После трапезы он направился на Хлебную площадь, где, как он помнил по прошлой жизни, собирались многие зарабатывающие извозом люди. Почти как на Площади Навигатора, но в отличие от последней здесь все же было меньше возниц и они имели более приличные и дорогие экипажи. Свое имя площадь получила якобы из-за того что когда-то, во времена правления Масоро Дикого, который вечно со всеми враждовал, при длительной осаде Аканурана бесчисленными ордами авров, туру и лоя, на этой площади солдаты короля раздавали хлеб голодающим, доведенным до отчаяния жителям города. Но Мастон Лург считал, что все гораздо прозаичнее, просто на площади было сосредоточено много пекарен, лавочек и магазинчиков, занимающихся продажей хлебобулочных изделий. Здесь всегда витал дурманящий, особенно если ты голоден, аромат горячей выпечки. Правда теперь к этому аромату постоянно примешивалось душистое амбре производимое скопищем лошадей и их навоза. И порой здесь то и дело возникали конфликты между "хлебниками" и возницами, наверно не уступающие по накалу страстей жутким сражениям времен Масоро Дикого. Первые хотели прогнать последних, дабы площадь обрела тихий, уютный, благопристойный вид, избавившись от вони и толчеи, и добрые горожане могли бы в спокойной и комфортной обстановке, переходя из магазинчика в магазинчик, выбирать себе булочки, батоны, пирожные, торты и пр. Но возницы уходить не желали. Уж очень удобной для извоза оказалась эта просторная, мощеная ровным камнем, площадь, расположенная в южной части города, недалеко от центра и порта. Кроме того сюда сходились сразу шесть больших улиц. Впрочем, "хлебники", конечно, понимали, что вся эта сутолока, многолюдность и толчея отзывается звонкой монетой в их карманах, а навоз к тому же убирался специальными командами золотарей. И потому конфликт обычно быстро сходил на нет. Но золотари, получавшие мизерную оплату, работали не слишком прилежно, иногда не появляясь на площади целыми днями; лошади фыркали, воняли, гадили и кусали прохожих; возницы все как один были невеждами, грубиянами и хамами, они жутко бранились, были грязными и обросшими, жевали табак, отхаркивались и высмаркивались прямо с высоты своих козел; кроме того кто-то из них то и дело устраивал прямо на площади починку своего экипажа на скорую руку, громыхая и лязгая, а бродячие кузнецы в переносных кузнях подковывали лошадей и помогали в починке. Всё это вкупе снова истощало терпение "хлебников" и конфликт вспыхивал по новой.
Однако когда Мастон Лург шел вдоль стоящих в ряд разномастных карет, бричек и кэбов, никто из возниц не бранился, не схаркивал вонючий табак и не сморкался. При виде черно-красных одежд и большого рубинового перстня на указательном пальце, люди стихали и отводили глаза. Мало кто из них мог по деталям мундира и нашивкам на груди точно определить что перед ними верховный городской судья, но то что это какой-то важный чиновник из Судебной Палаты они понимали. Наконец Лург выбрал небольшую узкую карету с запряженной в нее парой довольно гладких и упитанных лошадок. Возница, вопреки сложившемуся стереотипу, был довольно опрятно одет, с небольшой аккуратно остриженной бородой, со свежим лицом и ясными глазами. Лург внимательно оглядел его, точно также как до этого экипаж и лошадей, и счел подходящим. Звали возницу Долба, имя показалось Мастону Лургу несколько чудаковатым. Он и сам не знал зачем спросил имя, то ли чтобы установить чуть более близкий контакт с человеком, рядом с котором придется провести несколько следующих часов, то ли для некоторого устрашения, мол, теперь Судебная Палата знает твое имя, сынок, помни об этом. И для большей весомости Мастон еще и назвал свою должность, чем окончательно поверг владельца экипажа в трепет. Договорились они быстро. Нельзя было сказать что Долба слишком обрадовался, когда узнал что нужно ехать к "Холодному замку", там непонятно сколько времени поджидать экипаж могущественного министра и затем следовать за ним на почтительном расстоянии, но ничего возразить он не посмел. К тому же Лург посулил ему за все труды целых две сильвиды, то есть сумму которую кучер с трудом зарабатывал за полмесяца. Не до конца еще веря своему счастью, но надеясь что целый городской судья не может обманывать в таких вещах, Долба хлестнул своих лошаденок и те, уставшие стоять на одном месте, взяли бодрую рысь, увозя Мастона Лурга на, как он считал, главную встречу его жизни.
