Бока замер. Слева в глубине коридора он уловил движение. Правая ладонь сжала рукоять ножа.

Это была девушка. Невысокая, черноволосая, стройная, с крутыми бедрами и упругой налитой грудью. Из одежды на ней были только серебряная набедренная повязка, на тонких цепочках металлические чашечки, прикрывающие грудь и браслеты на лодыжках и запястьях. От тыльных сторон ладоней и до самых ушей, по белой коже предплечий, плеч и шеи извивались цветные татуировки, изображающие ветви, ползучие побеги, листья, сияющие цветы и птиц. Внизу её живота и вокруг пупа также пестрели мастерски выполненные цветные рисунки прекрасных цветов, ягод, лоз и листьев. Она шагала легко и грациозно, с гордой осанкой и высоко поднятой головой, покачивая бедрами и чуть улыбаясь. На левой ладони она несла золотистый поднос с изящным графином и двумя бокалами.

Бока отметил про себя, что девушка очень хороша собой, прелестное, милое создание, способное разгорячить кровь любого нормального мужчины. Но он не верил ни чему в этом доме и уж менее всего полуголым соблазнительным девицам. Сжимая рукоять ножа, он внимательно следил за незнакомкой, готовя себя к чему угодно. И что она исчезнет, и что набросится на него, и что в один момент распадется клубком ужасных отвратительных змей.

Девушка приблизилась к нему. Тяжелые створки дверей за спиной Боки раскрылись и незнакомка, обойдя слугу герцога, вошла внутрь комнаты. Она прошла так близко от молодого человека, что он почувствовал тонкий нежный цветочный запах, источаемый ею

Бока успел кинуть один взгляд в комнату, прежде чем двери снова беззвучно сомкнулись у него перед носом. Он успел заметить огромный камин, роскошный сине-зеленый ковер, низкие столики с вазами полными фруктов и широкие диванчики заваленные подушками и покрывалами, на которых были вышиты чудесные, завораживающие геометрические узоры. Герцог сидел возле одного из столиков, утонув в глубоком кресле, а хозяйка дома полулежала на боку на диванчике среди подушек. При этом её легкое платье, представляющие из себя по сути две скрепленные возле шеи полосы, сползло вниз, обнажая свою хозяйку столь волнующим образом, что Бока мог только позавидовать выдержке Томаса Халида, особенно зная, что тот весьма даже охоч до женского полу.

98.

Верховный претор с вежливым вниманием смотрел на хозяйку дома. Длинный разрез ее светлого платья, в той позе, которую она приняла, неприлично раздвинулся, открывая взору стройную левую ногу, волнующую округлость таза, боковой изгиб нежного живота и часть совершенной груди. Зрелище было притягательным. Но герцог взирал на все эти прелести совершенно спокойно. Алитоя как женщина нисколько его не волновала. Он считал её мастерицей иллюзий и ни на грош не верил ни в роскошную обстановку этого богатого дома, ни в неземную красоту его хозяйки. И вообще порой он шутливо воображал, что на самом деле перед ним лживая, алчная, дряхлая старуха, лет восьмидесяти, а весь её обворожительный молодой облик приобретен при помощи каких-то мерзких колдовских ритуалов и уловок.

– Итак, какие у тебя новости, судейский? – Поинтересовалась Алитоя.

– Мне кажется хорошие, – чуть улыбнувшись, ответил Томас Халид.

– Ключ здесь?

– Практически.

– Что это значит? Он у тебя?

– Он рядом с городом. Я отправил за ним "Летучую команду". Думаю, завтра к вечеру, ну или максимум через день он будет у меня.

Женщина улыбнулась.

– Зачем все так сложно, неужели из-за недоверия ко мне?

– Ну что ты, как можно. Просто обычная осторожность. В городе полно жуликов и воров, поэтому лучше будет, если столь ценная вещь пребудет под надежной охраной.

– Забавно это слышать от министра правопорядка. – Из ближайшей к ней вазы Алитоя взяла большую зеленую виноградинку и положила себе в рот. Причем даже это будничный акт был наполнен у хозяйки дома неимоверной чувственностью с явным сексуальным оттенком. Она наслаждалась. И не столько виноградом, сколько собой.

