Я была влюблена в него пару лет назад, после того как мы оба посетили благотворительный вечер в Праге.

Но сегодня вечером я замечаю, что на самом деле на каблуках я на дюйм выше его. Он вообще выглядит по-детски по сравнению с Данте. Это относится ко всем присутствующим здесь. Данте заставляет даже взрослых мужчин выглядеть мальчишками.

Тем не менее, я улыбаюсь Жюлю в ответ и благодарю его за напиток. Я всегда помню о своих манерах.

— Ты выглядишь… вау, — говорит Жюль, окидывая взглядом открытое зеленое платье. Я сняла куртку и оставила ее в машине с Уилсоном.

— Спасибо, — говорю я.

Обычно я бы покраснела, сожалея о своем выборе в море девушек, одетых так, словно они сошли с каталога Лилли Пулитцер. Но сегодня вечером я чувствую себя собой. Я вспоминаю, как Данте атаковал меня руками и ртом, как будто мое тело было самым соблазнительным из всех, что он когда-либо видел.

Он заставил меня ощутить себя чувственной. Желанной.

И мне это понравилось.

— Фернан и Эмили тоже здесь. Не хочешь посидеть за нашим столом во время ужина? — спрашивает меня Жюль.

Он жестом указывает на сцену, где установлены две или три дюжины накрытых белой скатертью столов с официальной сервировкой и накрытыми корзинками для хлеба, готовыми к работе.

— Я… ах!

Я как раз собиралась сказать «да». Пока не заметила неуклюжую фигуру на краю площадки, стоящую в стороне от огней. Хоть я и не вижу его лица, я сразу узнаю эти пропорции Голиафа.

— Что такое? — спрашивает меня Жюль.

— Мне нужно в дамскую комнату, — резко говорю я.

— Конечно. Она прямо за…

— Я смогу найти! — говорю я.

Я спешу прочь от Жюля, оставляя его стоять там с озадаченным выражением лица.

Я не подхожу непосредственно к Данте. Я иду так, как будто направляюсь к туалетным кабинкам, затем сворачиваю в противоположном направлении, ускользая от амфитеатра к деревьям Миллениум-парка.

Это первый раз, когда я напрямую нарушила правила.

Когда Данте угнал машину со мной на заднем сиденье, это была не моя вина.

То же самое, когда он вломился в мою комнату. Меня нельзя было винить ни в одной из этих вещей.

Но теперь я делаю сознательный выбор покинуть вечеринку и пойти на встречу с преступником в лесу. Это так на меня не похоже, что я едва узнаю себя. Я должна сидеть за столиком с Жюлем и потягивать газированный яблочный сок, как хорошая девочка.

Но это совсем не то, чего я хочу.

Чего я хочу, так это чтобы он преследовал меня в тени под деревьями. Я слышу его тяжелые шаги позади себя.

— Вы заблудились, мисс? — рычит он.

— Возможно, — говорю я, оборачиваясь.

Несмотря на то, что я пришла сюда, чтобы найти его, я все еще чувствую, как мое сердце подскакивает к горлу при виде него.

Я и не подозревала, что он стоит так близко. На каблуках мой рост почти шесть футов. Данте все еще возвышается надо мной. В ширину он, как минимум, вдвое больше меня. Это суровое, жестокое лицо наводит ужас в темноте. Его черные глаза блестят.

Я дрожу. Я ничего не могу с этим поделать. Я чувствую себя обнаженной, когда его взгляд блуждает по мне.

— Ты получила цветы, которые я тебе послал? — говорит Данте.

— Да, — пищу я.

Он подходит ко мне еще ближе, так что я чувствую жар его широкой груди всего в нескольких дюймах от моего лица.

— Ты надела это платье для меня? — спрашивает он.

— Да, — шепчу я.

— Сними его, — говорит он.

— Ч-что? — заикаюсь я.

Мы всего в сотне футов от вечеринки. Я все еще слышу музыку — кажется, Брамса. Я даже слышу приглушенный разговор и звон бокалов.

— Я сказал, сними его.

Я послушная девочка. Обычно я делаю то, что мне говорят. Особенно когда это исходит от авторитетного лица.

Прежде чем я успеваю подумать, я сбрасываю тонкие лямки платья с плеч, обнажая грудь на прохладном ночном воздухе. Я чувствую, как напрягаются мои соски. Их натянутость ощущается так, будто кто-то прикасается к ним, хотя Данте и не поднял руки. Пока что.

Я сбрасываю платье полностью на траву и опавшие листья. Затем я выхожу из него.

— Трусики тоже, — приказывает Данте.

Мое сердце бешено колотится. Я никогда не была полностью обнажена перед мужчиной.

Я цепляюсь большими пальцами за пояс нижнего белья и тоже стягиваю его вниз.

Теперь я стою обнаженная, если не считать пары туфель на каблуках, в роще деревьев в общественном парке. В любой момент любой желающий может пройти мимо. Я сопротивляюсь желанию скрестить руки на груди.

Я чувствую легкий ветерок, скользящий по моей коже, как человеческое дыхание. Когда воздух касается моих ног, я могу сказать, что я очень мокрая.

Данте молча оглядывает мое тело. Его лицо настолько бесстрастно, что я не могу сказать, о чем он думает. Но его глаза горят, как два черных угля.

— Повернись, — приказывает он.

Я медленно поворачиваюсь, пока он снова не оказывается позади меня.

— Наклонись, — говорит он.

Я не понимаю, зачем он это делает. Я не знаю, чего он хочет. Это не то, чего я ожидала, когда пришла встретиться с ним. Я думала, мы поговорим, или он снова меня поцелует.

Вместо этого я наклоняюсь, чтобы коснуться пальцев ног, что трудно сделать, стоя на шпильках на неровной земле.

Это унизительно, так выставлять себя напоказ. Что он планирует? Что, если он сфотографирует меня вот так? Я умру от стыда.

Я слышу, как он двигается позади меня, и почти выпрямляюсь. Я стою в этой ужасной позе только потому, что еще больше боюсь ослушаться его.

Данте становится на колени позади меня.

И опускает свое лицо мне между ног.

Сзади я чувствую, как его теплый, влажный язык скользит вверх по всей длине моей киски.

Это так приятно, что у меня чуть не подгибаются колени. Я остаюсь в вертикальном положении только потому, что его массивные руки сжимают мои бедра.

Данте ест мою киску так, словно умирает с голоду. Он лижет, сосет и засовывает в меня свой язык. Он лижет меня абсолютно везде. Это так влажно, интенсивно, и абсолютно чертовски возмутительно.

Уязвимость моего положения и интимность мест, куда он засовывает свой язык — это просто безумно. Не могу поверить, что позволяю это. Но мне слишком хорошо, чтобы все останавливать. Я чувствую себя грязной и непослушной, и мне это чертовски нравится.

Пока он трахает меня своим языком, он протягивает руку и трет мой клитор.

О боже, у меня такое чувство, что я годами ждала, когда он снова это сделает. Я так долго думала о нем, что через несколько секунд почувствовала приближение кульминации, безжалостный стремительный рывок к тому освобождению, которого, как я боялась, я больше никогда не испытаю.

Данте еще глубже зарывается лицом в мои самые нежные места. Он использует свои толстые, грубые пальцы, чтобы тереть, нажимать и ублажать меня именно так, как он хочет.

Согнувшись вот так, моя голова опущена к лодыжкам, и вся кровь приливает к мозгу. Когда я начинаю кончать, мне кажется, что у меня аневризма. За моими закрытыми веками взрываются фейерверки, и я понятия не имею, кричу ли я так же громко, как в своей спальне. Боже, я надеюсь, что нет.

Оргазм пронзает меня даже сильнее, чем раньше. Я падаю, и только огромные руки Данте, обнимающие меня, спасают меня от падения на землю.

Он прижимает меня к своей груди. Я обмякшая, а он крепкий, как дуб.

Когда я снова могу видеть, он помогает мне надеть платье. Мое нижнее белье пропало, его невозможно найти в темноте.

— Тебе понравилось? — спрашивает он меня.

— Да, — отвечаю я своим самым приличным тоном. — Это было очень приятно.

Данте смеется. Я впервые слышу его смех — глубокий рокот, который вибрирует в его груди.

— Хочешь прокатиться? — спрашивает он меня.

— С радостью.