В трубке недоверчиво молчали. Но желание увидеться с Таней победило Витино сомнение.

— У вас какой-то странный мужской голос, — сказал он. — Я не могу отделаться от впечатления, что вы мужчина и просто разыгрываете меня.

— Уверяю вас, — сказал папа, — я самая настоящая Таня.

— Ну хорошо, — со вздохом сказал Витя, — давайте встретимся завтра в том самом месте, где мы познакомились. Вы помните где?

— Еще бы, — подтвердил папа. — Конечно, помню. До встречи! — И папа, смеясь, положил трубку на рычаг телефона.

— А как ты думаешь отвертеться от свидания с ним? — спросила Таня. — Только имей в виду, я не пойду ни за какие коврижки. Выпутывайся сам. Но на всякий случай пригласи с собой милиционера.

— Да, теперь от свидания не отвертеться, — подтвердил папа.

В разговор вмешалась бабушка и заявила, что согласна пойти на свидание вместо Тани.

— Его надо морально добить, — решительно сказала бабушка, — представляете, какое у него станет лицо, когда он увидит меня?

— А ты не боишься за свою жизнь? — спросила Таня.

— Ну что ты, деточка. Пока он оправится от шока, я буду уже далеко. Я скажу, что в день знакомства была хорошо загримирована.

— Нет, вы не подходите, — бодро сказал папа. — Он сразу поймет, что мы дурачим его. Вот если бы… — и папа выразительно посмотрел на маму.

— Ты же знаешь, что я ужасная трусиха, — сказала мама. — У меня от одной мысли, что я встречусь с ним, поджилки трясутся. Он сразу скажет, что я не Таня.

Папа окинул маму критическим взглядом и уверенно сказал:

— Не скажет! Ты у нас еще ого-го! Таню за пояс заткнешь.

— Да он и сам не так уж молод, — сказала Таня. — По виду он твой ровесник.

— Вот видишь, — обрадовался папа. — Ты ему в самый раз. Отличная будет пара.

Маму готовили к свиданию всей семьей. Она сделала короткую стрижку, надела самые модные вещи дочери — сапожки на тонком высоком каблуке, узкую английскую юбку, тонкий белый шерстяной свитер.

— Однако! — восхищенно сказал папа и прищелкнул языком. — Однако!

Мама вернулась поздно вечером. Глаза у нее блестели, и от нее пахло шампанским. Она еще несколько раз довольно охотно ходила на свидание с Витей вместо Тани.

Вот так в конце концов мама и вышла замуж за Витю.

— Ты сам все это подстроил, — сказала она на прощание папе.

Жена Кузьмина Таисия стала подвергать своего законного супруга бойкоту. Скандал произошел по той простой причине, что Кузьмин надумал купить машину.

Таисия, конечно, смотрела в перспективу. А перспектива была довольно кислая — на ближайшие два-три года режим строжайшей экономии и тому подобное. Ему, конечно, потом ездить. А ей? Что ей за смысл во всем отказывать себе?

Ровно два года жена вынашивала планы мести. До тех пор пока он не пригнал под окна квартиры красного «жигуленка». В этот день Таисию словно подменили — она так и заюлила вокруг мужа: «Ванечка! Ванечка!» Он ласково гладил выпуклые поверхности «жигуленка» и снисходительно бормотал: «Вот то-то и оно!»

Однако же с этого дня, а вернее, ночи кончилась спокойная жизнь Кузьмина: «жигуленок» пуще младенца требовал глаз да глаз.

Кузьмин всю ночь напролет сидел у окна, сторожил свое диво на колесах, глаз с него не сводил. Под утро уже почти в беспамятстве отправлялся на работу. Вид у него зеленый, томный. С трудом соображает.

Зато Таисия стала усердно помогать ему — дежурить у окна, устанавливать сигнализацию, замки-секреты и тому подобное.

Да только не укараулили. Не помогли ни замки, ни сигналы. Вскоре просыпаются, а фары тю-тю. Сперли их, сволочи. Кузьмин чуть с ума не сошел. Еле его Таисия отходила.

А потом сообщила: «Я работала сверхурочно и вот купила себе сапожки». Он посмотрел на нее осоловелыми глазами и ничего не сказал.

Спустя две недели, когда измученный бдительностью Кузьмин заснул мертвым сном, «жигуленка» разули. Очень даже аккуратно. И колодки вместо колес поставили, подлецы.

Зато Таисия премию получила — хоть и слабое, но утешение. И на нее купила себе самое фасонистое платье — заграничного кроя в стиле сафари. Все в оборках.

А однажды проснулся под утро Кузьмин — подбежал к окну — «жигуленок» вроде на месте. Ан нет, оказалось, осталась от него одна яркая видимость — красная коробка. Все остальное бесследно исчезло…

И у Таисии горе — тетка какая-то в Саранске умерла. Правда, чтобы не очень убивалась, оставила ей кое-какие золотые вещички да французскую дубленку.

Несколько дней Кузьмин не ел и не пил. Но верно говорят, что нет таких ран, которые бы не затянуло время. Кузьмин постепенно отошел, спохватился наконец, как красива его родная жена, как она хорошо одета. И стал любить ее не меньше, чем новенького «жигуленка». Да и охранять ее к тому же было значительно легче. Не во дворе ведь находится, а всегда под боком.

В трудную минуту Таисия показала себя как настоящий друг — всячески ободряла и морально поддерживала мужа. И даже на тетино наследство купила ему новый костюм и пальто. И теперь уже не укоряла его, как прежде, жадностью. Тем более что к пропаже «жигуленка» лично она имела некоторое отношение.

Ведь это не кто иной как она сама потихоньку распатронила и распродала по частям «жигуленка», пока умаявшийся от бдительности Кузьмин спал крепким сном. Но пусть это останется между нами. Зато теперь Кузьмин любит жену пуще прежнего. Чем не хэппи энд?

Этот рассказ тоже о любви. Но на этот раз, извините, не к женщине, а к мебели и театру. И о человеке, который… Впрочем, все по порядку.

Васю Молодцова затирали. То есть ни во что не ставили. Даже невзирая на то, что он был еще не очень старым и довольно сносным на вид мужчиной, а кроме того, носил красивые вещи. Блестящие галстуки, пестрые рубахи, джинсики, штиблетики и прочее модное барахло. Но как он ни старался, все равно, на службе ли, в компаниях, на него обращали ноль внимания и фунт презрения. Обидно, конечно. А кого нынче удивишь джинсиками? Хоть бы и американскими. Никого. Вот бы изрек что-нибудь оригинальное. Тогда другое дело.

Ну, скажем, как это было на чьих-то поминках. Вдруг один плюгавенький субъектик среди общего шума и гама негромко так сказал: «А я могу достать любой импортный гарнитур!» И сразу стало тихо. Словно над головами прогремел раскат грома. Все заерзали на своих местах и проявили вдруг радостное изумление, а вслед за ним — прямо-таки ненормальное внимание к плешивому субъекту с тоненькими усиками. Как бы спохватившись — что ж это мы, братцы, чудаки, все о покойнике да о покойнике? А тут такой живой интересный человек сидит с нами. Женщины — те стали сразу прихорашиваться и посылать субъекту взглядами тонкие намеки, мужчины подливать ему в стопку самые лучшие напитки. Короче, о покойнике тут же бесповоротно и окончательно забыли и остаток вечера провели в самом приподнятом настроении от столь приятного знакомства.

И даже брюнетка, которая сидела рядом с Васей и которой он весь вечер упорно делал одни те же комплименты и перманентно гладил под столом ее круглое гладкое колено, и та, шельма, сразу же всем пренебрегла и подалась душой и сдобным телом в сторону плешивого гарнитурщика, так легко, без всякого труда разжегшего общий энтузиазм. Вот что было особенно обидно.

И сколько Вася потом ни старался, он не мог больше завладеть вниманием соседки. Ни комплиментами, ни анекдотами, ни сольной пляской.

Всего на минуту Васе удалось оторвать ее томный взгляд от субъекта с усиками, да и то, обернувшись к нему, она безжалостно, прямо в лоб спросила: «А вы можете достать гарнитур?» Вася смутился и, пробормотав: «А разве в гарнитуре счастье?» — полез рукой под стол.

Брюнетка вспыхнула, как промасленная пакля: «Ах, оставьте ваши шутки!»

«Это не шутки, — тушуясь, пробормотал Вася, — у меня самые серьезные намерения». Но брюнетка грубо отторгла его руку со словами: «Знаем мы эти намерения» и вновь повернулась к плюгавому типу.