«…не ложитесь с горящей сигаретой в постель, — читал Васькин, — это может вызвать пожар на судне… Не прыгайте в бассейн. Судовые врачи еще не научились пришивать головы… Не рекомендуется посещать рестораны, бары и салоны в купальном костюме. Это относится также к вечернему времени, когда вы должны быть особенно элегантны…»
Васькин положил на место листок, погасил свет и глянул в иллюминатор. И в этот самый момент мимо его головы, точно так же, как прошлой ночью, сверху пронеслось к воде что-то большое, темное и тяжело ударилось о воду. На этот раз погружавшийся в воду предмет — сомнений не было — своими очертаниями был явственно похож на человека. Васькин выскочил на палубу. Но там никого не было. Он хотел было поднять тревогу, но испугался: а вдруг за ним следят… Стоит им убедиться в том, что он знает что-то, и тогда… Растерянный и подавленный, Васькин вернулся в свою каюту, там он набрал номер телефона вахтенного офицера, прокричал в трубку: «Человек за бортом…» — и бросил трубку на место. Теперь он мог спать спокойно — он свой долг выполнил.
Глава шестая
С большим трудом ему удалось наконец уснуть. Однако его крепкий сон грубо взломал громкий мужской голос, прозвучавший из динамика над самым ухом Васькина: «Внимание, объявляется тревога. На теплоходе пожар. Команде срочно занять свои места. Пассажиров просим надеть спасательные пояса и слушать наши дальнейшие указания».
Васькину показалось, что наступает конец света. Он опрометью бросился к ящику, где лежал спасательный жилет, натянул его на себя и, не дожидаясь дальнейших указаний, выскочил из каюты и вихрем помчался на верхнюю палубу. Он сбил с ног какого-то матросика, оступился на лестнице, едва не сломав ноги, и буквально за несколько секунд был у бассейна с морской водой. Не теряя ни мгновения, он смело бросился в него вниз головой. Он не рассуждал — он действовал. Он понимал, что здесь, в бассейне, будет в полной безопасности, пока не потушат пожар. Им безраздельно руководил могучий инстинкт сохранения жизни — и он не противился ему. Сэр Васькин с разбега прыгнул вниз, но в темноте не заметил, что поверх бассейна натянута сетка, она спружинила как батут и отбросила Васькина назад на палубу. Он, как мячик, полетел обратно, упал и сразу вскочил на ноги.
В этот момент из темноты прозвучал суровый мужской голос:
— Что вы здесь делаете? — При этих словах раздался звук, похожий на щелчок предохранителя пистолета.
— Кто это? — дрожащим голосом спросил Васькин.
— Я Бабуля.
Услышав эти слова, Васькин едва не упал в обморок и еще быстрее, чем бежал к бассейну, помчался в обратном направлении. Ему казалось, что по пятам за ним с пистолетом в руке гонится таинственная бабуля, говорящая суровым мужским голосом, и еще секунда — и она выстрелит ему прямо в спину. Влетев в свою каюту, Васькин лихорадочно закрыл дверь на замок и услышал, как голос в динамике объявил: «Учебная пожарная тревога окончена. Просим команду занять свои места, а пассажирам желаем спокойной ночи…»
Однако спокойной ночи у сэра Васькина на этот раз так и не получилось. И виноват в этом был не он сам, не прекрасная незнакомка, не команда корабля, не таинственный Бабуля. Едва Васькин вновь отдался во власть сладких цветных снов, как огромный корабль стало мотать из стороны в сторону. Пробуждение было ужасным — корабль накренился вбок, и Васькину померещилось, что он валится в бездну. Он схватился руками за скобу на стене и край койки. Неведомая сила методически швыряла и болтала то туда, то сюда, делала из его мозгов настоящий коктейль. Наступил момент, когда Васькин уже не мог сознательно руководить собой — его организм полностью вышел из повиновения. Васькин соскочил с койки и, хватаясь руками за качающиеся стены, устремился в туалет. Почти в беспамятстве он добрался до умывальника, упал перед ним на колени, крепко, как самое дорогое существо, обхватил руками и словно в молитвенном экстазе замер над ним.
