Молчание главы Гроанбурга затягивалось. Бриоды нервничали. Они знали тяжелый и непредсказуемый нрав своего вожака. Не раз они были свидетелями его жестоких безумных выходок. Жизнь и смерть других людей значили для него очень мало. Он убивал и пытал иногда совершенно без какой-либо видимой причины. Но он никогда не трогал своих без серьезного на то основания. Тех кто сражался с ним плечом к плечу он считал почти братьями, однако если у него возникала хоть тень подозрения, что один из его людей предал его, как-то подвел его своими поступками или бездействием, пусть даже без умысла, то с таким человеком он расправлялся беспощадно и обычно молниеносно. Хотя иногда случалось что особо провинившегося, по его мнению, перед ним бедолагу он доводил до смерти несколькими днями мучений и издевательств. Они прекрасно знали это и тем больше у них было основании переживать. Что если Хишен, также как и Альче, решит что им следовало приложить хоть какие-то усилия чтобы попытаться остановить странную женщину? Что если он сочтет их невмешательство откровенной трусостью и предательством? Что тогда? Естественно первыми поду удар должны были попасть Кушаф и Ронберг, и еще Горик, который дежурил у ворот и, по сути дела, беспрепятственно позволил незнакомке покинуть город. Такие мысли немного успокаивали остальных. Здесь сейчас каждый был за себя. Все понимали что Хишен страшно унижен и озлоблен своим поражением и если он захочет выместить на ком-нибудь свою ярость, то главное было спасти собственную шкуру, принеся в жертву кого-нибудь другого. Если он прикажет посадить Кушафа и Ронберга на кол, то так оно и будет сделано. Некоторые из них, даже сочтут это справедливым, чтобы дать себе хоть какое-то оправдание. Но он может пойти еще дальше и попытаться расправиться со всеми десятью. Спустит своего жуткого пса на них и начнет махать топором. Они до мелочей знали насколько мивар опасен в бою и пусть сейчас он здорово избит, это мало что меняло. Он будет драться дико и яростно, и абсолютно безжалостно, нисколько не думая о своей жизни, точно также как и бейхор. Совершенно бесстрашно, без единой мысли о том что он может погибнуть. Справятся ли они с двумя этими кровожадными существами: лютым псом, созданным жуткой магией безбожных вэлуоннских чернокнижников, и жестоким человеком, воспитанным и взращённым безумным бароном Глубой, который, как говорили, питался исключительно сырым мясом и чьим отцом был его родной дед? Определенно никто из бриодов не хотел узнать точный ответ на это вопрос эмпирическим путем.
Хишен сжал рукоять своего топора.
– Ронберг, – глухо обратился он к старому разбойнику.
Бриоды почти перестали дышать, ожидая окончательного безжалостного приговора.
– Иди и скажи бродягам чтобы расходились. – Приказал Хишен. – Передай им что все в порядке и со мной и с Манкрудом и со всем городом. Горик. Распорядись чтобы ко входу подогнали телегу, я съезжу за вторым бейхором. Кушаф. Отведи Манкруда домой, пусть о нем позаботятся, скажи бабе Габе, пусть она зайдет к нему, даст ему что ли каких-нибудь трав, чтобы он уснул и пришел в себя. После этого отправь ее ко мне. Это все. Проваливайте.
Бриоды почти не могли поверить своим ушам. Что случилось с этим миром? Их вожак вел себя совершенно спокойно. И это после того как была пролита его кровь. Это было невероятно. Разбойники ожидали террора и репрессий и весь вопрос был только в том, на кого они будут направлены. Но ничего не произошло. Самые прозорливые из них, конечно, полагали что это еще не конец, что мивар просто очень устал и решил отложить утоление своей злобы до тех пор, пока не оправится от побоев, поэтому и зовет к себе знахарку бабу Габу. Но, так или иначе, на сегодня кажется, все было закончено и можно было расходиться по домам, снимать броню и пояс с оружием и начинать думать об ужине.
