– Знаю, – признался туру и отвел взгляд, словно слегка устыдившись. – Вы глупые.

– Пожалуй мне нужно идти, – сказала девочка и встала.

Туру испытующе поглядел на неё.

– Разве ты не хочешь задать вопрос? – Спросил он с ноткой подозрения.

– Какой вопрос?

– Любой. У тебя что, совсем нет вопросов?

Элен с непониманием глядела на него. Туру снисходительно пояснил, протягивая ей свой драгоценный прибор:

– Вот, возьми, прокрути стрелки на один круг влево, вот так и, удерживая их, задай свой вопрос. Затем убери палец и ты получишь ответ.

Элен осторожно взяла крауцер. Свела вместе стрелки и провернула их по кругу против движения часов. Стрелки явно были подпружинены и чем дальше девочка их крутила, тем сильнее они сопротивлялись. Она посмотрела на инопланетянина.

– Ну, – подбодрил он. – Говори и отпускай.

– Где мне найти своего папу? – С волнением тихо произнесла девочка. Она убрала палец и стрелки быстро завертелись в обратном направлении. Когда они остановились, три из них были практически вместе, а одна градусов на 60 дальше.

Туру поглядел на циферблат.

– О, – радостно воскликнул он. – Крауцер практически уверен, что 89.

– Что 89? – Растерянно спросила девочка.

– Откуда я знаю, когда придет время, поймешь. Но раз три из четырех стрелок вместе, то значит непременно так оно и будет.

«Шарлатанство», сердито подумала Элен. И пожалела о том что заговорила об отце при постороннем. Она попыталась вернуть прибор, но туру милостиво произнес:

– Спрашивай еще. В один день можно до трех вопросов.

– Я не хочу чтобы ты слышал мои вопросы, – дерзко заявила Элен.

Инопланетянин фыркнул.

– Какое мне дело до твоих вопросов?! Ну если хочешь, можешь шептать их про себя, крауцеру это не важно. Он всё равно читает их в твоём сердце.

«Ну конечно», насмешливо подумала девочка. Тем не менее снова отвела стрелки и тихо прошептала: «Стоит ли мне сбегать от судьи?». Стрелки завертелись и остановились. Все четыре вместе. Она показала крауцер туру.

– Категоричное «нет», – объявил он. – Чтобы ты там не спрашивала, можешь ничуть не сомневаться, ответ – «нет».

Элен задумалась. Это было похоже на правду. По крайней мере, на этот раз это была не просто нелепица «Где искать отца? – 89» и ответ хоть как-то сходился с вопросом. Но несомненно это всё какой-то хитрый фокус. Наверно обычно туру выступает с этим номером на каких-нибудь ярмарках и естественно берет за это деньги.

– Могу еще один?

– Можешь.

Немного поразмыслив и скользнув взглядом по слуге судьи, девочка тихо прошептала: «Кого убил Галкут?». Стрелки завертелись и снова замерли все вместе.

Туру посмотрел на крауцер и сказал:

– Снова однозначный ответ. Так обычно бывает, когда спрашиваешь о прошлом. Он говорит – сын.

Элен почти вздрогнула. Галкут убил собственного сына?! Девочка быстро вернула прибор хозяину. Как бы там ни было, но этот крауцер, а скорее всего сам туру снова угадали ответ, который в принципе соответствовал вопросу. Если бы инопланетянин сказал гора, река, зеленый, огонь или любой другой бред, было бы ясно, что это даже не фокус, а просто глупый спектакль, где актер и зритель как бы договариваются что ради общего развлечения они будут делать вид что верят в совершеннейшую бессмыслицу. Но последние два ответа не были бессмысленными, их было трудно или даже невозможно проверить, но, тем не менее, чисто теоретически они могли быть верными. И это немного напугало девочку. И в тоже время ей очень захотелось задать еще вопросы: «Найдет ли она папу и всё ли с ним будет в порядке». И она чуть ли не заругала себя за то что так бездарно потратила три своих шанса. Но тут же осадила себя, что еще за детский лепет, ей уже скоро исполнится восемь лет, а она как маленькая верит в глупые сказки, три вопроса, три желания.

– Прощайте, мистер, – с некоторой сухостью произнесла девочка.