Но Томас Халид уже привык и к этой женщине и к этому дому, а потому его внешнее равнодушие вполне совпадало и с его внутренним настроем. Эта женщина была противна ему, он прекрасно знал сколько в ней мерзости, алчности и злобы. Он рассматривал ее как врага, с которым установлено временное перемирие. Пусто очень длительное, но всё же он верил что временное. Не будь сотрудничество с ней столь полезным и выгодным для него, он бы уже давно приказал разрубить ее на части и растворить в кислоте, а этот проклятый дом разрушить, сжечь и засыпать пепелище солью, чтоб даже травинки не выросло на этом поганом месте.

Вот, например, эта комната. Она выглядела как роскошный будуар, убранство которого было достойно королевы. Ковры, кожаная мягкая мебель, стены, отделанные багровым бархатом, хрусталь, зеркала и прочее. Вроде бы все изящно и мило. Даже уютно. Особенно здесь, возле восточной стены рядом с камином. Но в противоположной стене имелась дверь, ведущая в следующую комнату и однажды верховный претор там побывал, гостеприимная хозяйка дома сама вызвалась показать ему "несколько вещиц", как она сама выразилась, которые возможно будут ему любопытны. Она называла это помещение «мой девичий архив».

Комната за дверью оказалась больше будуара.

Сначала герцог Этенгорский увидел чучела различных животных, причем некоторые из них были ему совершенно незнакомы. На стенах висели прикрепленные к резным деревянным подставкам прекрасно выполненные звериные головы, причем на большинстве из них застыли различные выражения и гримасы. Оскаленные пасти, прищуренные глаза, сморщенные переносицы, прижатые уши, все это и вправду впечатляло, судя по всему таксидермист был не просто мастером своего дела, но и обладал изрядной долей гениальности, чтобы так реально воплотить в свои произведения подлинные звериные эмоции. Однако герцог чуть не споткнулся, когда увидел на небольших кубических ящичках уже человеческие головы, все они были выполнены с тем же мастерством что и звериные, правда без всяких переживаний и чувств на лицах, а как бы спящие. Выглядели они абсолютно живыми, с прическами, взъерошенные или лысые, раскрашенные или без косметики, изуродованные или ангельски красивые, каждая пора, родинка, шрамик, волосок выглядели удивительно настоящими. Только вот глаза были у всех закрыты. Герцог было решил что это из-за того, что сделать подобие человеческих глаз так чтобы они выглядели как живые не под силу никому. Конечно он ни на миг не усомнился, что это просто муляжи, пусть и выполненные гениальным мастером, но не более того. Однако одна из голов вдруг оказалась с открытыми глазами. И у герцога чуть не разорвалось сердце от ужаса и неожиданности, когда эти глаза уставились на него совершенно по-человечески. Ошарашенный и потрясенный, он пытался заставить себя поверить что и это всего лишь муляж какого-то гениального мастера, но затем у головы зашевелились губы. Ни единого звука герцог не услышал, впрочем он уже плохо что соображал. Его собственное сердце оглушало его, громыхая в висках. Он оцепенел. Ужас от соприкосновения с неким противоестественно мерзким искажением самой человеческой природы пробивал его стальных копьем от темни до пят. Наконец он отвернулся, веря что в последний миг увидел на лице мертвой отделенной головы выражение немыслимого страдания. Томас Халид резко повернулся к хозяйке, стоявшей у него за спиной.

– Что это значит? – Почти прошептал он.

Та встретила спокойно его гнев и потрясение.

– Да ничего особенно. Это просто люди, которые в большей или меньшей степени мешали мне жить. Каждый из них доставил мне какое-то беспокойство и за это я их наказала. – Она с теплой улыбкой поглядела на головы. – Вот таким вот образом. Наградив их бессмертием и полным бессилием. По большей части они спят, но некоторые обезумели и впали в какой-то транс.

Верховный претор смотрел на эту прекрасную женщину и не мог поверить что это происходит на самом деле.

– Остатки шей вставлены в сосуды со специальным раствором, который не дает им умереть, – как бы между делом пояснила она. – И как видишь здесь полно места для моих будущих врагов. – Она обезоруживающе улыбнулась. – Но давай пройдем дальше.