Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Надо больше доверять друг другу, — сказал директор. — Вор и так всюду проникнет. А замки и разные задвижки оскорбляют достоинство человека. К тому же администрация не знает, чем вы там занимаетесь за замком. Может, в карты режетесь. Или распиваете. А то и вовсе. Люди есть люди. Попробуй уследи, если каждый, закрывшись в своей комнате, начнет безобразничать. Кроме того, вдруг пожар. Комнаты заперты. А там казенное имущество…» В общем, оказалось, что отдыхать без замков можно не хуже, чем с замками, если не считать мелких недоразумений, не имеющих, к счастью, большого общественного значения. Начали они с туалета. Открываете вы, скажем, дверь. А там уже какой-нибудь другой отдыхающий вежливо улыбается: «Доброе утро!»

Я как человек излишне впечатлительный очень смущался, когда ко мне в комнату по ошибке заходили незнакомые женщины в домашнем виде, и даже почему-то не сразу уходили, а пытались завязать бесполезный разговор и наводить кое-какие мелкие справки.

Как-то утром я проснулся, открываю глаза — вижу, надо мной стоит женщина в белом халате. По виду персонал. И в упор смотрит на меня.

— Что-нибудь случилось? — спрашиваю.

— Почему вещи разбросаны по комнате? — сурово говорит персонал. — По какому праву так неорганизованно отдыхаете?

— Извините, — отвечаю. — Я с детства такой.

— Сейчас же приведите в порядок комнату.

— Не могу.

— Что за глупости! Как это не могу?

— Я стесняюсь…

— Он стесняется… Это почему же?

— Видите ли, я сейчас не совсем одет…

— Ну и что? Я сотрудница, меня можно не стесняться, — ворчала женщина, покидая комнату.

Едва за ней закрылась дверь, я как заяц-русак прыгнул к своей одежде.

Все закончилось благополучно, если не считать того, что в один прекрасный день у меня пропали кое-какие пожитки включая все наличные деньги.

Обнаружив пропажу, я, естественно, тут же заявил о ней администрации, полагая, что уж коли она ввела такой порядок — проживать без замков, то и должна отвечать за последствия. Однако мне резонно возразили, что администрация за деньги и другие ценные вещи, не сданные в камеру хранения, ответственности не несет.

— А где это написано? — спросил я, все еще на что-то рассчитывая.

— У входа в дом отдыха, гражданин. Вы грамотный? Вот и читайте объявления.

Короче, эксперимент с замками в доме отдыха под давлением масс в конце концов отменили, хотя мне от этого легче не стало. Зато урок извлечь можно всем. Новое вводить, конечно, надо. Никто не спорит. Но вводить с умом, чтобы при этом не страдала нервная система и не пропадали вещи. Пусть даже личные. И не особенно ценные. Тем более что за это администрация никакой ответственности не несет.

ПРОИСШЕСТВИЕ

— Самый поганый день — воскресенье, — сказал рослый рыхлый Дергачев, почесывая подбородок с трехдневной кактусовой щетиной. — Не знаешь, как убить время.

— Точно, — осклабился худосочный Тимохин, открывая в улыбке маленькие прокуренные зубы. — Все винные магазины закрыты. Эхма… — И он потеребил свою небольшую свалянную, словно клок коричневого моха, бороденку.

— Вот ему хорошо. — Дергачев показал пальцем на лежащую недалеко от них на потрескавшейся окаменевшей земле рыжую собачку с широко раскрытой пастью, из которой вывалилась красная тряпица языка. — Лежит на самом солнцепеке и хоть бы что. Верно, Кузя?

Собака приоткрыла красные вишенки глаз и снова закрыла их. Знойный воздух простреливали переливчатые рулады цикад, неистово пиликавших на тысячах своих крохотных скрипочек. Дергачев и Тимохин сидели в тени своего пятиэтажного блочного дома на скамейке рядом с детской площадкой. Поодаль на веревке недвижно висело давно высохшее белье — простыни, наволочки, майки.

— Такие маленькие, и столько от них шума, — заметил Тимохин. — Где они только прячутся?

— Черт их знает, — сказал Дергачев, вытирая несвежим платком одутловатое лицо.

— Мотри, — сказал, умильно хихикая, Тимохин, тыкая пальцем в ползущую по спинке скамьи букашку. — Такая козявка, а тоже куда-то лезет, что-то ей надо. Сравни с домом и обрати внимание, как велик мир и какая она маленькая, глупая… А ведь и мы — посади нас рядом с горой — тоже козявки. Просто страшно становится, какие мы ничтожные…

— Ну, это ты брось, — одернул его Дергачев. — Человек — царь природы. Пойдем в бар. В долг у подлеца Сашки попросим.

