Прежде чем я добрался до теневой суки, которую ненавижу сильнее, чем любое другое существо на этой земле, мой взгляд упал на тело, лежащее на вершине холма за пределами бушующей битвы, что-то инстинктивное внутри меня притянуло меня к нему и заставило все внутри меня застыть.

Нет.

Сами основы моего существа потряслись, когда я, пошатываясь, направился к нему, паника сковала мои руки, когда я упал рядом с ним, и горе перекрыло мне весь воздух, когда я коснулся его лица.

— Дариус, — прошептал я, его кожа была ледяной, а клинок из солнечной стали в его груди был так глубоко, что от его сердца, вероятно, ничего не осталось. Его глаза были закрыты, черты лица неподвижны, но даже в смерти он не казался спокойным.

Боль пронзила мое тело, словно кинжал, снова и снова вонзающийся в мою плоть.

— Мне так жаль, — простонал я, падая на него и прижимая его к своей груди, чувствуя, что подвел его.

Я должен был быть здесь, я должен был предотвратить это.

Я обнимал его, пока вокруг меня раздавались крики, пока Лавиния выслеживала последних повстанцев, и я знал, что смерть может настигнуть меня в любой момент, но я должен был уделить это время брату, какая-то часть меня все еще молилась, чтобы он вернулся. Но в глубине души я знаю, что его душа ушла. Унесена за Завесу. Я чувствовал пустоту его тела, и это разбило часть моего сердца, которое принадлежало только ему.

— Пожалуйста, очнись, — умолял я, не в силах вынести тяжесть этой потери. Он был не просто моим лучшим другом, он был одним из единственных хороших людей, которые были в моей жизни на протяжении стольких лет. Мы вместе сражались в сотне битв, и казалось невозможным потерять его сейчас, после всего, через что мы прошли.

Я издал отчаянный стон, заставив себя отпустить его, и положил его обратно в грязь.

— Я вернусь, — пообещал я сквозь острый, как бритва, ком в горле. — Я похороню тебя как следует, клянусь.

Я поднял голову, с трудом заставляя себя стоять, и устремил взгляд на Лавинию сквозь снег на ее башне теней, преследующую группу повстанцев с помощью своей извращенной силы. Мои руки дрожали, а морозный воздух резал кости, когда я выхватила меч, бросив последний взгляд на Дариуса и обнаружив, что мое сердце настолько переполнено местью, что я не мог думать ни о чем другом. За него, за Голубка.

Моя печаль превратилась в самый горький вид ярости, который я когда-либо пробовал, и внезапно двинулся со скоростью моего Ордена к ведьме, которая причинила нам столько боли. Она привязала мою пару к себе проклятием, которое могло уничтожить ее сегодня ночью, она заперла в себе душу моей сестры и заставила ее страдать столько лет.

Взмахнув мечом, я разрубил тени, державшие Лавинию, и она с испуганным криком повалилась на меня.

Но, конечно, она поймала себя прежде, чем упала на землю, зависнув в футе над ней на платформе из теней. Я бросился вперед, груз горя и гнева в моем сердце был настолько тяжел, что почти утопил меня, когда я нацелился убить ее. Она задохнулась, отпрянув назад, избегая взмаха моего клинка, и я снова взмахнул им с криком ненависти, используя скорость Ордена, чтобы рубить и резать, но она двигалась как ветер, избегая меня.

Мой клинок наконец-то вонзился в плоть ее шеи, и она закричала, когда ее голова была почти полностью отрублена. Но когда она взлетела на очередном вихре теней, пытаясь избежать моего следующего удара, ее темная сила обвилась вокруг ее горла, заживляя рану, из которой не сочилось ни капли крови.

Этот монстр был пуст, в ней нет сердца, нет органов, которые могли бы сделать её хоть немного похожей на живую. Она была создана из гнили и смерти, и пока тени непрерывно вливались в ее тело, возможно, ее нельзя убить. Но я, блядь, попытаюсь.

— Ах ты, вздорный маленький чертик, — прорычала она, снова опускаясь передо мной, и мои клыки обнажились, я снова бросился вперед, решив заставить ее кричать, если не больше.