– Прощай, детеныш, – ответил туру неожиданно весело. – И не забудь: 89, нет и сын.

Элен вернулась на тропинку к Галкуту. Слуга судьи полюбопытствовал:

– Ну что помогла страдальцу? О чем вы там так долго болтали?

Девочка задумчиво поглядела на него, холодея при мысли что этот человек возможно убил своего собственного ребенка. И ей впервые пришло в голову, что он не просто злодей и садист, а еще и сумасшедший, псих, который во время приступа своей болезни опасен для всех кто рядом. Впрочем, пока, судя по всему, никаких приступов у Галкута не было. И оставалось надеяться что он продержится еще пару-тройку дней, до того момента как они доберутся до герцога Этенгорского. Элен удивилась тому с каким спокойствием она уже принимает это. К тому же крауцер ведь сказал, что ей определенно не стоит пытаться избавиться от судьи, а значит и от его слуги. С другой стороны ведь неизвестно руководствовался ли крауцер её благом, давая ей совет оставаться с судьёй. Да и вообще непонятно чем он может руководствоваться. Элен снова посетовала на себя за свое легковерие, за то что так легко поддается наивному фокусу.

Её конечно так и подмывало напрямую спросить Галкута: «Ты убил своего сына?» И если он хоть что-то ответит, то она узнает правду. Впрочем даже если промолчит, она скорее всего сумеет по всплеску эмоций в ауре определить его отношение к этому вопросу, а значит и возможный ответ, пусть и не так однозначно. Но она не решалась. Если это всё же правда, то определенно не стоит бередить его больную психику, ибо сильное эмоциональное переживание может спровоцировать новый приступ.

– Ты знаешь что такое крауцер? – Спросила она.

Галкут задумался.

– Да вроде что-то слышал такое, – неуверенно произнес он. – Еще в детстве. Что-то вроде волшебной палочки кажется. Он что пытался продать это тебе?

– Что-то вроде, – не вежливо ответила девочка и пошла дальше по тропинке.

Галкута её невежливость никак не задела, он уже начал привыкать к переменчивому настроению своей подопечной. И он спокойно последовал за Элен.

70.

Элен увидела молодого человека, рисующего закатное солнце на высоком борту фургона. В руках у незнакомца были кисть и палитра. Одет он был в белую рубашку с пышными оборками, щегольской зеленый камзол с блестяшками и прорезями и черные лосины. На ногах красовались замшевые короткие сапоги с заклепками и загнутыми носками, на голове сидел лихо сдвинутый набок серый берет с белым пером.

Элен остановилась чуть сзади и слева, метрах в двух от молодого художника, разглядывая его творение. Картина изображала бескрайнюю ширь синего моря, над которым нависало огромное багровое солнце, отражавшееся от воды пламенеющими отблесками. И немного вдали, накреняясь на волнах, плыл маленький корабль с белым парусом. Элен припомнилась строка из песни, которую частенько бурчал себе под нос дядя Вася: «Если места хватит, нарисуй лодку с парусами ветром полными…»

Молодой человек нанес очередной мазок на закатное светило, отступил назад, осматривая свою работу и весело поинтересовался:

– Ну что скажите, сэви, нравится?

– Очень, – ответила девочка.

Парень посмотрел на своего благосклонного маленького критика и, улыбнувшись, спросил:

– А что больше всего нравится? Море, корабль или солнце?

– Вся композиция в целом, – рассудительно произнесла Элен. – У вас, должна заметить, несколько своеобразная техника, вы используете довольно рельефный мазок. Но возможно благодаря именно этому вы добились дивной чистоты и звучности цвета. И вам прекрасно удалось передать пронзительное ощущение светлой грусти по чему-то утраченному или уходящему, символизируемое этим пламенеющим закатом и в тоже время привнося в это чувство тихой надежды на какое-то продолжение жизни, пусть и непростой, но может по-своему счастливой, символом которой является эта маленькая лодка посреди бескрайнего моря. При этом надо учесть, что вы рисуете на досках.

Молодой человек полностью повернулся к Элен, не сводя с неё оторопелого взгляда. Затем он посмотрел на стоявшего на тропинке Галкута, затем снова на Элен. Из-за белой парусины, обтягивающей верх разрисованного фургона, высунулась светловолосая женская голова.