, если она и была, испарилась.

– Ошибаетесь. Я убью любого, кто прикоснется к этому ребенку.

Вурда еще некоторое время изучала его, затем равнодушно сказала:

– Три медью.

Галкут положил на стойку монеты.

– Нумер 10, третий этаж. – Вурда швырнула на стойку ключ и махнула рукой вправо от себя, показывая куда идти.

Однако Галкут медлил.

– Чего тебе еще? – Неприязненно спросила женщина-гора.

Галкут глянул на Элен и, словно собравшись с духом, быстро проговорил:

– Не могли бы вы распорядиться принести нам чего-нибудь поесть, госпожа Вурда? Хлеба, ветчины, может быть пару пирожных.

– Пирожных?! А "тающие" бисквиты со сливочным кремом, яблочный штрудель и шоколадное суфле с ликером из кондитерской "Гранд-Велье" тебе не принести? А то скажи, я метнусь.

Слово "метнусь" настолько не подходило громоздкой фигуре этой ужасной женщины, что Элен, несмотря на свою подавленность окружающей обстановкой, тихо прыснула. Вурда услышала этот смешок, снова навалилась на стойку, грозно уставилась на ребенка и проскрежетала:

– В чем дело, зассыха малолетняя, я тебе смешна?!

Элен очень оробела.

– Нет, – пролепетала она. И затем, с трудом преодолевая робость, с вызовом, но дрожащим голоском, добавила: – Я не зассыха!

Галкут улыбнулся про себя и даже широкое замазанное толстым слоем белил и пудры лицо женщины-горы как будто на миг потеплело. Впрочем, это миг был практически неуловим.

Вурда поглядела на слугу судьи и сухо сказала:

– Деньги давай.

Галкут поспешно высыпал настойку еще несколько медных монет.

– Хватит?

– На хлеб хватит. – Вурда опять махнула рукой вправо от себя, как бы призывая надоедливых постояльцев убираться прочь. Те не возражали.

Небольшая комната с двумя маленькими окошками с мутными стеклами на удивление оказалась вполне чистой и без всяких запахов. Из меблировки здесь имелась кровать, довольно большой стол и два стула.

Элен забралась на кровать, уселась свесив ноги и уставилась в пустоту уставшим рассеянным взглядом. Галкут осторожно опустился рядом и так они и сидели, не говоря ни слова и каждый думая о своем.

115.

Виктор Кошин, тридцати четырех альфа-лет от роду, уроженец планеты Ливу, считал себя человеком крайне разносторонним, чрезвычайно умным и проницательным, а в кое-каких аспектах вполне возможно даже и гениальным. И он искренне полагал, что имеет право на некоторую спесь и язвительность, впрочем почти всегда нивелируемые его жизнерадостностью и самоиронией. Так или иначе он был сложным человеком и у него не складывалась ни личная жизнь, ни профессиональная карьера. Закончив с отличием Мицарский технический университет имени Роберта Майера на столь симпатичной планете как Шериочэд по специальности "Инженеринг аналитическо-поисковых систем" и сразу же после выпуска принятый с распростертыми объятиями на весьма высокооплачиваемую позицию в трансзвездную корпорацию "Синан", Виктор уже не сомневался в своей исключительности и важности. И действительно, будучи весьма способным математиком, он быстренько состряпал пару продвинутых поисковых алгоритмов, которые неплохо показали себя в полевых условиях. Топ-менеджеры "Синана" обратили на него внимание и обласкали перспективного работника продвижением и премиями. Виктор принимал всё это как должное. Он купил себе большой очаровательный технологичный дом на прекрасной планете Сольвейг и теперь, если и заявлялся в свой сумрачный отчий мир, то только для того чтобы поязвить и поиронизировать над родней и приятелями детства. Ему всё прощали, его любили и все безропотно верили, что он именно такой каким себя преподносит: великий мыслитель, глубокий аналитик, тонкий тактик, ну и в целом остроумный и проницательный молодой человек. Но спустя десять лет, поменяв шесть мест работы, пережив три брака и три безобразных развода, рассорившись и расставшись почти со всеми кого он знал, Виктор Кошин, нарушив несколько законов Звездного Содружества, оказался в полном одиночестве на Каунаме. Теперь он стал убежденным "бэкшифтером" – человеком который добровольно покидает панкосмическую цивилизацию землян и нелегально поселяется в каком-нибудь технически отсталом, пасторальном мире, чьи жители, обычно потомки первых звездных переселенцев, деградировав иногда чуть ли не до каменного века, теперь, говоря образно, потихоньку заново придумывают колесо, в очередной раз начиная сначала путь социального и технического прогресса. За десять лет с момента окончания славного Мицарского университета Виктор осознал, что он очень устал от этой высокотехнологичной, расчетливой, стремительной межзвездной цивилизации, где практически всё протекало со скоростью света. А еще больше он устал от её корыстных жителей. Его коллеги, все как один, оказались либо хищными алчными карьеристами, либо ленивыми бездельниками, жалкими пиявками-прилипалами, либо, что еще хуже, тошнотворными демагогами, категорично и громогласно рассуждающими о том в чем они совершенно ничего не смыслят. Многочисленное корпоративное руководство тоже оказалось не без изъяна, ибо не смогло по достоинству оценить всю широту его знаний, его незаурядные способности и громадный потенциал всех его начинаний. Топ-менеджеры не понимали его, а он считал ниже своего достоинства убеждать их или как-то ущемлять свою гениальность в угоду их убогости. Его же родственники, приятели, знакомые, любимые женщины как выяснилось всего лишь жадные мещане и примитивные обыватели, очень уж напоминающие ему его глупых коллег. Это было невыносимо. Фальшь, двуличие, ханжество, рвачество и двойные стандарты царили повсюду. От самого ничтожного уборщика, руководящего парой старых мусорных дройдов и пытающегося всякий раз убираться только на том месте что бросается в глаза, до президента Земной Федерации, её верховного правительства и Межзвездного совета Содружества. Последний он, например, открыто презирал за Талитанское соглашение, так называемую "Конвенцию Униквита", провозглашающую святое неотъемлемое право каждого разумного мира находить свой собственный уникальный путь исторического развития и следовать ему без какого-то бы вмешательства извне. Однако в конвенции было немало оговорок, позволяющих исключать из-под действия закона новооткрытые миры с достаточно примитивными пусть и разумными обитателями. Такой нюанс был необходим, если мультинациональным трансзвездным корпорациям неодолимо хотелось использовать ту или иную планету в своих корыстных целях. С точки зрения Виктора это было чудовищное лицемерие. И тогда, окончательно убедившись, что ему жизненно необходимо расстаться с этой опостылевшей ему сверхцивилизацией, хотя бы на какое-то время, Виктор продал все свои активы, купил небольшой старенький межзвездный корабль, торжественно нарек его "Гаусс" и не сказав никому ни слова, с удовольствием наплевав на предписания "Конвенции Униквита", недвусмысленно запрещающей посещение миров, которые она охраняет, отправился на Каунаму.