Сейчас — в трусах и майке, без очков, кожаной кепки и желтого шарфа — это был совсем другой Васькин. Беспомощный и жалкий. Васькин — в чистом виде. Блеклые голубые глаза его светились отчаянием и тоской. Он не думал больше ни о ваксе, ни о таинственной незнакомке в белых брючках, ни о светской жизни, ни о бабуле, ни о ком на свете. Он страдал. А поскольку всякое страдание свято, оставим его на время одного.
Пожалуй, стоит упомянуть лишь о том, что когда он вновь с трудом взгромоздился на свою койку, в его каюте раздался громоподобный взрыв.
Это взорвалась очередная бутылка с квасом, поставленная на теплую трубу. Измученный Васькин попытался подняться, но не смог, ноги не держали его. Он рухнул ничком на постель и больше уже ничего не помнил.
Глава седьмая
Утром Васькин с трудом встал. Он вспомнил, что обещал опробовать ваксу, и достал из тумбочки две аккуратно завернутые в бумагу двухсотграммовые банки. Он сорвал обертку с обеих банок и очень удивился, когда обнаружил, что это две обычные круглые жестяные банки, похожие на банки с сайрой или лососем. Сверху к каждой из них была прилеплена белая бумажка. На одной от руки было написано: «Черная вакса», на другой: «Красная вакса». Васькин удивился тому, что банки были запаяны и что надписи сделаны от руки. Он достал складной нож и осторожно открыл банку с черной ваксой. Затем машинально взял в левую руку свой туфель, а в правую сапожную щетку, опустил угол щетки в ваксу и стал усиленно водить щеткой по туфлю. Ему показался немного необычным запах, который появился в каюте, а затем и какой-то мокрый пузырчатый вид начищенного туфля. Васькин поднес его к носу, понюхал, присмотрелся, глянул в банку с ваксой и наконец понял, что это не вакса, а самая настоящая черная икра. Он попробовал на вкус — сомнений не было — да, черная икра. Васькин открыл вторую банку — с надписью «Красная вакса». Там оказалась красная икра.
Васькин надолго задумался. Хоть он и был всего лишь скромным младшим научным сотрудником, но если уж всерьез о чем-то думал, то это у него получалось неплохо. Все факты выстраивались в стройный последовательный ряд, получали законченный причинно-следственный характер.
«Я держу в руках конец нитки — со всей ответственностью размышлял он. — Я бы мог посмеяться и съесть эту икру, я бы мог не подвергать себя риску — вернуть ее хозяевам и сказать, что произошла ошибка, и, наконец, я бы мог просто-напросто сбежать с этого роскошного корабля. Но я не сделаю ни того, ни другого, ни третьего. Руководствуясь своим профсоюзным сознанием, я размотаю этот клубок до победного конца и не уроню чести родного коллектива и своей фирмы. Передо мной стоят следующие важные задачи: первое — не спугнуть преступников, а в том, что это преступники, и в том, что здесь действует целая банда, сомнений нет, второе — усыпить их бдительность и выявить намерения, третье — захватить врасплох с целью полного разоблачения. При этом не будем торопить развитие событий, а будем, как это делается в научном эксперименте, полагаться на их естественное развитие… Злоумышленники сами дадут о себе знать».
Ждать Васькину пришлось недолго. Зазвонил телефон. Васькин поднял трубку. Вкрадчивый голос кучерявого разбойника пожелал ему доброго утра и предложил встретиться после завтрака внизу у трапа.
Васькин охотно согласился.
Сэр Васькин вышел из своей каюты. Был чудесный солнечный день. «Золотое руно» чуть покачивало у причала порта чистенького приморского города. Следы ночного противоборства со стенами, скобами, дверными косяками и с умывальником Васькин тщательно законспирировал на своем лице. Завтрак уже заканчивался, и он кое-как перекусил в одиночестве за своим столом. Потом направился по трапу вниз, на твердую землю. Здесь его ждали кучерявый и двое его сообщников, кучерявый знаком предложил следовать за ними. Васькин шагал вялыми ногами по зеленой аллейке, ведущей от набережной к центру города, и не замечал ничего вокруг себя: его поташнивало от страха. Они прошли по центральной улице, потом углубились в парк. Здесь нашли уединенную, скрытую от глаз густыми кустами скамью и сели на нее. Васькин оказался между кучерявым и еще одним типом. Третий почему-то стал сзади, за его спиной.