Сойвин не стал спорить и снова повернулся к ряду пленников. Третьим слева сидел Дэйн. Ужас скрутил ему кишки. Он попытался вспомнить какую-нибудь молитву, но в голове намертво застыла неизвестно откуда всплывшее изречение: "Ибо велик зверь сей есть и свиреп зело…" Еще Дэйн успел задастся вопросом будет ли малодушием, если он закроет глаза. Он не закрыл. Сойвин прошел мимо него и перерезал горло его товарищу, рядом с ним. После этого Сойвин выдернул конец петли на шеи Дэйна из рук разбойника. Тот не посмел препятствовать. Сойвин снял удавку с охранника "Бонры", помог встать ему на ноги, разрезал веревку на запястьях и, вручив нож, сухо сказал: "Уходите". Дэйн медлил, ошарашенно глядя на молодого человека и всё еще не в силах поверить что остался жив. Сойвин подтолкнул его в сторону пленников. "Давай живее", резко сказал он. Дэйн наконец очнулся и неуверенно пошел к своим товарищам. Разбойники, видя что Хишен никак не возражает, спокойно отпустили пленников, равнодушно наблюдая как Дэйн разрезает путы на их руках.
Однако когда все десять человек были освобождены, они всё еще не решались сделать ни шагу, потирая затекшие запястья и растерянно взглядывая друг на друга.
– Проваливайте отсюда! – Крикнул на них Сойвин и его голос звенел от какого-то еле сдерживаемого переживания. – Уходите отсюда. Вас никто не тронет.
И Дэйн увел их прочь с площади. Им действительно никто не мешал. Хишен даже не посмотрел в их сторону. Он неотрывно следил за Сойвином. Затем он сделал вид что убирает с правого рукава своего роскошного камзола какой-то волосок или соринку.
– Ну что ж вроде со всем разобрались, – спокойно сказал мивар. – Дальше я думаю всё ясно.
Он сделал знак и двое разбойников схватили Сойвина за руки.
– В землю его, – приказал Хишен. И словно потеряв к молодому бриоду всякий интерес, он повернулся к Ронбергу. Он приказал пожилому бриоду взять самых могучих бродяг и заняться покалеченной псиной. Пусть принесут щиты, доски, плетеные ограждения и, укрываясь за ними, подберутся к собаке и попробую разбить её кузнечными молотами или рассечь самыми тяжелыми секирами которые у них есть. Если ничего не выйдет, то облить маслом и попробовать сжечь. Если и это не удастся, пораскинуть мозгами что еще можно сделать и ни в коем случае не оставлять эту богопротивную тварь без внимания.
– И вот еще что, – с внезапной злостью сказал Хишен, грозно оглядывая стоявших вокруг разбойников: – Если кто-нибудь еще на развилке будет интересоваться маленькой черноволосой девочкой с большими синими глазами, то не я, не вы ничего о ней не знаете и никогда не слышали. Ясно?! Будь проклят тот час, когда я впустил в Гроанбург эту лживую судейскую морду с его чокнутой племянницей. Как будто ад разверзся. Ведьмы да оборотни теперь таскаются сюда как к себе домой. Честное слово, может священника позвать и освятить город?
Разбойники заулыбались.
– Да эти попы хуже любых ведьм и оборотней, – сказал Вархо.
– Это точно, – вздохнул Хишен. – Ведьмы и оборотни калечат тела, а священники души. Ладно, бродяги, расходимся.
Площадь очень быстро опустела. Разбойники унесли с собой всех мертвецов и лишь трупы бейхоров, лежавшие в непосредственной близости от непостижимого металлического чудовища остались там же где и были.
Кит по-прежнему сидел без единого движения. Он выключил видеофиксацию происходящего, но детальный анализ увиденного отложил на будущее. Его потрясло то, свидетелем чему он стал, и он просто не хотел к этому возвращаться прямо сейчас. И он снова принялся вычислять время до полного восстановления задних конечностей. "Да уж", грустно усмехнулся Кит, "не думал я что мне когда-нибудь придется активировать режим самовосстановления". Подобный функционал встраивался далеко не во всех роботов, ибо для этого требовался несравненно более высокий уровень технологий и соответственное финансирование. Для большинства автоматических устройств это было совершенно излишне. Но Родерик Атинховский не экономил на подарке для своей любимой внучки. И теперь Кит, образно говоря, готовился восстать из праха. Миниатюрные ремонтные боты, армады нанороботов-регенераторов уже вовсю исследовали и исправляли искорёженные структуры механических приводов, суставов и сочленений задних лап. Но даже по самым оптимистичным подсчетам всё это должно было занять почти семьдесят шесть альфа-часов. «Слишком долго», огорченно подумал пёс, "слишком долго".
Впрочем, вскоре на площади появился десяток широкоплечих разбойников с молотами, секирами, досками и одеялами и Кит отвлекся от своих грустных мыслей.
91.
Элен проснулась и тут же почувствовала некое тревожное ощущение досады на саму себя. Она насупилась. Ей было отлично знакомо это ощущение, зануда Кит называл его "психологическим дискомфортом нечистой совести".
В прошлом ей неоднократно приходилось испытывать подобное.
