Томас Халид слушал, образно говоря, раскрыв рот и ловя каждое слово своего подчиненного. Вне всяких сомнений он был весьма увлечен рассказом.
– Но постойте, господин Мастон, – прервал герцог судью, – я признаться несколько запутался. Каким образом этот необычный человек оказался рядом с вами? Он тоже отправился в Акануран?
– Прощу прощение, Ваша светлость, мне следовало упомянуть об этом ранее. Дело в том что я…, – судья изобразил некое смущение, – понимая насколько ценным может быть для вас, господин майдмире, человек со столь уникальными способностями, позволил себе … э-э некоторым образом задержать его и доставить к вам в Акануран.
В кабинете повисла тишина. Герцог с искренним удивлением глядел на своего подчиненного. Томас Халид был очень опытным политиком и интриганом и давным-давно уже овладел умением сохранять на лице то выражение какое нужно, совершенно безотносительно от того что думает и чувствует на самом деле. Но сейчас он и правда был удивлен и даже позволил этому удивлению проявиться внешне.
– То есть вы совершили насилие над этим человеком? – Уточнил он.
– Лишь в самой малейшей степени, господин майдмире. И более того, как мне кажется, за время нашего совместного с ним путешествия, я сумел вполне убедить его что это принуждение было вызвано лишь крайней необходимостью, а также в том что впереди его ждет блестящая будущность. Под вашей опекой, господин министр.
Герцог немного растерянно усмехнулся.
– Под моей опекой?
– Я позволил себе надеяться, Ваша светлость, что вы примите этого необычного человека к себе и оцените и вознаградите по достоинству его феноменальное умение, которое несомненно будет чрезвычайно полезно Вашей светлости. Именно в этом я и убедил его, и, как мне кажется, он воспринял мои доводы и в какой-то мере простил мне то небольшое насилие что я вынужден был над ним совершить. Я прекрасно понимаю, господин майдмире, что взял на себе неслыханную смелость и даже позволил себе дерзость, действуя так как я действовал, да еще и используя ваше имя, не испросив на то позволения. Но обстоятельства складывались так, что у меня просто не было времени на размышления.
Белое тщательно выбритое аккуратное лицо герцога больше не выглядело ни удивленным, ни растерянным.
– То есть, господин инрэ, – сказал он, впервые обратившись к судье официально, – вы захватили этого человека, насильно удерживали его в течении шести дней и сейчас доставили его в Акануран, дабы передать его мне, чтобы я и дальше удерживал его против воли и использовал в своих интересах, я вас правильно понимаю?
– Правильно, господин майдмире, – спокойно ответил Мастон Лург.
Они некоторое время смотрели друг другу в глаза, как бы договаривая то, что осталось не досказанным.
– То есть, господин инрэ, вы совершили преступление и теперь делаете меня его соучастником, – также спокойно констатировал министр.
– Ваша светлость, давайте говорить прямо, без обиняков. Этот человек слишком ценен, чтобы действовать в рамках правового поля. Но и всё-таки преступление это слишком громкое слово. Я обращался с этим человеком чрезвычайно учтиво и обходительно и кроме некоторого ограничения в перемещениях не позволил себе ни малейшей грубости по отношению к нему. В конце концов, каким бы не был я негодяем, я не позволил бы себе как-то иначе обращаться с ребенком.
– Ребенком?!!
– Да, Ваша светлость, она всего лишь маленькая девочка, лет шести от роду.
Великий дипломат и политик Томас Халид наконец на несколько секунд потерял свое самообладание и в крайнем изумлении уставился на своего собеседника.
– Вы издеваетесь надо мною, господин инрэ?!
– Помилуйте, Ваша светлость, – почти с неподдельным испугом воскликнул Мастон Лург, – что заставляет вас так думать?!
– Ваш феноменальный "правдовидец", безошибочно читающий в сердцах людей и которого невозможно обмануть, всего лишь несмышлёная малышка, играющая в куклы и наверно еще не научившаяся правильно держать ложку?
– Еще раз прошу прощения, Ваша светлость, – медленно проговорил судья. – Мне видимо следовало упомянуть об этом в самом начале.
– Следовало! Ибо всё вами сказанное теперь представляется вздором.
