Элен отвернулась к окну, шторки были раздвинуты и никто ей теперь не запрещал глядеть на всё что вздумается. И она вдруг осознала, что Мастон Лург ей больше не указ. Эта мысль породила в ней приступ унизительной горечи и какой-то отчаянной ожесточенной радости. Её продали, продали как вещь! Теперь у неё новый хозяин. Но по крайней мере ненавистный судья над ней больше не властен. Она может плюнуть ему в лицо и он ей ничего не сделает, ничего. Потому что этот неприятный мужчина со шрамами, адъютант верховного претора, не позволит ему, ни за что не позволит. Но приступ тут же сошел на нет и она ощутила почти тошнотворное бессилие и страх, верховный претор может оказаться настолько ужасным человеком, что она еще очень пожалеет что рассталась с судьей.
Увидев таинственную девочку, Бока тут же понял, что никакие родственные отношения ни с герцогом, ни с кем-либо из венценосных особ Агрона её не связывают. Уж слишком разительно она отличалась от них всех. Ни худосочный герцог Этенгорский с маленькими глазками и вздернутым носом, ни дородный длиннолицый король Доммер, ни рыжеволосая статная королева Амала вне всяких сомнений не могли породить на свет такое бледное чудо с огромными неестественно яркими синими глазами и глубоким абсолютно черным, словно чуть отливающим глянцем цветом волос. Теперь маленькая незнакомка стала для Боки еще большей загадкой и он несколько минут просто не мог оторвать от неё взгляда, схватывая весь её образ целиком и в тоже время застревая на деталях, вызывающих вопросы. Коротко остриженные волосы, здоровенный синяк и опухшая губа, странные высокие ботинки с толстой подошвой и непонятными застежками, облегающие брючки, удивительно чистые и гладкие, того же абсолютно черного цвета что и волосы хозяйки, необычного покроя чудесная нежно-кремовая куртка, опять же непонятно как застегнутая. Бока решил, что девочка определенно не из Агрона. Может она даже и не говорит на языке этой страны. Во внешности этого ребенка, пусть и завуалированные детской миловидностью и сглаженные еще младенческой пухлявостью и округлостью, явственно проступали черты истинной классической красоты. И Бока снова подумал, что она отпрыск какого-то знатного рода и именно поэтому представляет интерес для герцога. Он вдруг припомнил, что супруга Сайтонского монарха, королева Делия, которую он видел на портрете в галереи Заль-Вера тоже брюнетка и вроде бы у неё тоже синие или голубые глаза. Предполагать что перед ним сейчас её дочь было конечно на уровне бреда, но тем не менее, как глубокомысленно сказал себе Бока: на свете случается всякое. Он покосился на счастливого судью и с неудовольствием подумал о том что ему предстоит сделать, да еще и, как того требовал герцог, на глазах у этой малявки. И тоже отвернулся к окну. "Но кто это ей такой синячище на полморды припечатал?", лениво размышлял он, глядя на проплывающие мимо дома, "Вряд ли это судья руку приложил. Может сама в драке заработала." И Боке вдруг подумалось что она вовсе никакой не отпрыск знатной семьи, а должно быть какая-нибудь шпана-малолетка, вредная и дерганная. "И на кой она герцогу понадобилась?", снова спросил он себя.
119.
Уже совсем свечерело, когда Ронберг вернулся на Расплатную площадь. Соответственно его распоряжению площадь была пуста. Впрочем и без его приказов людям уже порядком надоела вся эта заваруха и они разошлись по своим делам. Остались только Эрим, Банагодо и им в подмогу несколько рядовых разбойников. Устроив два небольших костра на почтительном расстоянии от места где лежал Кит, они что-то варили в маленьких котелках и тихо переговаривались.
Ронберг подошел к костру, у которого сидели молодые бриоды. Те с любопытством глядели на своего пожилого товарища, решившегося на такой отчаянный, по их мнению, поступок.
– Темно уже, – неопределенно произнес Банагодо, подкидывая в пламя веточку.
Ронбергу и самому было не по душе встречаться с ужасной собакой в темноте, но откладывать до утра он не хотел. Во-первых боялся, что терзаемый сомнениями и тревожными мыслями, к утру может и вовсе передумать; во-вторых, если всё-таки с чудовищем удастся договориться, то возникнут кое какие неотложные дела, как раз для ночного времени.
– Ничего, я вот факел прихватил, – он показал палку с замотанной головнёй.
Эрим как-то странно посмотрел на пожилого бриода и поинтересовался:
– Может, Старый, сказать что хочешь напоследок?
– Тьфу на тебя, дубина горная, – сердито воскликнул Ронберг. – Что ты мелешь, какой еще последок?!
Впрочем, он тут же успокоился и предупредил:
– Смотрите только сразу оба не усните. Вдруг что понадобится, хочу чтоб хоть один услышал меня.