Например, когда она на одном, по мнению Кита не слишком подходящем для детей, сайте выучилась как кропить карты и использовать это в игре. После чего выиграла у своих одноклассников кучу дорогих для них вещей, в том числе и любимую куклу кудукуан своей ближайшей подруги Эльвиры Мейнос. Куклы кудукуан были настоящими произведениями искусства, считалось что они существовали сразу в шести измерениях и кроме того способны слышать мысли своих хозяев и согласно этим мыслям изменять выражение лиц. Эльвира очень дорожила ею и расстроилась буквально до слез, проиграв куклу подруге. Однако Элен была сурова и непреклонна и раз уж мисс Мейнос решилась поставить куклу на кон, то значит должна принять и её потерю. После чего наступила очередь отца. Валентин Акари проиграл своей дочери поездку на Планету динозавров, последнюю модель кабины виртуальной реальности компании "Другой мир", внеочередной поход в небесный парк аттракционов "Территория полета", а также право месяц не убирать за собой постель, не завтракать, если не хочется и возможность десять дней смотреть любые телеканалы, в том числе и с возрастным ограничением "от 16 лет". Однако мистер Акари вскоре смекнул что дело здесь нечисто и от дальнейших игр с дочерью отказался. А сама она, измученная укоризненным взором Кита и "психологическим дискомфортом", в конце концов во всем призналась отцу и вернула Эльвире её куклу. Планета динозавров, "Территория полета" и прочие бенефиции естественно были тут же аннулированы и вместо этого ей пообещали экскурсию в страшную тюрьму "Град обреченных", куда, по заверениям отца, в конце концов и попадают обманщики и шулеры подобные ей.
Или например в случае с мисс Лаурой Дойлинг – учителем изобразительного искусства в школе Элен. Сорокошестилетняя, незамужняя, невзрачная Лаура Дойлинг считалась весьма утонченной и одухотворенной натурой, носителем культуры с большой буквы "Н", апологетом эстетики и творческого начала, а также, естественно, великим знатоком и ценителем живописи. Но кроме того она и сама рисовала некие символичные абстрактные пейзажи, наполненные, по её словам, трансцендентальным чувством прекрасного, которое, по её мнению, и является основным системообразующим законом Вселенной. Некоторые из её работ висели на стенах в коридорах школы, впрочем исключительно в весьма отдаленных и редко посещаемых уголках здания. Также было известно что она регулярно отправляет свои произведения в различные знаменитые картинные галереи, не теряя надежды что однажды её гениальность будет оценена по достоинству и она получит заслуженные ею признание и восхищение. И вот однажды ей действительно пришел ответ из легендарной галереи "Arte conantur" на планете Аркадиа, в котором владелец галереи, а также несколько маститых искусствоведов выражали своё глубокое потрясение и восторг от её работ и предлагали ей организовать выставку на любых её условиях. Лаура Дойлинг естественно была на седьмом небе от счастья и уж конечно ей и в голову не пришло связать это событие с тем что пару дней назад она довольно жестко и даже с некоторым сарказмом раскритиковала картину одной из своих юных учениц. А Элен так старалась, рисуя блестящих кварцевых бабочек с Айнлимы Монли на фоне закатного солнца. Проглотив обиду, Элен вернулась домой и упросила Кита получить административный доступ к серверу галереи "Arte conantur", якобы для того чтобы насладиться великолепными пейзажами, которые находятся в закрытом доступе. Наивный Кит выполнил что от него требовалось и через час мисс Дойлинг получила письмо от владельца галереи, полное восхищения и обожания. Лаура, находясь в непередаваемом возбуждении, решила не вести удаленных диалогов, а взяла внеочередной отпуск и полетела на Аркадию с кипой своих лучших по её мнению работ. Элен конечно не знала точно что там произошло, но могла догадаться, что удар, пережитый её учительницей рисования, был сокрушителен. На Макору мисс Дойлинг вернулась какой-то поблекшей, поникшей, сгорбившейся, постаревшей, её взор потускнел, уголки губ опустились и она казалось навсегда забросила своё хобби. Девочка была потрясена этой переменой и мысль о том что причиной этому она сама буквально превращала её в камень, всё валилось у неё из рук. Вот тогда она и узнала по-настоящему что такое "психологический дискомфорт нечистой совести". Огромная тяжесть сдавливала ей сердце и казалось мешала дышать, но она не могла облегчить свою душу, ибо не смела рассказать о содеянном никому на свете, даже папе и Киту. Ей было невыносимо стыдно и она просто не представляла как сможет смотреть им в глаза после того как они всё узнают. Но впрочем всё закончилось хорошо. Валентин Акари и Кит конечно заметили что с девочкой творится что-то неладное и после совещания с роботом, отец Элен очень аккуратно постарался дознаться у дочери что с ней происходит. Девочка не долго сопротивлялась и в конце концов, вытирая ладошками слезы и шмыгая носом, всё рассказала, а потом окончательно разрыдавшись, бросилась отцу на шею, уверенная что он конечно же презирает её за такой чудовищный поступок. Сквозь рыдания, всхлипы и сопение она просила простить её. Валентин Акари, сдерживая улыбку, осторожно обнимал дочь и успокаивал. Он припомнил эту затянутую в какие-то немыслимые наряды, пеструю, худую, с некоторым как ему казалось завышенным самомнением мисс Дойлинг и не мог заставить себя отнестись неодобрительно к проделке Элен. Девочка моментально это почувствовала. Она поглядела на отца и не увидела ни в его лице, ни в его ауре ни малейшего порицания. Прекратив плакать, она с удивлением спросила: "Ты совсем не сердишься?". Валентин улыбнулся: "Не сержусь. Наверно я тоже не слишком симпатизирую этой мисс Дойлинг." Он взял салфетку и вытер нос Элен. "Но я буду по-настоящему гордиться своей дочерью, если она найдет в себе смелость признаться мисс Дойлинг в том что совершила". После уроков Элен зашла в аудиторию изобразительного искусства. Лаура Дойлинг сидела за учительским столом и грустно глядела в окно. Девочка подошла к ней. Женщина посмотрела на неё рассеянно и спросила:
