Вслед за ней вышел Борис Сергеевич.

— Циник, — сердито сказала Ирина Константиновна. — Подумать только — такой молодой и такой злой…

— По-моему, он просто острил, не слишком, правда, удачно, — сказал Борис Сергеевич. — Ребята выпили, завелись…

— Нет, — возразила Ирина Константиновна. — Он не острил. Он на самом деле так думает. Даю голову на отсечение.

— Не надо, не давайте, — смеясь сказал Борис Сергеевич. — А вдруг? С кем тогда я останусь? С кем буду разговаривать? И вообще…

Некоторое время они молча смотрели в окно. Солнце уже клонилось к горизонту. Мимо поезда пролетали березовые рощи, сосновые боры, синие озерца, поляны, деревеньки, окруженные пашней, перелески, зеленые луга, какие-то строения, холмы, словно охваченные белым пожаром кусты цветущей черемухи.

— Ах, как мне хотелось бы жить где-нибудь в самой глуши… Взять вот так, все бросить и остаться здесь, — мечтательно сказала Ирина Константиновна. — Тысячами пут мы привязаны к нашей жизни и никогда не решимся порвать их. Может быть, это и была бы наша настоящая жизнь, а не та, которой мы живем сейчас. У каждого есть своя настоящая жизнь, ради которой он должен родиться.

— Если бы существовала какая-то высшая идея справедливости, — сказал Борис Сергеевич, — и все делалось так, как это надо, а не так, как случайно получилось, а нам с вами было бы предначертано встретиться и сойти на каком-нибудь полустанке, то мы бы, наверное, так и поступили… А если нет — значит, этой высшей справедливости не существует…

Ирина Константиновна вновь внимательно посмотрела на Бориса Сергеевича, и вновь улыбка скользнула по ее лицу. Из динамика над их головами прозвучал негромкий мужской голос:

«Граждане пассажиры! В связи с ремонтом моста маршрут поезда меняется. Дальше состав пойдет в объезд по боковой ветке…»

Борис Сергеевич и Ирина Константиновна восприняли это сообщение спокойно. В объезд так в объезд. Они продолжали смотреть в окно. Красный диск солнца завис над самой кромкой горизонта, а спустя несколько минут стал постепенно исчезать, будто кто-то невидимый втаскивал его в землю. Небо в этом месте было багряным, потом стало розовым, шафранно-желтым, и еще долго-долго кусок неба светился нежно-желтым светом.

А здесь у поезда уже сгущались сумерки. Отчетливей стал слышен перестук колес. Время от времени в поле зрения появлялись и исчезали какие-то старые деревеньки и маленькие городки с церквушками и островерхими колокольнями. Окна домов светились неяркими огоньками, похоже, в них зажгли керосиновые лампы.

Стоящими у окна мужчиной и женщиной овладело одинаковое чувство беспричинной тревоги, будто они ждут чего-то очень хорошего, от чего холодеет сердце, к чему давно неосознанно готовились и что смутно предчувствовали.

— Может быть, это смешно, но мне почему-то очень жаль, что нам с вами придется расстаться, — вполне искренне сказал Борис Сергеевич.

— Мы можем и не делать этого, — негромко отозвалась Ирина Константиновна, не поворачивая к нему головы. — Ведь если очень хочется, то можно станцевать даже на подножке трамвая. Не так ли? — Она с вызовом посмотрела на Бориса Сергеевича.

По тону ее голоса, по выражению ее лица он понял, что она не шутит, и засмеялся от охватившей его радости.

— Неужели такое возможно?

В ответ Ирина Константиновна только пожала плечами, что означало — а почему бы и нет?

Поезд ехал теперь уже вдоль большого озера, в густо-синей, почти до черноты, воде которого слабо отражались крыши небольшого провинциального, какого-то старинного городка. Подъехали к станции. Ирина Константиновна и Борис Сергеевич вышли на перрон. Еще не до конца стемнело, и в поздних сумерках было видно, как по перрону прогуливается несколько очень старомодно одетых пар. В деревянном одноэтажном здании станции тоже горели почему-то керосиновые лампы. «Наверное, здесь еще нет электростанции», — подумал Борис Сергеевич.