Запалив факел, он направился к ограде, доски которой казались чуть светлее окружающих сумерек.
Ронберг верил, что он решил загадку металлической собаки. Да и не было в общем никакой загадки. Нелепые слухи и страшные сказки о механических чудовищах Сандары, Королевы Лазурных гор, загадочной богини лоя ходили по Шатгалле уже не одну сотню лет. И никого кроме малых детей они по сути не интересовали и не тревожили. Хотя конечно иногда и взрослые, после сытной плотной трапезы, изнывая от скуки во время безделья, на привалах у ночных костров или трясясь в повозках в дальнем пути, с удовольствием рассказывали и слушали о немыслимых монстрах, порожденных пусть не всесильной, но весьма могучей богиней для собственного услужения и развлечения. Её вечная обитель располагалась в горах, все тайны руд, огня и недр земных были ей открыты и потому её верные слуги чаще всего были сделаны именно из металла. Обличьем они чрезвычайно разнились, имелись среди них и звери, и птицы, и насекомые, и деревья и даже некие ожившие камни. И все они двигались, шевелили своими лапами, крыльями, хвостами, глядели на мир застывшими черными глазами, а некоторые разговаривали и казались вполне разумными. Такое разнообразие среди монстров объяснялось тем, что Сандара всё-таки женщина, а потому и сама не знает чего она точно хочет и изобретает то одно, то другое, то третье. По предназначению все эти создания также весьма отличались друг от друга. Одни были скрытными наблюдателями, другие тайными убийцами, третьи развлекали богиню песнями, танцами и сумасбродными выходками, четвертые рабами-трудягами, добывающими руду, обтесывающими камни, крошащими скалы, прорубавшими проходы в горах и строившими бесчисленные подземные лабиринты, но самые многочисленные это конечно горные стражи, оберегающие покой великой Сандары. Они пожирали, раздирали на куски, ломали кости, отрывали головы, сжигали, топили всякого, кто дерзал не угодить богине тем или иным способом. В общем всё зависело от фантазии рассказчика.
Но Ронберг знал немного больше чем эти глупые сплетни и страшилки.
В молодые годы ему довелось спасти от жестокой расправы одного из черных лоя. Его звали Делающий Пыль и он был вождем Девятой трибы, одного из племен черных лоя. Озверелые кирмианцы пытались предать его лютой смерти через пронзание раскаленными прутами. Ронберг, в те времена лихой заправила в небольшом отряде таких же лихих головорезов, бежал с остатками своей шайки от разъяренных агронских пограничников, которые нашли его логово по наводке одного вероломного кирмианца, продавшего своих братьев-душегубов за тяжелый кошель серебра. При таком раскладе Ронберг и его товарищи естественно испытывали к кирмианцам весьма определенные чувства. И увидев что они творят, с лютой ненавистью напали на них и истребили всех до единого. Этот поступок совершенно неожиданно привел их к спасению. Делающий Пыль, в благодарность за своё избавление, показал им вход в подземелье и увел их в таинственные лабиринты тоннелей, оставив озлобленных пограничников с носом. Таким образом, Ронберг не только сохранил свою жизнь, ему и его людям грозила виселица, но и внезапно обрел друга среди тех, кого прежде почитал чуть ли не за животных.
Другим народам о Черных лоя известно было немногое. Они уродливы, кровожадны, искусны в изготовлении самых жутких ядов, способны восстанавливаться от чудовищных ран, живут в подземельях и пещерах, не любят солнечный свет, и до глубины души, если она конечно у них есть, ненавидят Белых лоя и свою королеву Сандару. Причина этой ненависти, как полагали жители Шатгаллы, проистекала из следующего. Давным-давно Сандара замыслила сотворить людей. Как известно, всякий уважающий себя бог или богиня рано или поздно приходит к мысли создать разумных тварей, которые будут восхвалять и почитать его или её ни бессловесным мычанием и покорным взглядом, а со всею силою изобретательного ума и страстью пылкого сердца, полностью осознавая величие, всезнание и бесподобность своего божества. Богу и богине конечно это будет приятно. Однако первый блин у Сандары вышел комом. Благообразные и мыслящие почитатели не удались. Вместо них вышли какие-то грубые отвратительные дикари с кровожадным нравом и безобразным обличьем. За такое творение Сандаре конечно было бы стыдно перед другими богами и богинями и она быстренько избавилась от черных лоя, убрав их с глаз долой подальше в земные недра, где им самое место, и навсегда позабыв о них. Вторая попытка прошла гораздо удачнее. Белые лоя вышли вполне симпатичными, умными, утонченными созданиями, искренне радующими свою королеву. И Черные лоя, презираемые всеми народами Шатгаллы и навсегда оставленные прозябать во тьме подземелий, вряд ли могли испытывать к своей богине и своим более счастливым собратьям что-то помимо бескрайней испепеляющей глубинной злобы и ненависти.