— Ну его к лешему! Там музыка лезет в уши из всех щелей. Я сразу глохну.

— Так и будем сидеть? — спросил Дергачев.

— А давай, брат, в кино сходим, — предложил Тимохин и выжидающе ощерил свои зубы. — Американский фильм — «Травиата».

Дергачев с жалостью посмотрел на приятеля:

— Ну насмешил, в кино… Не люблю я этих комедий. Я их и без кино в жизни насмотрелся. — И он зычно хохотнул.

Кузя поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел в тень.

— Во-первых, это не комедия, а оперетта, — возразил Тимохин. — А может, даже опера. Точно, конечно, не знаю. Но не комедия. По-моему, в опере кто-нибудь обязательно отдает концы, а в оперетте — женится.

— Может быть, — охотно согласился Дергачев. — Я ни одной оперы не видел, кроме, конечно, нашего уполномоченного опера, и, как видишь, ничего, пока жив… Ты лучше придумай, где достать бутылку.

Худое, узкое лицо Тимохина оживила хитроватая улыбка, глаза заблестели:

— Я тут был в школе на днях, из-за Витьки вызывали. Зашел, значит, в один кабинет, по биологии, там в шкафу у них разные штуки в банках. Витька сказал, что это вроде бы заспиртованные экспонаты. Соображаешь?

— Соображаю, — раздумчиво протянул Дергачев. — В школе сегодня выходной. Следовательно…

— Вот именно — следовательно, — подхватил Тимохин, влюбленно глядя на приятеля. — Следовательно — это наш шанс…

— И его упустить нельзя! — твердо закончил Дергачев.

Уже через час Дергачев отвинчивал крышку литровой банки, внутри которой в какой-то жидкости плавали две ящерицы. Открыв банку, он поднес ее к своему носу, принюхался, как нюхают цветы, и блаженно закатил глаза.

— Именно то, что надо, — объявил он, поднимая взгляд на терпеливо стоящего рядом Тимохина. — Чистый спирт. Беги за стаканом.

— Он здесь! — весело сказал Тимохин, вытаскивая из кармана брюк стограммовый граненый стаканчик.

Они расположились прямо на траве в палисаднике за школой. Подальше от чужих глаз. Сюда же вслед за приятелями притащился и уселся поодаль под яблоней с серыми от пыли листьями Кузя. Он считал себя хотя и не полноценным, но все же членом их компании. Он повиливал рыжим прутиком хвоста и блестящими глазами неотрывно наблюдал за приготовлениями к пиршеству.

— Хорошо Кузе, — рассуждал Дергачев, расправляя на траве мятую газету и укладывая на нее нехитрую снедь — несколько помидоров, крупный, желтоватый, загнутый вбок огурец, пучочек зеленого лука и кусок вареной колбасы. — Никаких культурных запросов, никаких забот. Ну, бросят ему колбаски — он и доволен. На работу его не гонят, спит от пуза. Подруг сколько хочешь! Выбирай любую, по вкусу. И главное — никакой ответственности.

— Главное, живет без спешки, — сказал Тимохин. — Сосед мой Толик, да ты знаешь его, хотел все успеть, торопился жить. Вот и загнулся раньше срока.

Дергачев наполнил стаканчик жидкостью из банки и поднес его Тимохину. Ящериц он предварительно достал палочкой из банки и, брезгливо морщась, бросил в траву. Тотчас к ним подбежал Кузя, понюхал, фыркнул и вернулся на прежнее место.

— Тяни! Не боись! — сказал Дергачев, ободряюще кивнув Тимохину.

Тот бережно, чтобы не расплескать, принял из пальцев Дергачева стаканчик, понюхал его, и вдруг в его плутовских глазах мелькнуло сомнение. Он поставил стаканчик на газету.

— Чего-то я вдруг припомнил, — заговорил он. — Когда я по вербовке работал на Востоке, увидели там однажды мужики бочку со спиртом. Отлили себе ведро. Сразу пить побоялись — вдруг не то. Решили дать опробовать одной старухе — сторожихе. Все равно ей, мол, пожила свое, хватит. Спрашивают: «Бабка, выпить хочешь?» Она: «Давай!» Поднесли ей стакан — жалко, что ли? Бабка выпила. Они отошли, а минут через десять вернулись. Бабка поет во весь голос, рот до ушей. Все, значит, в порядке. Сели и выдули все ведро. И кранты бригаде. Вместе с бабкой.

20
{"b":"818957","o":1}