Громко прозвучал удар колокола. Мелодичный звон покатился по воздуху. Потом второй, третий… «Поезд отправляется!» — прокричал кто-то в темноте. Раздался свисток, запыхтел паровоз, маленький состав дернулся, лязгая буферами, и тронулся с места. Борис Сергеевич и Ирина Константиновна взобрались по ступенькам в вагон и увидели, что тот стал как будто меньше и похож на вагончик узкоколейки.

— У меня какое-то странное ощущение, — сказала Ирина Константиновна, — будто мы попали в прошлый век, но меня это, признаться, почему-то нисколько не удивляет…

Они вошли в свое купе и даже не удивились, что их попутчики исчезли. Очевидно, уже сошли, подумали оба. Тускло светила керосиновая лампа. Ирина Константиновна и Борис Сергеевич сидели рядом на скамейке, прижавшись плечами друг к другу, а поезд между тем, покачиваясь, шел вперед. Правда, сейчас уже не так быстро, как раньше. Наконец он замедлил движение и стал останавливаться. Ирина Константиновна и Борис Сергеевич, не сговариваясь, поднялись, взяли вещи и направились к выходу. Они сошли на деревянный настил перрона, поезд свистнул и исчез, словно растворился в ночи.

Светила луна, было тихо. Впереди виднелся маленький домик полустанка, окруженный палисадником. Они направились к нему, будто заранее зная, что за этим домиком их ждет возок, запряженный двумя лошадьми. Возница — какой-то бородатый мужчина, — поклонился им, взял вещи и пригласил садиться. Они забрались в возок, и он двинулся по укатанной грунтовой дороге. Все это Ирина Константиновна и Борис Сергеевич воспринимали как вполне очевидный и само собой разумеющийся факт. Они жадно дышали запахом травы, перемешанным с неповторимым запахом печного деревенского дымка. Где-то недалеко залаяла собака. Возок остановился.

— Ну вот наконец и приехали, — сказала Ирина Константиновна и пожала сухой горячей рукой руку Бориса Сергеевича.

Они соскочили на землю. Возница уже распрягал пофыркивающих лошадей. Борис Сергеевич и Ирина Константиновна пошли к деревянному дому, светящемуся желтыми окнами. Они не спрашивали, где они, что с ними, — они знали: здесь их ждут, здесь их дом. Не шелохнувшись, облитый голубым лунным светом, стоял в белоцветье сад, через который они шли туда, куда они хотели прийти…

Утром в купе принесли чай. Мелко позванивали ложечки в стаканах с чаем. Весело светило солнышко.

— Сегодня мне снился какой-то странный сон, — сказал Борис Сергеевич. — Он был удивительно похож на правду.

— Дом в лунном саду? — спросила Ирина Константиновна. — Мне он тоже снился. Впрочем, я нисколько бы не удивилась, если бы проснулась не здесь, а в том самом доме…

Мой друг Виталий пригласил меня в ресторан отметить покупку. Покупка прекрасно сидела на нем. Это был отлично сшитый финский костюм приятного серого цвета. Элегантный Виталий был похож в нем на киногероя. Кроме меня в ресторан была приглашена молодая особа, тоненькая и изящная, похожая на балерину. Ее присутствие еще больше воодушевляло моего друга, и он не переставал горделиво улыбаться.

Мы удобно расположились за столиком в ресторане. Виталий сделал заказ.

— Надо уметь держать себя в приличном обществе, — многозначительно заговорил Виталий. — В этом нет мелочей, все имеет значение. Как ты сидишь, как держишь голову, где у тебя руки, и даже как ты пользуешься салфеткой…

Я тут же аккуратно расстелил на коленях салфетку. Впрочем, лучше бы я этого не делал. Весь вечер она потом куда-то исчезала, и я чаще искал ее на полу под ногами, чем пользовался ею.

В ресторане было довольно жарко. Виталий с разрешения Люсеньки церемонно снял пиджак и бережно повесил его на спинку своего стула. Я забылся и облокотился о стол. Виталий выразительно посмотрел на меня — я поспешно убрал руку.

Слушая друга, я машинально отщипнул кусочек хлеба от куска, лежащего на общей тарелке, и стал жевать его. Виталий еще раз недвусмысленно посмотрел на меня. Вслед за ним на меня посмотрела Люсенька, и я чуть не подавился хлебом, который жевал. Я выпрямился, внутренне собрался и стал крайне осторожен.