Я попытался вогнать меч в ее грудь с криком отчаяния и гнева, вырывающимся из моих легких, но она щелкнула пальцами и окутала меня своей темной силой, вырвав меч из моей хватки, как будто я был сделан только из бумаги. И я догадался, что так оно и было — всего лишь бумажный человечек, разорванный и разрезанный на части звездами. Я был выкован ими, и они смяли бы меня в своем кулаке, как только закончат со мной. Возможно, Лавиния будет той, кто сделает это за них.

— Так, так, так, — промурлыкала она, возвышаясь надо мной, а ее тени обвились вокруг меня, как питон, связывая мои руки по бокам. — Я все думала, когда же мы снова увидимся сегодня. — Она злобно улыбнулась, и я оскалил клыки, бесполезно сопротивляясь ее хватке.

— Скажи мне, как снять проклятие, — приказал я, и она улыбнулась, подплыла ко мне ближе и провела пальцем по моему подбородку, заставив меня резко поднять на нее глаза.

— Я знала, что ты придешь ко мне, — прошептала она, на ее коже проступили черные вены, когда она пристально посмотрела мне в глаза. — Посмотри на эти кольца, — шипела она. — Красивые, красивые маленькие серебряные сокровища. Но смертные не могут спариваться с Фейри, и когда мне надоест играть с ней в зверя, возможно, я отзову своего питомца из ее тела и оставлю ее умирать, как слабую человеческую девушку», — насмехалась она. — Кольца твоей принцессы исчезнут навсегда. Пуф. Пока.

— Иди нахуй, — прошипел я. — Она моя пара независимо от этого.

— И сейчас? — засмеялась она. — И ты пришел заплатить цену за свою милую принцессу, Лэнс Орион? В конце концов, я связала твою кровь с проклятием.

При этих словах у меня запершило в горле, когда я вспомнил кровь, которую она пролила из меня в тот день. Так вот оно что? Разгадка лежит на мне? Что ж, тем лучше.

— Я заплачу за нее любую цену. Назови ее, и поклянись, что она будет свободна, — потребовал я, и она обдумала это, взгляд ее черных глаз подсказал, что именно на это она и надеялась все это время. У меня скрутило живот от мысли, что я так легко играю ей на руку, но Дарси должна быть свободна. Я сделаю все, что потребуется, чтобы добиться этого.

— Зачем ты делаешь это с нами? Почему бы просто не убить нас и покончить с этим? — огрызнулся я.

Она придвинулась ближе, вся тьма и смерть прилипли к ее плоти.

— Потому что однажды, давным-давно, Вега наказала меня. И теперь моя очередь отплатить, — прорычала она, в ее взгляде сверкнула месть. — Я заставлю их страдать, визжать и корчиться в агонии всеми способами, которые только смогу придумать. И сделать это очень просто, маленький охотник. Я уже превратила одну из них в убийцу, в чудовище, теперь осталось только забрать у нее короля, как у меня забрали моего.

— Так ты хочешь моей смерти? — Выдохнул я, и хотя чувствовал себя оцепеневшим от мысли о смерти прямо сейчас, я не почувствовал оцепенения от мысли о разлуке с Голубком.

— Возможно, — усмехнулась она, опустив руку к моему сердцу, и я почувствовал, как ее тени проникают в мое тело и заставляют его биться болезненно сильно из-за нее. Я был уверен, что вот-вот умру, звезды тянулись к моей душе, словно готовились в любую секунду вырвать ее из моего существа. — Твоя кровь — вот цена. Плоть, кости, сердце — все, что ты хочешь предложить. Ты можешь вырезать свое сердце из груди и отдать его мне сырым и окровавленным, если хочешь.

Мое сердце заколотилось, когда Лавиния освободила меня от уз своих теней, вернув мне мой меч, но с помощью своих теней направила мою руку так, что я повернул острие клинка к своей груди. Я взглянул ей в глаза, выхватил клинок из ее хватки и сильно прижал его к своей плоти, не желая, чтобы выбор был за ней.

Боль вспыхнула острой вспышкой, и я стиснул зубы, глядя в глаза своей судьбе и не дрогнув от ее жестокости.

Кровь хлынула из раны, когда я без тени сомнений отдал подношение. Было легко, когда я думал о Голубке, держал ее в своем сознании и не отпускал, когда адреналин сжигал мои конечности, умоляя не делать этого, но ради нее я готов на все.