– Ваша светлость, я от всего сердца прошу вас верить мне. Да, она всего лишь шестилетняя девочка, маленький ребенок, но клянусь престолом Агрона, вы навряд ли встречали ребенка подобного ей. Я со всей ответственностью готов заявить, что она умнее и рассудительнее многих из тех женщин, что окружают нашу досточтимую королеву на балах в Заль-Вере.
Герцог уже взял себя в руки и совершенно успокоился. Он даже усмехнулся:
– Не пойму в чей огород этот камень, господин Мастон?
– Нет-нет, – поспешно возразил судья, – я не пытаюсь кого-то принизить. Я просто хочу сказать, что эта девочка воистину необычный ребенок, даже не принимая во внимание её удивительные способности по определению правды. Беседуя с ней, у меня порой возникало ощущение, что я разговариваю с мудрой взрослой женщиной. Смешно сказать, но иногда у меня мелькали нелепые мысли о том, что она возможно некое волшебное существо, которое только выглядит столь юным, а на самом деле ему десятки и десятки лет. Как белые лоя, которые совершенно не меняются с возрастом. Или же, думал я, это возможно сама королева Лазурных гор, которая как известно может принимать любой облик, соизволила встретиться со мною.
– Даже так? Но тем не менее вы уверены что она всё-таки всего лишь ребенок?
– Да, Ваша светлость. В этом нет никаких сомнений, она абсолютно та кем кажется, шестилетняя девочка. Вздорная, обидчивая, дерзкая, капризная, слабая, наивная в своей детской категоричности и попытках казаться взрослее чем она есть. Но при всем при этом она невероятно умна для своего возраста. И как будто способна видеть человека насквозь, чутко улавливая движения чужой души. Впрочем, мне кажется это как-то связано с её умением видеть правду и ложь. К сожалению, господин министр, я совершенно не представляю как она это делает. Знаю только что ей обязательно нужно видеть человека своими глазами, слышать только его голос ей не достаточно.
Судья замолчал и выжидательно поглядел на хозяина кабинета, словно показывая что готов отвечать на все возникшие вопросы.
– Ну что ж, господин Мастон, всё что вы сказали весьма любопытно и занимательно. И вам больше не нужно извиняться за то что вы обеспокоили меня неурочным визитом. Вы определенно украсили своим рассказом мой скучный вечер. Однако, думаю, вы понимаете что у меня немало вопросов к вам. Во-первых, из ваших слов я не совсем уловил, эта девочка … кстати, я могу узнать её имя?
– Её зовут Элен, Ваша светлость.
– Элен, – медленно и задумчиво произнес герцог. – Хорошее имя, приятное. Так вот, я так и не уловил откуда же она взялась. Она жительница Туила?
– Нет, господин министр. Боюсь я и сам многого не знаю о ней и потому вряд ли смогу удовлетворительно ответить на все ваши вопросы. – Судья понимал, что вступает на очень зыбкую почву. Ему очень не хотелось рассказывать о металлической собаке, о чудесным образом изменяющейся куртке, о мифических могущественных хранителях, которыми его когда-то пугала Элен, о её необычных вещах, которые остались запертыми под сиденьем его кареты. – Она бродяжка из какой-то страны, которую она и сама не может вразумительно описать. Насколько я понял она сирота. Возможно она пережила какую-то трагедию, она наивно верит в неких волшебных покровителей, которые то ли оберегают её, то ли однажды придут и заберут её в счастливую страну, что-то вроде добрых фей или святых покровителей.
Томас Халид понимающе покачал головой, как бы принимая всё что сказал собеседник.
– И потому, я позволю себе еще раз заметить, что то что вы, Ваша светлость, назвали преступлением всё же не является им в полном смысле этого слова. Да, в первый день мне пришлось применить некоторую силу, чтобы удержать девочку рядом с собой. Но ведь вместе с этим я дал ей кров и еду. Да к тому же не мне вам рассказывать, господин майдмире, как опасно маленькой девочке бродить одной по нашей стране. По дороге в Акануран мы столкнулись с одним из рода Варнего, и этот гнусный шинжунец так возбудился при виде Элен, что имел неимоверную наглость пытаться купить её у меня. Честно говоря, в тот момент я думал, что он не остановится не перед чем чтобы завладеть ею. Мне уже казалось что и ранг главного городского судьи не остановит его. Но слава богу он всё же одумался в конце концов.