Когда все ушли и Хишен остался один, не считая жуткого зверя, развалившегося у его ног, он остался сидеть за столом, уставившись неподвижным взглядом на собственные руки. Он удивил не только своих бриодов, но и самого себя. Может быть он стареет? Снова пришел приступ головной боли, резкий и разламывающий череп. Хишен скривился. Да что же это такое? Не первый раз он получал удары в голову, но боль всегда была снаружи в месте ушиба, а тут она приходила как будто изнутри, словно кто-то хотел вырваться наружу. Приступ, внезапный и сильный как удар меча, оглушал его, застилая взор и отдавался где-то чуть выше переносицы. Но вот боль ушла и Хишен тут же забыл о ней. Он никогда не переживал о собственных ранах, он свято верил что силен как бык и что его тело выдержит любые удары. Нет, его волновали другие мысли, не стал ли он более слаб духом чем раньше, более мягкотелым и чувствительным. Какой вздор. Он такой же как раньше, решительный, бескомпромиссный, жесткий, безжалостный. Сильный и твердый как камень. Просто эта девка немного выбила его из колеи и ему необходимо немного отдохнуть. Совсем немного. Просто побыть одному, в тишине и покое. Какой-то бред, тишина и покой. Никогда он не хотел ничего подобного. Он подумал о дочке купца, которую он отдал этому заносчивому Сойвину, и почти с ужасом осознал что даже ее он сейчас не хочет. Он усмехнулся и почувствовал засохшую кровь на лице. Для начала надо хотя бы умыться, решил он.
49.
Громми Хаг, владелец постоялого двора «Одинокий пастух», расположенного почти ровно посредине между Туилом и Аканураном, сегодняшним утром пребывал в отличнейшем расположении духа. Вчера он неплохо наварился, продав очередной свой «небесный камень» какому-то простофиле из Сайтоны. У того случались головные боли и Хаг горячо заверил его, что «небесный камень» лучшее средство против подагры, ипохондрии, разжижения мозга, болезней сосудов и головы. Необходимо только носить камешек на цепочке в районе затылка или лба, как будет удобнее. Доверчивый покупатель был счастлив приобрести такое замечательное средство и искренне благодарил хозяина «Одинокого пастуха». Громми Хаг криво улыбался, вспоминая глупого постояльца. Однако улыбка медленно сползла с его лица, когда он увидел как во двор въезжает большая черная карета, запряженная четверкой лошадей. Красно-золотая эмблема Судебной Палаты грозно пылала на темной поверхности. Хаг досадливо поморщился: "Только этого еще не хватало". Он пристально разглядывал из окна своего кабинета зловещий экипаж. На козлах сидел некий небритый, абсолютно не внушающий ему доверия субъект в широкополой шляпе. Висельник какой-то, раздражено подумал он. Когда из кареты вышел высокий мужчина, затянутый в черно-красные одеяния, трактирщик осмотрел его наметанным взглядом.
Хагу пришлось напрячь память, чтобы вспомнить это круглое выразительное лицо с широким носом и большими глазами.
Род деятельности Громми Хага подпадал под королевский указ, по которому ему вменялось в обязанность неукоснительно исполнять ряд определенных требований. Этот указ в народе именовали “брильянтовым”, ибо вне всяких сомнений он был инициирован первым судьей королевства Томасом Раушером Халидом, герцогом Этенгорским, которого в свою очередь в народе также именовали “брильянтовым герцогом” за его неуемную, граничившую по слухам с безумием, страсть к драгоценным камням в целом и бриллиантам в частности. Рассказывали, что аристократы и вельможи королевства вообще стараются не появляться при нем с каким-нибудь украшением, в котором присутствует хороший самоцвет. Ибо герцог тут же захочет приобрести его, и если он не получит камень у хозяина за деньги по-хорошему, то хозяин рано или поздно окажется в жутких подземельях Дома Ронга и герцог все равно в конце концов получит свой камень.
По “брильянтовому” указу, среди прочего, владелец постоялого двора был обязан знать основных представителей Судебной палаты в лицо. Для этого ему раз в год присылались достоверные портреты судей с именем и должностью.
И Громи Хаг сумел вспомнить имя этого человека. Мастон Лург, – произнес он очень тихо и мысленно добавил. – Та еще сволочь.