У здания министерства они прождали два с лишним часа. Солнце уже клонилось к горизонту, погружая улицы в легкий сумрак и заливая алым пламенем крыши домов, купола храмов, башенки и шпили прекрасного Заль-Вера, когда тяжелые решетчатые ворота наконец распахнулись и на улицу выкатила неимоверно длинная и широкая карета с запряженной в неё шестеркой красивых точеных коней с темными чуть серебристыми плюмажами, с заплетенными гривами и хвостами. Дверцы экипажа состояли из двух больших створок, на одной пылал красно-золотистый знак Судебной Палаты, на другой светился сине-белый герб герцога Этенгорского. Мастон Лург очнулся от тревожных мыслей и отпрянув от окна, словно испугавшись что его заметят, с волнением следил из своей маленькой кареты с противоположной стороны улицы за проезжающим мимо громадным черным экипажем. Экипаж сопровождали шестеро всадников, два спереди и четверо сзади. Лургу стало еще больше не по себе, это были шанги из знаменитой "Летучей команды" герцога. Шангами называли авров-изгоев, которые по каким-либо причинам покинули свои кланы, что для них было практически одной из самых страшных трагедий, и живущих отшельниками или бродягами. Некоторые из них сбивались в группы и поступали на службу к тому кто мог укрыть и содержать их, предлагая взамен свое ужасающее мастерство невероятно быстрых и смертоносных воителей. Для шангов это было каким-то жалким эрзацем клана, для их господина они были самыми надежными и верными телохранителями. Но Лург, как и почти все в Агроне, слышал немало слухов о том что "Летучая команда" это не просто наймиты и даже не совсем шанги. Герцог якобы когда-то каким-то образом поспособствовал спасению целого клана авров от полного уничтожения и 20 авров из этого спасенного клана, добровольно покинули свой народ и в знак признательности поклялись верно и бескорыстно служить Томасу Халиду до конца своих дней. Впрочем, тут никто точно ничего не знал. О командире "Летучей команды", жутком Рукхо, плели, например, такие дикие сплетни, что даже если хоть малая часть их них была правдой, то получалось что он настолько кровожадное чудовище, что спасать его и весь его клан от смерти было преступлением, а не благодеянием. Но сам Лург мало верил этим страшным побасенкам, полагаясь на здравый смысл, он считал, что, видимо, герцог действительно оказал некую услугу одному из кланов и тот в благодарность вручил ему в вечное подчинение два десятка своих воинов. Но эти воины ничуть не страшнее и кровожаднее все других авров, которые опутанные сложными правилами своих кодексов и гипертрофированными представлениями о чести и справедливости, шли на конфликт и кровопролитие лишь в самом крайнем случае. Но с другой стороны если они все-таки шанги, то значит они верят что как изгои они больше не достойны следовать этим кодексам и готовы резать и убивать как им заблагорассудится. Так или иначе, но не приходилось сомневаться, что если авры поклялись служить герцогу, то они моментально и без раздумий изрубят на куски любого на кого он укажет или кто хотя бы косо посмотрит на него. И потому Лург ощутил неприятный холодок и тревогу при виде тощих, замотанных с головы до ног в бесформенные, на первый взгляд напоминающие лохмотья, черные одежды всадников. Большие словно навыкате глаза шангов непрестанно двигались, осуществляя обзор сразу на 360 градусов без малейшего поворота головы.
Когда экипаж герцога удалился, Долба взялся за вожжи и принялся разворачивать карету. Очень скоро выяснилось что Томас Халид направляется в свой городской дом, а значит Мастон Лург мог в принципе и не брать для себя экипаж, а спокойно дойти до резиденции герцога пешком. Но все же он был рад что скрыт от посторонних глаз и еще какое-то время может побыть в относительном покое и уединении. Мандраж перед встречей усиливался и он старался собраться с духом.
